Благодаря своему положению промежуточного пункта торговли между Китаем и всем остальным миром Макао (Аомынь)-один из немногих остатков колониального могущества Португалии-долгие годы был процветающим городом. К 1825 году он уже находился в упадке, и его благосостояние поддерживалось только контрабандной торговлей опиумом.

«Фетида» зашла в Макао (Аомынь) лишь для того, чтобы высадить там миссионеров и продемонстрировать французский флаг. Поэтому уже 8 января 1825 года Бугенвиль покинул этот порт.

Плавание до бухты Туран не ознаменовалось никакими достойными упоминания событиями. Но по прибытии туда Бугенвиль узнал, что французский резидент Шеньо уехал в Сайгон с намерением зафрахтовать там барк для отправки товаров в Сингапур. Командир не знал теперь, к кому обратиться, и, не застав единственного человека, который мог помочь в осуществлении его планов, сразу же решил, что ему грозит неудача. Тем не менее он тотчас же послал в Гуэ письмо с изложением сущности своей миссии и с просьбой разрешить ему лично явиться в столицу в сопровождении нескольких офицеров.

Время, протекшее до получения ответа, французские моряки использовали на подробный осмотр бухты и ее окрестностей, а также знаменитых мраморных скал, привлекающих внимание всех путешественников.

Некоторые авторы считают бухту Туран одной из самых красивых и самых обширных во всем мире. Но Бугенвиль придерживается другого мнения и полагает, что лишь очень незначительная часть ее безопасна. Деревня Туран расположена на берегу моря у входа в канал Файфо, на правом берегу которого возвышается построенная французскими инженерами крепость с гласисами,[142] бастионами и сухим рвом.

Французов, считавшихся старинными союзниками, всегда принимали здесь благожелательно и без опасений. Не так, по- видимому, обстояло дело с англичанами, которым не разрешали сходить на берег, между тем как морякам «Фетиды» сразу же было дано право заниматься рыбной ловлей и охотой; они пользовались полной свободой передвижения, и им оказывали всяческое содействие в закупке свежих съестных припасов.

Благодаря предоставленной французским офицерам свободе, они могли совершать прогулки по окрестностям и делать интересные наблюдения. Один из путешественников, Туан, так рисует вьетнамцев (аннамитов):

«Они скорее ниже среднего, чем выше среднего роста, и в этом отношении почти не отличаются от китайцев Макао. Кожа у них желтовато-коричневая, лицо плоское и круглое. Однако их темные глаза не сужены, как у китайцев. У них приплюснутый нос, большой рот; толстые губы всегда черные из- за постоянной привычки мужчин и женщин жевать листья капустной пальмы, смешанные с бетелем и известкой».

Больше всего поражает нищета аннамитов на фоне плодороднейшей местности, и это оскорбительное несоответствие свидетельствует об эгоизме и нерадивости местного правительства, а также о ненасытной жадности чиновников.

На полях растут маис, сладкий картофель, маниок, табак, рис. Прекрасный вид посевов говорит о тщательном уходе за ними: море снабжает население разнообразной рыбой; в лесах скрываются множество птиц, тигры и носороги, буйволы и слоны, а также обезьяны, повсюду встречающиеся в большом количестве. Вышиной в четыре фута, пестро окрашенные – туловище жемчужно-серого цвета, ляжки черные, ноги красные – эти обезьяны имеют к тому же красный «воротник» и белый «пояс», что придает им такой вид, словно они одеты. Они обладают изумительной физической силой и, прыгая с ветки на ветку, могут преодолевать огромные пространства. Нет ничего забавнее стаи этих животных штук в двенадцать, сидящих на дереве, гримасничающих и кривляющихся самым причудливым образом.

«Однажды, находясь один на опушке леса, – рассказывает Бугенвиль, – я ранил обезьяну, высунувшую свой нос из листвы. Она обхватила лицо обеими руками и принялась испускать такие стоны, что в ту же минуту ее окружило штук тридцать сородичей. Я поспешно перезарядил ружье, не зная, что меня может ожидать, ибо среди этих животных встречаются такие, которые не боятся нападать на человека; но вся стая, захватив раненого товарища, снова скрылась в чаще леса».

Другая экскурсия имела своей целью осмотр мраморных скал на реке Файфо. Там находятся очень интересные пещеры; в одной из них можно увидеть свисающую со свода огромную колонну, нижняя часть которой совершенно не касается земли. Сталактитов[143] в этой пещере нет, но в глубине ее слышен шум падающей воды.

Несколько дальше на открытом месте французские моряки увидели развалины древнего сооружения, расположенные рядом с гротом, в котором стоял идол. В одном из углов грота был боковой ход; Бугенвиль пошел по нему и вскоре очутился в огромной круглой пещере, освещенной сверху и образующей куполообразный свод, вышиной по меньшей мере в шестьдесят футов. «Представьте себе, – пишет он, – колонны разноцветного мрамора, из которых многие кажутся высеченными из бронзы, так как они покрыты слоем зелени, образовавшейся от времени и сырости; представьте себе лианы, пересекающие в вышине каменный свод и спускающиеся вниз, одни в виде пучков, другие в виде лент, как бы предназначенные для того, чтобы поддерживать люстры; представьте себе напоминающие огромные органные трубы группы сталактитов, нависшие над головой, алтари, изуродованные статуи, страшные чудовища, высеченные из камня – одним словом, целую пагоду, занимающую, однако, лишь очень незначительную часть грандиозного помещения! Соберите все это воедино, осветите тусклым призрачным светом, и, может быть, вы получите некоторое понятие о том, что внезапно поразило мой взор».

20 января 1825 года корвет «Эсперанс» присоединился, наконец, к фрегату. Два дня спустя прибыли два представителя двора Гуэ и попросили у Бугенвиля вручить им привезенное письмо. Но так как тот имел распоряжение передать его только самому императору, это требование повело к длительным и не лишенным комизма переговорам.

Церемонии, сопровождавшие все действия кохинхинских царедворцев, напомнили Бугенвилю анекдот о после и губернаторе Явы, которые, стараясь перещеголять друг друга в степенности и дипломатической осторожности, просидели вместе целые сутки и расстались, не обменявшись ни словом. Командир не принадлежал к числу людей, способных проявлять такое долготерпение, но он так и не смог получить разрешение, которого добивался, и переговоры окончились ни к чему не обязывающим обменом подарками.

В общем, единственным положительным результатом всех свиданий было заверение императора, что он с удовольствием увидит французские корабли в своих портах при условии соблюдения законов империи.

С 1817 года Франция была почти единственной страной, поддерживавшей более или менее дружественные отношения с Кохинхиной; этим она была обязана присутствию своих резидентов при дворе и делала все зависящее от нее, чтобы сохранить исключительное положение, в которое ее поставили старинные дружеские отношения с кохинхинским правительством.

Женщины деревни Туран

17 февраля оба корабля покинули бухту Туран, собираясь посетить острова Анамбас, еще никем не исследованные. 3 марта на горизонте показался этот архипелаг, и выяснилось, что он ни в коей мере не походит на острова Анамбас, указанные на английской карте Китайского моря. Бугенвиль был приятно изумлен при виде открывавшихся его взору все новых и новых островов и островков, которые, несомненно, представляли собой прекрасные якорные стоянки в период муссонов.

Оба корабля проникли в середину архипелага и занялись гидрографической съемкой. В то время как суда вели эту работу, приблизились две легкие пироги. Одна из них пристала к «Фетиде», и на палубу поднялся мужчина лет пятидесяти, грудь которого была испещрена шрамами, а на правой руке не хватало двух пальцев. Он уже спустился было в межпалубное пространство, но устрашающий вид пушек и ружей, составленных в пирамиды, заставил его вернуться в свою пирогу.