Целая компания является к вам домой и в вашем присутствии осматривает весь дом от погреба до чердака; гости засовывают свой нос повсюду, чтобы знать доподлинно, что оставил и чего не оставил ваш дедушка.
Два востроносых писца простукивают деревянную обшивку стен, заглядывают под столы, переворачивают стулья; они, подобно Кромвелю, ищут повсюду дух Господень[110], только Господин этот — не тот, о каком пеклись члены Кромвелева парламента. Пока нотариус или писец заносят предмет в опись, оценщик определяет его стоимость.
Теперь представьте, в какой расход вводят вас эти табакерки и картины!
— Ах! Превосходная вещица! — восклицает писец.
Нотариус подхватывает, зовет оценщика; все рассматривают «вещицу», восхищаются ею; вы польщены, вам хочется рассказать, где и когда дедушка раздобыл этот шедевр, как сильно он был к нему привязан; слушают вас с величайшим вниманием: время-то идет.
Правда, первый или второй писец то и дело приговаривает очень сердито: «Не будем терять времени; за работу, господа; время — деньги».
Однако любопытство человеческое необоримо, и всякая вакация наполовину состоит из подобных сцен. Вы в восторге от скорости, с какой трудятся эти господа, от их умения отыскивать тайники, куда скупцы запрятывают деньги и завещание; понятно, что меньшим числом вакаций обойтись решительно невозможно.
Между прочим, после смерти госпожи де Помпадур опись ее имущества составляли целый год.
Не стоит и говорить, что заодно вам преподнесут заверенную копию описи, стоящую безумных денег; запомните раз и навсегда: с самого начала нужно заявить самым решительным образом, что копия описи имущества вам не нужна.
Подлинник занимает страниц десять, от силы двадцать; будьте уверены, однако, что копия непременно обретет форму толстенного четырехсотстраничного ин-кварто. Метаморфоза чудесная — примерно такая же происходит с актером Перле: только что вы видели его в «Нищем гурмане» длинным и тощим, и вот уже в «Каморке привратника» он является перед вами пухлым толстяком.
Итак, повторяю: ни в коем случае не просите у нотариуса копии никаких документов, за исключением купчих; достаточно записать дату заключения сделки и имя нотариуса. Это правило важнейшее; вообразите, например, что вы женитесь и нотариус преподносит вам копию брачного контракта на пергаменте; она со всех сторон перевязана премиленькими розовыми ленточками, которые реют, словно знамена, оповещающие о вашей победе! Можно ли не вознаградить подобную нотариальную любезность? За все хорошее приходится платить.
* * *
Другая важная область деятельности нотариусов, о которой мы, впрочем, не вправе распространяться, это отдача ценностей им на хранение. В этом деле все основано на доверии; тут как с выбором врача. Есть люди, которые призывают на помощь науку Лафатера и внимательно изучают внешний облик нотариуса: если щеки у него красные, а глаза разные, если он косит или хромает, они предпочитают с ним дела не иметь. Что же касается нас, мы можем лишь показать на одном-единственном примере, какое влияние оказывает нотариус на сохраняемые ценности, а ценности — на сохраняющего их нотариуса.
Не помню уже в каком году один небогатый молодой человек приобрел превосходную нотариальную контору в Париже. В это же самое время один большой и могучий банк пережил весьма чувствительное банкротство. Однако, когда господа Такой-то, Такой-то и компания оказались за границей, они с величайшим удивлением узнали из письма синдика[111], что их актив в два раз превышает пассив; банкиры поспешили вернуться на родину и, с согласия синдика, решили, что предоставят в уплату кредиторам миллион, а уж как его разделить, пусть кредиторы решают сами. Миллион был передан на хранение нотариусу.
Случаю было угодно, чтобы нотариусом этим оказался тот самый молодой человек, с которого мы начали рассказ. Ему принесли шкатулку, в которой лежала тысяча тысячефранковых билетов.
Согласитесь, что положение его было непростым; самый честный человек в мире, имей он хоть каплю воображения, не найдет покоя, если будет знать, что под подушкой у него лежит миллион.
Наш юный нотариус глубоко задумался; он думал, думал и надумал завладеть этим миллионом на законных основаниях. Он заинтересовался причинами, которые побудили банкиров оставить у него кругленькую сумму, и выяснил, что все дело в бесконечных тяжбах между кредиторами — тяжбах, в которых принимали участие несколько нормандцев, пятеро стряпчих и трое деловых посредников. «Да что там говорить! — воскликнул несчастный кредитор, к которому нотариус обратился с расспросами, — это будет тянуться еще долгие годы!.. А самое обидное, что деньги наши не приносят никакого дохода».
Слова эти запали в душу юному нотариусу; в то время правительство как раз учредило пожизненную ренту. Юноша тотчас предоставил свой миллион правительству и взамен получил пожизненную ренту в сто тысяч ливров.
Надежды свои он основывал вот на чем: каждый год он будет получать по сто тысяч франков и пускать их в оборот; таким образом, если тяжбы будут тянуться еще лет пять-шесть, вырученная им сумма составит миллион, который он вернет кредиторам, после чего будет спокойно получать свою стотысячную ренту.
Поначалу все шло неплохо. Кредиторы продолжали судиться, и дело запуталось так сильно, что, казалось, в нем сам черт ногу сломит; однако по прошествии двух лет сутяги догадались, что, не получая процентов, теряют ежегодно пятьдесят тысяч франков и что, если так будет продолжаться, они разорятся на судебных издержках и упущенной выгоде; в результате настал день, когда все кредиторы примирились; теперь их интересовало только одно: как бы поскорее получить свою часть долга, и вот кредиторы с долговыми расписками один за другим потянулись к нотариусу.
Юноша с изумлением воззрился на кредитора, явившегося к нему первым. Тут-то и выяснилось, что роковое примирение свершилось.
Нотариусу не оставалось ничего другого, кроме как тянуть время. Сначала он выдвинул такое возражение: выплатить деньги он может только в том случае, когда ему предъявят все расписки и всех кредиторов, иначе он рискует выплатить больше той суммы, которая передана ему на хранение.
Возражение сочли разумным; кредиторы поспешили все уладить, и настал день, когда уплата миллиона сделалась, кажется, совершенно неотвратимой. Нотариус, правда, несколько раз ссылался на неотложные дела, попытался опротестовать несколько расписок, но через полгода уладили и эти недоразумения; однажды утром кредиторы все до единого собрались в его кабинете.
Сердце нотариуса сжалось от ужаса, когда он увидел перед собой полсотни кредиторов, сгорающих от желания получить наконец вожделенные суммы. Он попросил всех садиться, уселся сам и с тревогой принялся разглядывать своих гостей; в комнате царила тишина.
«Господа, — сказал нотариус, — вот ваши расписки, все они в полном порядке; мне осталось только вам заплатить».
При этих словах кредиторы переглянулись с весьма довольным видом.
«Но в данную минуту я этого сделать не могу, потому что переданного на хранение миллиона у меня нет…»
Услышав эти слова, полсотни кредиторов вскакивают и с горящими от ярости глазами бросаются на нотариуса; подобно оперному хору, они восклицают все разом: «Вы мошенник! Где наши деньги? Его надо отдать под суд!» и проч.
Но, видя, как бесстрастно внимает нотариус их пеням, кредиторы затихают: так опадает белая пена на кипящем молоке, стоит только кухарке снять кастрюлю с огня.
«Господа, — обращается к ним нотариус, — мне тяжело видеть, что вы ведете себя неразумно; вы подвергаете ваши деньги большому риску. Учтите, сейчас самое главное для вас — ничем меня не огорчать; я человек хилый, чувствительный, от огорчений сразу заболеваю. Если вы повредите моему здоровью или моей репутации, вы потеряете все; если же, напротив, вы будете со мной предупредительны и не станете меня волновать, не пройдет и трех-четырех, в самом крайнем случае пяти лет, как вы получите все свои деньги, причем с процентами: согласитесь, что это верх предупредительности. Так что я надеюсь на вас; изучите мои вкусы, мои фантазии и пристрастия; от вас, господин Такой-то, я жду корзинки устриц; от вас, господин X***, приглашения на ваши празднества. Да-да, господа, это в ваших интересах; ведь стоит мне подхватить желтуху или холеру да просто съесть ядовитый гриб — и плакали ваши денежки».