– Я ясно выразил свои замечания? – осведомился Лаврухин.

– Яснее некуда, товарищ подполковник.

– Теперь у меня к тебе последний вопрос, капитан. Ты местность, подходы в натуре изучал или только по карте?

– Местность мне знакомая, – попытался уйти от прямого ответа Гришанов.

– На местности многое может поменяться за очень короткое время. Не хочешь проехаться?

Спорить со старшим по званию в армии не принято. Капитану, хоть он и не был настроен на ознакомительное путешествие, пришлось согласиться.

Армейский «УАЗ» неторопливо катил по горному серпантину. Солнце палило нещадно. Двигатель натужно урчал. Гришанов рассеянным взглядом скользил по знакомым пейзажам, не понимая, что собирается в них высмотреть заезжий подполковник.

«Скорее бы уже окончились эти учения, и ты бы уехал», – в сердцах подумал капитан.

Он переживал, что Лаврухин приглянулся его жене, и теперь думал больше о делах семейных, чем о службе.

– Стой! – внезапно обратился подполковник к водителю и положил ему руку на плечо. – И двигатель, сержант, заглуши.

Машина остановилась. Мотор смолк. Пейзаж наполнился звуками природы.

– А теперь прикинь, капитан. Тебя ничего не настораживает в этой мирной картинке?

Андрей Гришанов задумался, прикидывая ответ, который мог бы удовлетворить контролера.

– Граница с Афганистаном всегда настораживает, – попытался он ответить наполовину шуткой.

– Это верно. Но я говорю о конкретном. Что тебе не нравится в пейзаже?

Капитан пожал плечами, потоптался, осматриваясь с высокого места.

– Не могу знать, товарищ подполковник.

– Ты посмотри вот сюда, – Лаврухин указал рукой в сторону границы.

Тут Гришанов заметил то, на что раньше не обращал внимания. Над небольшой рощицей кружила стая черных птиц.

– Вороны? – спросил капитан.

– Они самые, – кивнул подполковник. – Поехали.

Водитель подвел «УАЗ» как можно ближе к роще.

– Дальше не проедем, товарищ подполковник. Надо пешком, – заявил он, обернувшись к Лаврухину.

Гришанову казалось, что они зря теряют время. Подумаешь, птицы всполошились. Капитан и сам часто ходил по горам, но удивлялся тому проворству, с каким подполковник перемещался среди скал и каменных обломков.

Впереди уже виднелась чахлая рощица. Она полнилась малоприятными звуками, каким-то повизгиванием и вороньим карканьем. Когда чахлая рощица кончилась, капитан замер, пораженный увиденным. Лаврухин беспокоился не зря. Зрелище открывалось настолько ужасное, насколько же и отвратительное.

На каменистой земле лежали в неестественных позах два человеческих тела. По остаткам формы можно было понять, что это таджикские пограничники. Лиц у них уже не было, как и кистей рук. Рядом суетились шакалы. Они урчали, грызли плоть, визжали и лаяли на ворон, которые тоже хотели урвать свое. Лаврухин нагнулся, поднял пару камней и со злостью швырнул их в шакалов. Вороны взмыли в воздух. Хищники попятились. Один из них тащил в зубах отгрызенную человеческую руку.

– Вон пошли! – крикнул подполковник, выхватил пистолет, передернул затвор и выстрелил.

Один из шакалов жалобно завизжал и закрутился волчком. Но даже его гибель не заставила других шакалов отступить. Они тут же бросились грызть своего еще живого сородича, почуяли запах свежей крови.

– Твари! Твари! – кричал Лаврухин, нажимая на спуск.

Но после того как он расстрелял всю обойму, шакалы вновь осмелели. Они понимали, что их много и человек не решится сразиться с ними голыми руками.

– Капитан, ты что, так и будешь смотреть, как они грызут трупы? – Взгляд подполковника уперся в кобуру. – Доставай «табель».

У Гришанова подрагивали руки. Он вытащил пистолет, передернул затвор и принялся стрелять. Но странное дело – все шакалы и воронье оставались целы.

– Он что, у тебя холостыми заряжен? – сообразил Лаврухин.

– Согласно легенде, товарищ подполковник.

– Час от часу не легче.

Тут произошло что-то странное. Шакалы, до этого озабоченные только тем, как бы отгрызть кусок побольше, нервно заскулили, принюхались и бросились врассыпную. Вороны с карканьем кружили над рощей, не решаясь опуститься.

– Наконец-то подействовало и на этих тварей, – произнес подполковник.

– Что-то тут странное, – засомневался капитан.

– Сынок! – доверительно сказал Лаврухин водителю. – Если у тебя что есть в машине, принеси накрыть тела. Нельзя, чтобы они так под солнцем, среди зверья. Свяжись с погранцами. Доложи им о находке.

– У меня одеяла в машине. Два комплекта, товарищ подполковник. Сейчас принесу, – тихо сказал сержант и побежал.

– Чего уж тут спешить? – проговорил себе под нос Лаврухин. – Минутой раньше, минутой позже. Как думаешь, кто это их?

– Талибы. Больше некому, – отвечал Гришанов, неотрывно глядя на изуродованные трупы.

Капитан не мог отвести от них глаз, машинально представляя, что на месте этих несчастных мог оказаться кто-нибудь из его бойцов или он сам. Человеку свойственно примерять на себя чужую смерть.

– А ты говоришь, условный противник. Выходит, имело место проникновение на территорию Таджикистана?

– Не думаю, что талибы углубились. Простая разведка. Переправились через реку, наткнулись на пограничников, убили и ушли назад.

– Капитан, можно обманывать начальство, детей, жену, любовницу. Но никогда не надо дурить самого себя. Это самый страшный обман.

Гришанову хотелось возразить. В эти минуты он почти ненавидел подполковника. Ведь тот произнес слова «жена», «любовница», «обман». Это задевало самолюбие капитана. В то же время командир отдельного подразделения спецназа понимал, что Лаврухин абсолютно прав.

Внезапно за спиной послышался хруст и угрожающий мощный рев. Капитан даже подпрыгнул на месте. Теперь стало понятно, почему разбежались шакалы и боялись опуститься вороны. Сквозь рощу огромными скачками несся медведь. Он был настолько мощным и уверенным в себе, что даже не обратил внимания на людей. Зверь просто промчался между ними и замер возле обглоданных трупов. Он тяжело дышал после бега. Темно-бурая шерсть на боках ходила ходуном. Всеядное животное принюхивалось, затем широко раскрыло пасть с желтыми зубами. Тонкая нитка слюны стекла на землю.

Гришанов беззвучно выругался и стал отступать. Лаврухин же не отрываясь смотрел на зверя, который собрался подкрепиться человеческой плотью. Челюсти сомкнулись. Послышался хруст костей. Это вывело подполковника из оцепенения. Он нагнулся, поискал камень поувесистее.

– Не надо, они все равно мертвы, – шептал капитан, пытаясь урезонить Лаврухина, но глаза у того уже налились кровью.

Было невыносимо видеть, как зверь поедает человека.

– Ты хочешь допустить, чтобы эта тварь их в свое дерьмо превратила? – прохрипел подполковник, двумя руками поднял камень над головой и швырнул в медведя.

Удар пришелся в голову. От ближайших скал отразился ужасный звук. Будто кто-то бросил на бетонный пол кочан спелой капусты. Но череп у медведя чрезвычайно крепкий, его иногда и пулей не пробьешь. Из-под рассеченной шкуры на глаза зверю хлынула горячая, липкая кровь. Он страшно взревел и, как показалось Лаврухину, с недоумением обернулся. Мол, кто это его потревожил, кому это надоело жить?

Медведь огласил рощу страшным рыком и поднялся на задние лапы.

– Иди, иди сюда, урод! – крикнул ему подполковник, в голосе которого не было страха.

Капитан попятился, когда медведь двинулся на них.

– Товарищ подполковник, не надо, уходим!

– Как хочешь, – не оборачиваясь, проговорил Лаврухин. – На дереве от него не спасешься. Так что тут уж одно из двух.

Он выхватил стропорез, с которым никогда не расставался, выставил лезвие перед собой и двинулся на медведя. Рукой подполковник чертил в воздухе что-то вроде горизонтальных восьмерок – знак бесконечности. Острое лезвие с угрожающим свистом рассекало воздух.

– Подходи, подходи, сейчас ты свое получишь!..

Кровь заливала медведю глаза. Он вскинул голову к небу и зарычал широко раскрытой пастью, демонстрируя желтые зубы. Кроваво-красный язык покрывали белые пятна слюны. Все же разъяренный зверь был осторожен. Его глазки бегали, сопровождая движение стропореза. Лезвие двигалось уже так быстро, что буквально таяло в воздухе.