— О, Фрэнк — художник? — заметил я.
— Нет, это его жена, Линда, — отозвался Бартелми, — сейчас вы с ней познакомитесь… Она за следующей дверью. Наш библиотекарь и делопроизводитель.
Когда мы прошли в дверь, ведущую в библиотеку, я увидел Линду Кашел. Она читала, сидя за столом, и подняла голову при нашем появлении. На вид ей было лет двадцать пять. Длинные волосы, выгоревшие на солнце и зачесанные назад, держались заколкой с камушком. Синие глаза на продолговатом лице с ямочкой на подбородке, нос с легкой горбинкой, брызги веснушек и очень ровные, очень белые зубы были продемонстрированы нам, когда Бартелми поздоровался и представил меня.
— Иногда вам может понадобиться книга, — сказала Линда. Я посмотрел на полки, витрины, оборудование. — У нас хорошие стандартные справочники, которыми пользуются постоянно. Я могу получить факсимильные копии чего угодно, если вы предупредите меня заранее, скажем, за день. Есть и несколько полок обычной беллетристики, легкого чтива, — она показала на стеллаж у переднего окна. — А вон там, справа от вас, хранилище кассет: в основном записи подводных шумов, голоса рыб и прочее — отчасти для самообразования, отчасти для национального Научного фонда, и наконец музыкальные записи для нашего собственного развлечения. Все внесено сюда, в каталог. — Линда поднялась и хлопнула по картотечному ящику, показав на ключ указателя у него сбоку. — Если вам захочется что-нибудь взять, а вокруг никого нет, я пойму, что вы были у меня, если вы запишете номер книги, имя и дату в этот журнал, — она показала конторскую книгу в углу стола. — И если вы хотите задержать что-нибудь подольше, чем на неделю, пожалуйста, намекните мне об этом. Здесь есть еще ящик с инструментами — самый нижний ящик стола, на случай если вам когда-нибудь понадобятся, к примеру, плоскогубцы. Но не забудьте потом положить их на место. Вот вроде бы и все… У вас есть вопросы?
— Вы много рисуете? — спросил я.
— О, — промолвила она, снова усаживаясь, — вы видели мою мазню. Боюсь, что за той дверью — единственный музей, в котором хранится моя работа. Но я отношусь к этому спокойно. Я знаю, что мне плохо удаются такие вещи.
— А мне понравилось.
Она скривила рот:
— Когда я стану старше и мудрее, то, быть может, попробую написать что-нибудь снова. Что-нибудь с водой и горизонтом.
Я улыбнулся, потому что не мог придумать, что сказать еще, — и она тоже. Потом мы ушли, и Бартелми дал мне потратить остаток дня на то, чтобы заселиться в коттедж, где раньше жил Майк Торнли.
После ленча я отправился к Димсу и Картеру, чтобы помочь им в складе оборудования. В результате мы управились быстро. Поскольку до обеда было еще далеко, они предложили мне сплавать, посмотреть затонувший корабль.
Он находился где-то в четверти мили к югу, за «стеной», на глубине около двадцати фатомов — вернее, то, что от него осталось. Жутковатый, как обычно выглядят подобные вещи, освещенный колеблющимися лучами наших фонарей. Сломанная мачта, треснувший бушприт, кусок палубной обшивки и расколотый орудийный лафет, торчащие из ила; стайка мелкой рыбешки, которую мы вспугнули где-то не то у корпуса корабля, не то в нем самом; несколько пучков водорослей, колышущихся в струях течения, — вот и все, что осталось от чьих-то надежд на успешное плавание, от долгих трудов неизвестных корабелов и, может быть, нескольких людей, последние взоры которых ловили ужасные картины то ли штормов, то ли схватки, а затем все заполонили неожиданно распахнувшиеся холодные объятия серо-зеленых вод…
Может быть, они шли морем, намереваясь пообедать на Андросе, как сделали это мы, закончив погружение. Мы ели на скатерти в красную и белую клетку в баре близ побережья — только здесь было сосредоточено все, что делал человек на острове; внутренняя же территория Андроса была защищена мангровыми топями, лесами из пиний и красного дерева, населена разнообразными птицами.
Еда была хороша, а я проголодался. Потом мы еще посидели, покурили и поболтали. Я все еще не познакомился с Полом Валонсом, хотя по графику должен был работать с ним в паре уже завтра. Я поинтересовался у Димса, что из себя представляет мой напарник.
— Здоровый парень, — ответил он, — почти с тебя ростом, только красавчик. Характер замкнутый. Прекрасный водолаз. Они с Майком каждую неделю уезжали на уик-энд, облазали все Карибские острова. И держу пари, у него на каждом острове по девчонке.
— А вообще, как он?
— Да ничего вроде. Я же говорю, характер у него скрытный, он не больно-то и показывает свои чувства. Они с Майком были давнишними друзьями.
— А что вы думаете насчет смерти Майка?
В разговор вмешался Картер.
— Это один из тех проклятых дельфинов, — сказал он. — Никогда не следует валять с ними дурака. Однажды один из них, чертова скотина, проскочил подо мной и чуть меня не разорвал!
— Они ребячливы, — возразил Димс, — и зла не замышляют.
— А я думаю, замышляют! И эти их гладкие, скользкие туши, похожие на мокрые аэростаты. Отвратительно!
— Ты к ним несправедлив. Они игривы, как щенята. И возможно, это имеет какой-то сексуальный подтекст…
— Дряни! — бросил Картер. — Они…
Раз уж я положил начало этому спору, то мне и тему менять, и я спросил: правда ли, мол, что Марта Миллэй живет неподалеку отсюда?
— Да, — подтвердил Диме, ухватившись за удобный повод прекратить спор. — Она живет здесь, в четырех милях ниже по побережью. Она мне показалась очень ловкой и изящной, хотя я видел ее только один раз. У нее свой маленький порт. Гидроплан, парусное судно, приличного размера закрытый катер и парочка небольших, но мощных моторок. Живет одна в длинном низком здании прямо у самой воды. Туда даже дороги нет.
— Мне страшно нравятся ее работы. Вот бы как-нибудь с ней встретиться…
Он покачал головой:
— Держу пари, что ничего не выйдет. Она терпеть не может людей. У нее даже телефона нет.
— Жаль. А вы не знаете, почему это так?
— Ну…
— Она уродина, — заявил Картер. — Я встретил ее однажды. Она стояла на якоре, а я плыл мимо к одной из станций. Это было до того еще, как я про нее узнал, поэтому я подплыл ближе — всего-навсего поздороваться. Она что-то сказала сквозь стеклянное дно своей лодки, а когда увидела меня, то начала визжать и кричать, чтобы я убирался, что я распугаю ей всю рыбу. И она сорвала брезент и накинула себе на ноги. Но поздно — я успел разглядеть. Симпатичная, нормально выглядящая женщина — выше пояса. А вот ноги ее скрючены и безобразны. Я был настолько смущен, что не знал, что и сказать. Только выдавил: «Простите!» — махнул рукой и уплыл.
— Я слышал, что она вообще не может ходить, — добавил Димс, — хотя, говорят, отлично плавает. Я никогда не видел этого сам.
— А что, это после аварии, или как?
— Авария тут ни при чем, насколько я понимаю. Миллэй наполовину японка, и я слыхал о том, что мать ее ребенком жила в Хиросиме. Видимо, пострадала наследственность.
— Печально.
— Да.
Мы встали и отправились назад. Позже я долго лежал без сна, размышляя о дельфинах, затонувших кораблях, утопленниках, полулюдях и Гольфстриме, который разговаривал со мной через окно. Наконец я стал вслушиваться в него, он подхватил меня, и мы вместе дрейфовали в темноту, куда бы в конце концов он ни направлялся.
Пол Валонс оказался, как и говорил Энди Диме, почти моего роста и красавчик, будто с рекламного плаката. Некоторые парни способны завоевывать все вокруг себя. Диме не ошибся и насчет необщительности. Пол был не особенно разговорчив, хотя это не выглядело проявлением недружелюбия. Что же касается его способностей водолаза, я не мог оценить их в первый день, отработанный с ним, потому что мы оба были заняты на берегу, пока Диме и Картер уплыли к Станции-Три… И снова склад оборудования…
Я не думал, что это здорово — толковать с ним о дельфинах; уж скорее разговор следовало вести о делах более насущных и вместе с тем достаточно общих. Так прошло утро.