***

– Хаскинс.

За звуком, с которым пожитки Лоуренса опустились на землю, он едва не пропустил это короткое слово. Когда он наконец понял, что пастух только что представился, то поспешно протянул правую руку.

– Я Крафт Лоуренс.

– …

Они обменялись рукопожатием, стоя в дверях; ладонь Хаскинса оказалась жесткой, как овечье копыто.

– А это Хоро и Коул. Ветры судьбы свели нас вместе.

– Рада познакомиться.

– Рад познакомиться.

Хаскинс ничего не ответил, лишь молча пожал им руки. Кроме имени, он вообще не произнес ни слова. Его рука была цвета снега, смешанного с сеном; кроме того, у него были длинные брови и борода почти до груди. Крепкое телосложение – он был не сгорблен, не худ; серые глаза под морщинистыми веками цепко смотрели вдаль. От него не исходило ощущения какого-то особого проворства, зато веяло надежностью. Чем-то он походил на старого дикого барана.

Истинный пастух, покоритель лугов. Живое воплощение пастушества. В общем, Хаскинса много как можно было описать. Почтенный человек, внушающий уважение всем обликом.

– Благодарю тебя за согласие нам помочь.

По словам Пиаски, пастухи, живущие вместе с Хаскинсом, приходили домой лишь раз в несколько лет. Хаскинс готов был предоставить свободные комнаты Лоуренсу и его спутникам при условии, что те будут заниматься приготовлением пищи. Конечно, это был далеко не постоялый двор, и в комнатах не было очагов… лишь общая кирпичная печь. И все же это был рай по сравнению с необходимостью спать в толпе незнакомцев или на грязных холодных камнях.

– Ночью я присмотрю за огнем. В остальном вы можете делать что хотите.

Говаривали, что пастухи, целыми днями присматривающие за бессчетными стадами овец и живущие в неимоверно суровых условиях, становятся более святыми, чем настоящие святые. К Хаскинсу это подходило более чем к кому бы то ни было. Попытки завести разговор со старым пастухом едва ли приведут к успеху.

Да, похоже, Хаскинс не испытывал желания с кем-либо общаться. Поняв это, Лоуренс кивнул и не стал отвечать. Окинув всех троих взглядом, Хаскинс легонько кивнул и направился в комнату с печью.

– Он что, священник?

Этот вопрос Коул задал, как только шаги Хаскинса достаточно удалились. Вопрос вовсе не казался странным – Лоуренс и сам легко мог себе представить, как люди, сбившиеся с жизненного пути, просят его о наставлении.

– Он больше похож на мирского мудреца-отшельника, тебе не кажется?

– Это ты надо мной, что ли, смеешься? – спросила Хоро, набившая рот малиной сразу же, как только их пожитки очутились в комнате. Лоуренс кинул на нее короткий взгляд и наигранно пожал плечами.

– Похоже, у нас больше еды, чем я думал. Даже с учетом доли Хаскинса мы протянем довольно долго. А раз тут повсюду полно торговцев, то, даже когда наша еда подойдет к концу, это не станет серьезной проблемой.

– Да, но недавно я видел большую очередь к колодцу, так что проблемы могут быть с водой.

Коул, как всегда, был наблюдателен. В нищем странствии нет ничего важнее воды. Когда практически нечего есть, можно продержаться неделю, без воды же – всего ничего.

– Может, мне сейчас сбегать?

– Это было бы лучше всего… ладно, значит, вода за тобой. Она нам и для готовки понадобится, и еще надо не забывать, что за ночь колодец может замерзнуть.

– Бегу!

Коул, похоже, был из тех, кому легче, когда у них есть какое-то задание. Весело ответив, он ухватил ведро и кожаный мех и выскочил наружу. Лоуренс, глядя, как Хоро, не обращая ни на что внимания, лениво поглощает ягоды, почувствовал, что должен что-то сказать.

– Хоть я и подтрунивал над тобой только что, пожалуйста, не сердись.

Чувства не отображались на лице Хоро, но на самом-то деле она тоже хотела быть полезной. Только вот из-за того, что она этого не показывала, иногда случалось, что от нее так и не было никакой помощи.

– …Похоже, ты постепенно совершенствуешься.

– Хотелось бы думать, что я провел с тобой достаточно много времени для этого.

– Хех. Не будем об этом; но если нам придется остаться здесь достаточно надолго, чтобы начать беспокоиться о еде, для меня это будет весьма неприятно.

Она сунула в рот последнюю ягодку и приподнялась.

– Это верно. А застрять мы можем – например, если все завалит снегом. Если уж где-нибудь застревать, то лично я предпочел бы в городе.

– Для меня это одна из причин, но есть и вторая.

– Есть и вторая?

– О да. Возможно, ты окажешься погребен заживо в шерсти всех тех овец, что я сожру.

– Пожалуйста, приложи все усилия, чтобы до этого не дошло.

Лоуренс сказал это в шутку, но подумал, а шутила ли Хоро. Ему лишь мельком удалось взглянуть на стадо, но, похоже, руно у овец было превосходное. А раз руно отличное – почти наверное и мясо вкусное.

– С другой стороны, любому путешественнику, кто здесь застревает, не остается ничего другого, кроме как обмениваться слухами. Нам же нужно собирать сведения, так что для нас это самое подходящее, не так ли?

– Не обязательно. Слухи могут расходиться слишком быстро, и тогда из них никому пользы не извлечь. Нам важнее всего решить, как втихую собрать сведения о костях и не привлечь к себе внимания.

Лоуренс принялся обдумывать эти слова Хоро, поглаживая начавшие уже завиваться волосы на подбородке. Впрочем, выбор был небогат, так что и думать долго не пришлось. Держать рты других людей на замке чрезвычайно трудно. А значит, единственным выходом было – заручиться помощью кого-то, кому можно доверять.

Лишь один человек годился. Однако Лоуренса невольно охватила нерешительность при мысли о том, чтобы просить Пиаски о помощи. Пиаски – выдающаяся личность; настолько выдающаяся, что Лоуренсу не хотелось стоять рядом с ним перед Хоро.

– Не вижу никакой проблемы. В стае, где два вожака, они часто грызутся, как и двое старейшин в клане. Нет нужды беспокоиться из-за таких мелочей.

Она в точности угадала, что его тревожило. Но, каким бы тугодумом Лоуренс ни был, ему было невероятно трудно признать, что причина его нерешительности – опасение, что Хоро слишком хорошо поладит с Пиаски.

К несчастью, молчать сейчас – лишь играть на руку Хоро. В худшем случае она даже может принять его нерешительность за недоверие. Поэтому Лоуренс произнес так, будто намереваясь выложиться без остатка на переговорах колоссального масштаба:

– Сейчас мне безразлично, к кому ты будешь ближе.

На его слух, это заявление было идеальным. Он не сомневался, что даже Хоро не сумеет поймать здесь ложь. Однако же у нее было такое выражение лица, словно она наблюдала за идущим прямо в капкан кроликом.

– Хмм? Или ты не вожак стаи?

И ее лицо мгновенно стало совсем другим.

– Ты стараешься поладить с тем самцом, одновременно оставаясь настороже, не так ли? Что ж, когда кто-то лишь начинает вести стаю, нередко бывает, что он чересчур сильно старается. Не могу сказать, что не понимаю этого…

Лоуренс еще раз прокрутил в голове предыдущие слова Хоро. Нарочно подпускать неопределенность в свои фразы она умела просто потрясающе. Более того, она отлично знала, как люди будут эти фразы понимать.

– Я всегда считала тебя вожаком, а оказывается, ты тревожишься вот об этом? Ты не только считаешь вожаком меня, но и надеешься, что я не перенесу свою привязанность на другого?

Она улыбнулась довольной улыбкой.

– Какой же ты милый мальчик.

Сто лет уже Лоуренсу не приходилось так краснеть. Он даже застонать не мог. То, как она непочтительно опустила голову и ткнулась ему в руку подбородком, виляя хвостом, разожгло в нем безумное желание со всей силы ущипнуть Хоро за щеки, а потом завернуть в одеяло и вышвырнуть в ближайшее окошко.

Но если он сейчас выйдет из себя, это лишь подольет масла в огонь – его позор лишь увеличится, а наказание станет злее. Он убедил себя, что сдаться, лишь обозначив намек на вызов, – лучший выход, и выкинул белый флаг, как подобает хорошему торговцу.