Алчный взор его бросился на центр поляны, как нищий на жаркое.

В Шиаль трудно было узнать ту застенчивую девочку, какой она была в начале ритуала. Тогда она боялась лишний раз пошевелиться, теперь же ее тело двигалось беспрестанно. Она не знала, куда девать руки, пальцы на которых то распрямлялись, становясь похожими на карандаши, то сгибались крючьями, голова запрокидывалась и в следующее же мгновение касалась подбородком груди, пластичное лицо стремительно меняло выражения, что смотрелось даже несколько жутковато. Девочка то вцеплялась сумасшедшим взглядом в двигавшиеся руки Нээль, то смотрела на нее умоляюще, пока очередной порыв не заставлял ее зажмуриться, кусая губы.

Нээль же совсем не походила на страстную любовницу — она производила впечатление особы, которая точно знает, что делает, и делает это с почти механической расчетливостью. Ее пальцы умело порхали по дрожащему телу девочки, точно женщина играла на каком-то экзотическом музыкальном инструменте, виртуозно извлекая из него мелодии экстаза. Мурлыканье, писк и повизгивание Шиаль для ушей Берта были сейчас самой чудесной музыкой на свете.

Рассудок его, казалось, совсем помутился. Он как будто услышал у себя в голове голос Нээль, который произнес:

— Я не хочу, чтобы ты закончил, как человек. Я хочу, чтобы ты закончил, как оалви.

Оалви? Это же вроде значит «эльф»?..

Берт почувствовал себя странно, голова его пошла кругом. Разума коснулось что-то извне, как бы настойчиво просясь в гости, и мальчик неосторожно впустил его. Теперь он ощущал, как плоть Мегеналь словно обволакивала его. Мальчик встряхнул головой и посмотрел на девушку. Она резво скользила кулаком по члену, от усердия высунув язык. Он понял, что чувствует не только трение ладони, а всю женщину целиком, каждый сантиметр ее кожи, каждую ее клетку. Это можно было грубо сравнить с тактильными ощущениями пальца, с которого ободрали слой отмершей кожи: почти болезненная чувствительность, но в случае Берта боль заменялась дистиллированным удовольствием.

Это было настолько ошеломительно, что парень едва устоял на ногах. Заметив перемены в нем, Мегеналь расплылась в улыбке: она-то, скорее всего, понимала, что происходит. Эльфийка глянула исподлобья, точно бросая Берту вызов, и заскользила свободной ладонью по собственному телу. Каким-то невероятным образом подросток почувствовал, как она трогает себя, и от неожиданных ощущений стал хватать ртом воздух. Он взял ее за груди и ощутил ими свои мокрые ладони с дрожащими пальцами.

Юноша кинул взгляд на алтарь, как будто оттуда его окликнули.

С бешеной скоростью запуская в девочку два пальца, тетя Нээль доводила свою композицию до финальных аккордов. Берт понял, что Шиаль смотрит прямо на него пугающе широко распахнутыми глазами, и через крошечный отрезок вечности он услышал ее грудной вопль десятками пар ушей.

Непонятных ощущений стало слишком много, не было времени их осознавать, и годились только для того, чтобы пировать ими.

Парень чувствовал, как до предела напряглось тело Шиаль, как оно конвульсивно сотрясается, словно в приступе эпилепсии, и натянувшиеся нити сухожилий, казалось, вот-вот прорежут нежную кожу. Он чувствовал, как крепко стиснуты между пальцами рук и ног складки одеяния, в котором девочка явилась на поляну, и как из разверзнутого в крике рта по ее худой щеке течет слюна, а из закатившихся глаз — слезы.

Шиаль словно выпустила некий невидимый, но мощный импульс, который, наконец, выбил пробки из наглухо закупоренных подростков.

Воздух разорвался от множества исступленно кричавших голосов, и Берт не мог сказать, какой из них исходил из его гортани: все в равной степени принадлежали как ему, так и каждому юноше.

Ощутив ласки женщин, всех одновременно и каждой по-отдельности, он вспыхивал тремя десятками оргазмов, потому что был в этот момент тремя десятками мальчиков, всеми одновременно и каждым по отдельности. Семя эльфов выбрасывалось очень частыми сильными толчками, формируя почти непрерывный поток, который не иссякал удивительно долго, и это сопровождалось не по-человечески острыми ощущениями. Парень так же чувствовал, как жесткие горячие струи хлещут тела женщин, распадаясь густыми каплями, и видел перед собой тридцать корчившихся юношеских лиц, включая свое.

Грандиозная экзальтация, к которой Берт оказался не готов, подхватила и теперь швыряла его сознание, как смерч цыпленка. Он видел три десятка женских лиц перед собой. Его ублажали все мамы, сестры, тетушки и соседки на этой поляне, все их руки, рты, ступни, груди — все это было в его распоряжении. Из неистово мелькавшего перед глазами коллажа, хоть и не сразу, но удавалось выделить конкретные образы.

Неопытная девушка забавно жмурится, уворачиваясь от брызг. Женщина с металлическими серьгами, напротив, охотно ловит их на язык. Из щели между грудями «девушки-альбиноса» бьет настоящий фонтан, и она с непосредственной улыбкой размазывает жидкость по бюсту, отчего он сверкает на солнце. Рыжая «воительница» так и лежит на спине, мышцы ее живота сокращаются от неровно обдающей его струи. «Графиня» с закрытыми глазами массирует головку отпрыска кончиками пальцев, принимая брызги на благородное лицо, а тот срывающимся голосом повторяет слово «мама» как заведенный.

Берт, наконец, разобрал в этой какофонии собственные стенания и увидел мир своими глазами. А вот и Мегеналь. Девушка, улыбнувшись и смежив веки, отклонилась назад, словно подставляя тело ласковому солнцу. Уже даже не утруждая себя ласками, она устроила себе эдакий расслабляющий душ из вязких теплых капель, извергаемых мальчиком безо всякой посторонней помощи.

— Надо же, вы эяку... кончаете иначе. Как будто... — услышал Берт ее голос, который тут же уплыл куда-то и теперь слышался в отдалении, так что слов было не разобрать.

Спиной Шиаль Берт почувствовал мягкую, как подушки, грудь старшей служанки, а внутри себя — ее пальцы. Мальчик услышал, как издает долгий девичий стон, похожий на звук расстроенной скрипки. Кто бы мог подумать, что в эту худую грудную клетку вмещается столько воздуха.

Парню хотелось провести вечность в этой карусели из шестидесяти тел, упиваясь идеальными ощущениями. Это был бы лучший рай, чем мог вообразить себе любой святоша.

Однако, Берта крутило слишком быстро, его сознание не справлялось с нагрузкой, и все вокруг сливалось. Кажется, у него подкосились ноги, и мальчик упал. Или это был не он? Берт почувствовал, что соскальзывает куда-то.

«Нет, не отпускайте меня, я хочу остаться! Хоть ненадол...»

8

Это было одно из худших пробуждений в жизни Берта. Первым делом он понял, что теперь у него только одно тело, и в нем ему жутко не нравится. Голова неумолимо раскалывалась, туловище и конечности ломило, словно его били десятеро, а внизу живота... В общем, шевелиться было крайне нежелательно. Еле ворочая глазами, в которых все даже не двоилось, а троилось, Берт сообразил, что находится в какой-то небольшой светлой комнате. Послышался ритмичный стук. Мальчика осенило — он в поезде. Куда он едет?

Юноша понял, что на нем нет одежды, не считая казенного дорожного одеяла. Он полежал недолго с закрытыми глазами, все это время проклятый стук колес отдавался в голове пушечными выстрелами, и думать было невозможно.