Он прошел, не исследовав, мимо заливов Вулстенхолм-фьорд и Китового, а также мимо пролива Смит, начинающегося в глубине Баффинова залива; от пролива он прошел на таком далеком расстоянии, что даже не заметил его.

Больше того, когда Росс стал двигаться к югу вдоль западного берега Баффинова залива, перед настороженными взглядами исследователей открылся великолепный морской рукав, глубоко вдававшийся в сушу и имевший в ширину не меньше пятидесяти миль. Оба корабля вошли туда 29 августа, но едва они углубились на тридцать миль, как Росс приказал повернуть на другой галс под тем предлогом, что он ясно различил цепь высоких гор (которой он дал название гор Крокера), запирающих выход, Офицеры не разделяли его мнения, так как не видели даже холмов – по той простой причине, что рукав, в который они вошли, был не чем иным, как проливом Ланкастер, названным так Баффином и сообщавшимся на западе с открытым морем.

То же самое повторялось почти все время, пока они шли вдоль сильно изрезанных берегов; большей частью корабли держались на таком расстоянии от суши, что невозможно было различить никаких подробностей. Так, достигнув 1 октября входа в залив Камберленд, экспедиция не попыталась исследовать этот столь важный пункт, и Росс поспешил в Англию, повернувшись спиной к ожидавшей его славе.

В ответ на обвинения в легкомыслии и небрежности, Росс с гордой самоуверенностью говорил: «Льщу себя надеждой, что во всем существенном я выполнил поставленную передо мной задачу, ибо я доказал существование залива, простирающегося от Диско до пролива Камберленд, и навсегда покончил с вопросом относительно существования здесь Северо-западного прохода».

Трудно было сильнее заблуждаться.

Впрочем, неуспех этой попытки отнюдь не обескуражил исследователей. Одни видели в ней блистательное подтверждение старинных открытий Баффина, другие склонны были считать бесчисленные рукава, где море так глубоко и течение так сильно, чем-то другим, а не заливами. По их мнению, то были проливы, и не следовало терять надежду на открытие прохода.

Адмиралтейство, приняв во внимание эти доводы, немедленно снарядило два небольших корабля – бомбарду «Хекла» и бриг «Грайпер». 5 мая 1819 года они вышли из устья Темзы под командованием лейтенанта Уильяма Эдуарда Парри, не разделявшего мнения своего начальника в вопросе о существовании Северо-западного прохода. Оба корабля без особых происшествий достигли пролива Ланкастер; затем, пробыв неделю в плену среди льдов, которые забили пролив на протяжении восьмидесяти миль, они вошли в тот залив, который, по мнению Джона Росса, упирался в цепь гор.

Джон Росс

Горы существовали лишь в воображении мореплавателя, и все замеченные признаки безошибочно говорили за то, что это был пролив. На глубине трехсот десяти саженей лот не достигал дна; постепенно стала ощущаться зыбь; температура воды повысилась до шести градусов, и за один только день было замечено не меньше восьмидесяти крупных китов.

Высадившись 31 июля в бухте Поссешен, где путешественники побывали в прошлом году, они увидели там еще сохранившиеся следы своих шагов, что свидетельствовало о незначительном количестве снега, выпавшего за зиму.

В ту минуту, когда, подняв все паруса и пользуясь попутным ветром, оба корабля вступили в пролив Ланкастер, сердца у всех забились сильнее.

«Легче представить себе, – рассказывает Парри, – чем описать беспокойство, написанное на всех лицах в то время, когда мы, увлекаемые все усиливавшимся ветром, со все возраставшей скоростью двигались по проливу; во вторую половину дня на марсах теснились офицеры и матросы, и постороннего наблюдателя, если такой возможен при подобных обстоятельствах, немало позабавила бы горячность, с какой передавались сообщения впередсмотрящих; пока что все известия были благоприятными и отвечали нашим самым честолюбивым надеждам».

И действительно, насколько хватало взора, свыше чем на пятьдесят миль оба берега тянулись параллельно друг другу. Высота волн, отсутствие льдов – все должно было убедить англичан, что они достигли открытого моря и так давно отыскиваемого прохода, как вдруг им преградил путь остров, перед которым скопились огромные массы льда.

Однако к югу мореплаватели увидели рукав шириной примерно в десять лье. Они надеялись, что там путь не будет так загроможден льдами. Странная вещь, — пока шли проливом Ланкастер к западу, колебания стрелки компаса усиливались; теперь же, когда свернули на юг, компас как будто потерял всякую чувствительность, и можно было наблюдать любопытное явление: способность магнитной стрелки указывать направление настолько ослабела, что стрелка не могла больше сопротивляться притяжению самого корабля, и компас в сущности показывал северный полюс «Хеклы» или «Грайпера».

По мере того как корабли продвигались к западу, морской рукав расширялся и берег заметно отклонялся к юго-западу; но после того как было пройдено сто двадцать миль, мореплаватели наткнулись на ледяную преграду, помешавшую им продолжить путь в этом направлении. Итак, они достигли пролива Барроу, по отношению к которому пролив Ланкастер является лишь преддверием, и очутились в свободном от льда море – том самом, что несколькими днями раньше они видели загроможденным льдинами.

На 72°15' северной широты был замечен проход – пролив Веллингтона шириной около восьми лье; совершенно свободный от льда, он, по-видимому, не был прегражден сушей. Открытие пролива убедило исследователей, что они находятся среди огромного архипелага, и это вселило в них новую уверенность.

Однако плавание в туманах стало опасным; количество островков и мелей увеличилось, льдин скоплялось все больше, но ничто не могло остановить Парри в его движении на запад. На одном большом острове, получившем название Батерст, матросы обнаружили остатки нескольких эскимосских жилищ, а также следы северных оленей. Здесь были произведены магнитные наблюдения, которые привели к выводу, что путешественники находятся к северу от магнитного полюса.

Вскоре на горизонте показался еще один большой остров, Мелвилл, и, несмотря на льды и туман, препятствовавшие продвижению экспедиции, кораблям удалось пересечь 110-й западный меридиан и таким образом получить право на премию В сто тысяч фунтов стерлингов, обещанную парламентом.

Расположенный поблизости мыс получил название мыса Щедрости, а хорошую якорную стоянку по соседству назвали заливом Хеклы и Грайпера. В глубине этого залива, в Уинтер- Харбор, оба корабля провели зиму. Со смятыми снастями, защищенные парусами, подбитыми толстым слоем ваты, они были окутаны пеленой снега, между тем как во внутренних помещениях стояли печи и калориферы. Попытка охотиться окончилась лишь тем, что несколько человек отморозили себе руки или ноги, так как все животные, за исключением волков и лисиц, покидают остров Мелвилл в конце октября.

Чем скрасить скуку длинной зимней ночи?

Тут офицерам пришла мысль организовать театр; первое представление состоялось 6 ноября, в тот самый день, когда солнце исчезло на три месяца. Затем, показав на рождестве пьесу, полную злободневных намеков, они стали выпускать еженедельную рукописную газету, называвшуюся «Газета Северной Георгии и Зимняя хроника» (The North Georgia gazette and Winter Chronicle»). Эта газета, редактором которой был Сабин, вышла в количестве двадцати одного номера и по возвращении экспедиции в Англию удостоилась чести быть напечатанной.

В январе появилась цинга, и бурное течение болезни вызвало вначале сильную тревогу; но разумное применение противоцинготных средств и ежедневная раздача свежей горчицы и кресса, который Парри удалось выращивать в расставленных вокруг печки ящиках, сразу же ликвидировали болезнь.

7 февраля вновь показалось солнце; хотя должно было пройти еще много месяцев, прежде чем представится возможность покинуть остров Мелвилл, начались приготовления к отплытию. 30 апреля термометр показывал ноль, и матросы, сочтя столь низкую еще температуру за наступление лета, хотели расстаться с зимней одеждой. Первая белая куропатка появилась 12 мая, а на следующий день увидели следы северных оленей и мускусных быков, начавших свой переход к северу. Но особенно обрадовались и удивились моряки 24 мая, когда пошел дождь.