В поезде, впервые за долгое время, у каждого из нас была отдельная полка. Да, это была всего лишь жесткая деревянная полка, но зато сухая и чистая. Только офицеры ехали в спальном вагоне. Рядовые размещались в вагоне с жесткими полками, а те счастливчики, которые ехали вместе с лошадьми, могли устроить себе роскошные лежбища из сена.
Правила запрещали уланам спать на сене, которое идет на корм лошадям. Совершая обход поезда во время дежурства, я обнаружил в одном из вагонов четыре спальных места, оборудованные с помощью тюков прессованного сена. Владельцы этих спальных мест, четверо уланов, отдав честь, застыли в молчании. Я поинтересовался, помнят ли они правила, запрещающие использовать сено, идущее на корм, – ведь после этого животные уже не будут его есть. Хитро улыбаясь, они заверили, что спросили у лошадей и лошади ответили, что не возражают, чтобы уланы спали на сене; они-де сказали, что завтра съедят сено, и их не волнует, что на нем спали уланы.
Уланы говорили с абсолютно серьезным видом, и их выдавали только смешинки в глазах; чувствовалось, что они страшно довольны шуткой. Я оказался в затруднительном положении. Я должен был либо дать каждому из них наряд вне очереди, заставить отнести сено на место и спать на жестких полках, либо промолчать и тем самым нарушить инструкцию.
В первом случае я оказался бы жалкой личностью, человеком, не понимающим шуток; во втором был бы виноват в нарушении должностных инструкций.
Я подошел к лошадям:
– Так, ведра для воды грязные… Вы промывали этой кобыле глаза и ноздри?.. Что-то не похоже… Ржавая подкова на этом копыте… У этой слишком длинная грива… А это что такое? Хвост лошади улана или коровий хвост?.. Грязное седло… Попоны должны быть развешаны, а не лежать сложенными в одной куче… У этого коня полосы грязи на боках… Чья сабля: смотрите, на ней ржавчина… А это еще что такое?.. Тщательно вычистить лошадей и убрать вагон…
Я мог загрузить их работой на всю ночь. Уланы переглянулись, и, воспользовавшись паузой, один из них приказал:
– Уберите все с сена и положите на полки.
Уланы молниеносно повиновались команде товарища.
Я сделал вид, что не обращаю ни малейшего внимания на их активность, подошел к тюкам сена и стал по очереди брать из каждого тюка пучок сена и обнюхивать его. Сено было отличным, от него шел свежий, пряный аромат. Взяв пучок из последнего тюка, я принюхался и подмигнул.
– В этом тюке гнилое сено. Плесень. Его нельзя давать лошадям. Скажите квартирмейстеру, что я приказал заменить этот тюк. Можете использовать его в качестве подстилки. – Краем глаза я видел, как засияли лица уланов. – Для лошадей, мошенники. Как подстилку для лошадей, – твердо сказал я.
– Да, господин поручик, – радостно улыбаясь, ответили они хором.
– В следующий раз, когда захотите легкой жизни, воспользуйтесь собственными мозгами, а не лошадиными.
– Так точно, господин поручик! – прокричали они, и я пошел в следующий вагон.
В эту ночь все спали. Поезд шел вперед и делал остановки, как любой воинский поезд, нерегулярно. Мы проезжали мимо маленьких деревушек, полей, голых, темных лесов, сбросивших осеннее убранство, рек и озер.
Полк проспал всю ночь и половину следующего дня.
Поезд сделал остановку у маленькой деревни, лежащей между низкими холмами. Несколько домишек теснились на берегу речки, бегущей по долине. Поезд стоял на запасных путях. Заслышав сигнал горна, уланы, с мятыми от долгого сна лицами, выскочили с котелками из вагонов и бросились к кухне, которая располагалась в последнем вагоне.
После долгого сна (мы проспали почти восемнадцать часов) все испытывали чувство голода, и завтрак оказался весьма кстати. Еды было вдоволь. Светило ласковое солнце. Ну что еще нужно для счастья?!
Как только раздача закончилась и все расселись по вагонам, прозвучал сигнал к отправлению поезда. Тут выяснилось, что один улан бежит с котелком к своему вагону. Видимо, он проспал дольше всех и поздно прибежал на кухню. Теперь, получив свою порцию, он спешил занять отведенное ему место.
И тут он увидел молодую женщину, стоявшую за деревом. Несмотря на сигнал, улан подбежал к женщине. Выяснилось, что она хотела сесть на наш поезд, но была остановлена унтер-офицером. Женщина выглядела очень расстроенной. Она объяснила, что ей надо попасть в соседний город. Ее муж, которого она не видела со дня свадьбы, ранен и лежит в одном из госпиталей. Муж очень хочет повидаться. Женщина показала корзину, в которой она везла мужу молоко, сыр, хлеб и всякие мелочи из дома, чтобы доставить ему приятное.
Женщина была очаровательной, в распахнутом черном атласном пальто, темно-зеленой юбке и белоснежной кофточке, на голове ярко-красный платок, завязанный под подбородком Молодая, простодушная, с ослепительно белой кожей, с маленьким, пикантным носиком, огромными голубыми глазами и ярким, словно спелая вишня, маленьким ротиком. От нее веяло чистотой, нежностью и молодостью.
Она понимала, что у нее мало шансов попасть на поезд, но ей обязательно надо было повидать мужа. Она во что бы то ни стало должна была попасть в город, объяснила она и просительно улыбнулась.
Улан заговорил с ней. Возможно, поначалу причиной тому была корзина, из которой исходили соблазнительные запахи. А может, он решил, что такая очаровательная женщина сможет скрасить поездку. Так или иначе, но он показал ей, в каком едет вагоне, и научил, чтобы она медленно, вроде без всякой цели, двигалась к нему. Сам он побежал к вагону и запрыгнул в него. Из вагона за женщиной наблюдали четыре любопытные, улыбающиеся физиономии. В солнечных лучах к ним медленно приближалась молодая женщина.
Раздался свисток паровоза.
Из вагона, в который запрыгнул улан, держась за поручни, свесились его товарищи. В доли секунды в четыре руки уланы подхватили женщину и, словно котенка, забросили в вагон.
Состав стал набирать ход. Никто не заметил, как уланы втащили женщину в вагон. Она была счастлива. Все получилось, и она едет к мужу. В вагоне ей все пришлось по вкусу. Уланы были такими же крестьянами, с какими она общалась всю свою жизнь, и они легко нашли общие темы для разговора.
В вагоне находились четыре лошади. Отличные лошади. Офицерские. Уланы оказались ординарцами, нещепетильными, бесшабашными и довольно искушенными в любовных делах. Находясь рядом с офицерами, они насмотрелись, как те ведут себя с девушками, и бессознательно пытались подражать им, стараясь «стать культурными».
Действительно, старались они на славу. Усадили женщину поудобнее. Помогли снять пальто. Соорудили из попон некое подобие ширмы, чтобы в случае остановки поезда какой-нибудь любопытный не увидел их пассажирку. Они развлекали ее смешными и страшными историями, нещадно хвастались, говорили о своей невероятной отваге, пели, подыгрывая себе на гармонике.
Обед они честно разделили с молодой спутницей. Она в свою очередь поделилась с ними едой, которую везла мужу. Ее домашние пирожки, сыр, яблоки пришлись как нельзя кстати: уланы уже давно забыли вкус домашней пищи. Один из уланов пробежался по поезду и принес вино. Возможно, он украл вино у кого-нибудь из офицеров, а потом сказал бы, что случайно пролил его. Так что они устроили настоящий пир.
Наступил вечер. В вагоне не было света, и впереди была длинная темная ночь. Дверь оставалась полуоткрытой, поскольку в вагоне было очень тепло и душно. На темном небосводе появилась яркая луна, и лунный луч, пробившись в вагон сквозь полуоткрытую дверь, разделил его на две части: в одной находились четыре лошади, в другой – четверо мужчин и одна женщина.
Беседа постепенно стихала. В наступившей тишине перестук колес звучал словно многократно повторяемое предупреждение, и казалось, что лошади, шумно вздыхая, с тревогой наблюдают за людьми. В темных углах вагона, перерезанного узкой полосой лунного света, копилось напряжение, постепенно заполнявшее молчащих мужчин, и они уже не находили слов, чтобы спрятать свои черные мысли.