Перефразируя Альбера Камю, не будет преувеличением сказать, что Мительман - "человек и художник бунтующий". Его художественные полотна попадают в нервный узел общества. Будучи человеком одаренным и пылким, он пишет картины, пронзительно и точно резонирующие со временем. Они (картины), - возможно, наиболее адекватное живописное выражение эсхатологического предчувствия и своего рода катарсиса.
Емкие и личностные, его создания - это "картинный зал души" художника (Г. Гессе). В его мощных по цвету, острых по рисунку картинах вполне экспрессионистический драматизм естественным образом сочетается с грациозностью. Энергия мазка, нервическая и в высшей степени выразительная деформация натуры при последовательном сохранении предметности кажутся прямым развитием экспрессионизма. Именно в общем, не столько историческом, сколько эстетическом смысле. Это тенденция новейшего искусства, ведущая начало еще от Бодлера, эстетизация всего, вне зависимости от предмета, скорее вопреки ему. Его творчество - это концентрированная реализация эмоциональной, содержательной, но уходящей от традиционного жизнеподобия в искусстве темы. Оно словно бы вобрало в свое поле все иррациональное, интуитивное, трагическое, что есть в культуре нашего времени. Художников можно (конечно, условно) разделить на декораторов и революционеров. Первые, по определению Пикассо, создают произведения для украшения жилищ, творчество вторых - активное, наступательное, оно настораживает власть предержащих и эпатирует обывателей. Мительмана, безусловно, следует отнести ко второму типу.
Нам часто доставляют удовольствие милые банальности искусства, его избитые ухищрения, его надуманные красоты. Но бывают дни, когда нас охватывает стремление к непреклонной взыскательности - торжественный, священный праздник ума, когда все банальные приемы, все мелкие удачи лишь нагоняют на нас тоску, и только лучшее из лучшего не вызывает раздражения. В такие дни мы становимся аристократами художественного вкуса. Безоговорочно мы не принимаем даже Микеланджело, даже Рафаэль для нас не весь хорош. Нам хочется не столько красоты, сколько обнаженной правды. Искусство Мительмана доставляет нам именно её. Савелию были глубоко чужды живопись безвольная, не выражающая характера и позиции художника, и отсутствие в живописи острой аналитической мысли. "Критерии в живописи косвенно существуют, но до определенного предела. Там, где живопись не поддается логическому анализу, критерии сами собой отпадают, как осенние листья", - записывает он в дневнике. Здесь его мысли перекликаются с мыслями замечательного исследователя классического искусства Винкельмана: прежде, чем кисть коснется холста, ее надо наполнить мыслью. Свой метод работы Савелий определял как концептуальный синтез - "Чтобы создать свой стиль, надо собирать, а не растаскивать". И он упорно и кропотливо собирал, чтобы обновить свое искусство. В его творческом генезисе просматриваются традиции Домье и Гойи, Федотова и немецких экспрессионистов, Дали. Его творчество трудно отнести не только к одному, но да же к нескольким направлениям. Искусство Мительмана - это своего рода пластический апокалипсис, откровение. Оно всегда образно. Свое видение художник передает с помощью метафор, символов, аллегорий, образов. Его помыслы направлены на последнюю борьбу добра со злом.
"Величайшие взлеты искусства ХХ века были достигнуты в результате неукротимого волевого напора" (дневник).Этот волевой напор ощутим в каждом произведении Мительмана. Отсюда и своеобразная эстетика его полотен. Это своего рода экспрессивный динамизм. Сила Мтельмана-художника не столько в колористическом даровании, сколько в редкой драматургии живописного воображения.
При чтении дневника поражает глубина мысли и отточенная художественная форма ее выражения. Ярким и образным языком он писал манифесты к своим выставкам. Мы живем в преимущественно вербальном мире. Созданию работы у Мительмана предшествовала ее идея, то есть нечто, имеющее словесное выражение. Постмодернизм утверждает тотальность языкового мироощущения. Быть может, именно поэтому постмодернизм пользуется материалом литературы. Конечно, Савелий был не только нашим современником, но и активнейшим участником социально-политических и художественных процессов и, следовательно, невольно действовал в парадигме постмодернизма. Он стремился найти нечто среднее между словом и изображением, найти визуальный язык, в котором ведущая роль принадлежит графическому мышлению, а живописные приемы используются скорее как фоновые.
Восприятие картин Мительмана требует понимания культурно-исторических обстоятельств их появления на свет. Особенно показателен в этом плане период с середины восьмидесятых годов до двухтысячных. Он явился пиком в творчестве художника. В работах, созданных им в это время, с наибольшей полнотой звучит его авторское «я», бурно протестующее против бездуховности, жестокости, конформизма, охвативших общество. Сами названия работ — красноречивые свидетельства времени их создания и морального климата общества: «Одичание» (1992), «Гласность» (1989), «Урок истории» (1977), «Рождение номенклатуры» (1986), «Юстиция» (1998), «Процесс» (1991), «Катастройка» (1990), «Конформист» (1982) и «Неправый суд» (1991)- Собранные вместе, эти работы представляют некую фантасмагорию. Это крик неспокойной совести Мительмана — Гражданина и Художника. В этих ярко эмоционально-образных по форме и глубоких по смысловому содержанию полотнах живет историческое время. Ведь картина — всегда прошлое, способное вдруг осветиться надеждой на будущее, а при долгом разглядывании неожиданно шепнуть, что она — настоящее, в качестве какового и занимает свое почетное место на стене рядом с часами. Но часы отсчитывают наше внешнее время, картина же являет нам свое время, впуская нас в свое пространство. Открытость, чистота, искренность — эти качества должны быть имманентно присущи подлинному художнику. Таковым был Савелий Мительман. В его работе «Счищая накипь» (1995), человек, обнаженный по пояс, решительными движениями рук очищает тело от грязи, причем его лицо очень напоминает самого автора. Эта работа, безусловно, психологически автобиографична, и ее, без сомнения, можно отнести к программным в его творческом наследии. Художник много размышлял о философско-исторических проблемах мироустройства. Этой теме посвящены его работы «Урок истории» (1977) и «Рождение номенклатуры» (1986), в которых эмоциональным и смысловым центром является образ Сталина. В «Уроке истории» Иван Грозный — диктатор давно ушедшей Руси — наставляет Сталина — диктатора эпохи, ушедшей совсем недавно. Зловещую атмосферу картины создают такие детали: брусчатка Красной площади похожа на человеческие черепа, а напротив фигур Сталина и Грозного — готовое принять очередную жертву Лобное место с приставленной к нему лестницей. Усиливает трагизм наброшенная на Лобное место белая ткань.
Страстный протест против бесчеловечности звучит в картине «Ленин и проститутка». Здесь Ленин предстает палачом, а проститутка — жертвой. Главную роль играет экспрессивный жест вождя. В нем — единство моторной и зрительной активности. Эмоциональность восприятия произведения резко усиливает исполненный в ярко-красных тонах фон, символизирующий потоки крови.
Сквозной мотив в творчестве Мительмана — абсурд и обесчеловечивание, дегуманизация основ существования человека. Он звучит в работе «Зимнее утро» (1970), затем в «Процессе» (1981) и в повторе этой работы 1991 года. В названии «Процесс» заложен культурный код, отсылающий одновременно к великому роману Кафки и к обэ-риутскому фильму «Мясорубка №1». Смысловым центром в этой работе является гигантская мясорубка — производитель человеческого фарша. Произведение воспринимается как художественно-социальная метафора.
Савелий Миттельман не был одномерным человеком. Поэтому его творчество амбивалентно. У него немало работ другого настроения, настроения грез, мечтаний и тонкой лирики. Они созерцательны, в них отсутствует динамика, в них ностальгия по потерянному прекрасному. Эти работы тоже создают единый цикл: «Венеция в снегу» (2003), «Толедо» (1998), «Сеговия» (2000), «Андалусия» (2001) и «Карнавал в Амстердаме» (2004).
