— Мариетта, которая ни на шаг от него не отходит, моет его с настойкой лаванды и ее же дает ему пить, а кроме того, поит оливковым маслом, им же смазывает кожу. Еще она использует для лечения отвар тимьяна. Пока он сражается, она собирает растения с приятным запахом, а потом жжет их вместе с ароматическими смолами бальзамического тополя... Дело в том, что теперь, как ни печально, из-за болезни от него исходит запах... Простите меня, господин Жоад, я вовсе не хотел бы подвергать сомнению вашу великую ученость, но сейчас я намерен отыскать вашего единоверца, того самого Маймонида. Может быть, за это время он нашел какое-то новое средство? Если он еще жив, думаю, он сейчас в Каире? И я готов...
— Вам не придется отправляться в такой далекий путь! Маймонид сейчас стал личным врачом Саладина, без которого тот не может обойтись. Так что, где султан — там и он... Но, если только у него самого нет семечек анкобы, я не понимаю, зачем бы ему возить с собой среди прочих снадобий лекарства, исцеляющие от проказы...
— Может быть, проще всего спросить об этом у него самого? — с этими словами Тибо поднялся с места, собираясь откланяться.
И в глазах его горела такая решимость, что Жоад испугался.
— Если вы намерены отправиться в лагерь Саладина, то понапрасну совершите безрассудный поступок. Вместо врача вы встретитесь с палачом. Куда проще было бы пробраться в многолюдный Каир, где легко затеряться в толпе. Но добраться до Маймонида в лагере — об этом нечего и думать. У вас ничего не выйдет, а вашу голову отправят королю с помощью катапульты.
— Саладин пока еще не осаждает Тивериаду! — яростно выкрикнул Тибо. — А я готов стучаться и во врата преисподней, чтобы просить Господа нам помочь!
— Это безумие! Вы готовы лишить Его Величество самого верного его друга, того, что поклялся никогда его не покидать? Кстати, мне и сейчас странно видеть вас здесь, вдали от него. Кто ему служит?
— Другой его щитоносец, рыцарь Пелликорн. Он обладает недюжинной силой, а на его верность всегда можно положиться... как и на его дружбу, способную выдержать любые испытания! Спасибо за то, что выслушали меня, господин Жоад!
Выбравшись за пределы еврейского квартала, юноша подождал, пока спадет жара, и с наступлением сумерек двинулся в сторону Тивериады. На сердце у него лежал камень, но решимость не ослабела.
В окрестностях Тивериады трудно было поверить, что всего в каких-то семи лье оттуда война опалила землю огнем и яростью, погубила множество людей, истребляя все на своем пути. Озеро с лазурно-изумрудной водой в оправе из пышной растительности, среди которой подобно жемчужинам были рассыпаны маленькие городки, дышало покоем и безмятежностью. В чистой воде, некогда омывавшей ноги Христа, казалось, навек отразился Его взгляд, и привязанные к кольям лодчонки рыбаков будто бы все еще ждали переполненных рыбой сетей апостола Петра и появления Того, чей голос усмирял бури и потрясал человеческие души... Здесь, на земле Галилеи, до скончания веков будет звучать эхо несравненных слов Нагорной проповеди.
Древнее основание княжеского замка погрузилось в воды озера и во тьму веков. Эта земля помнила стражу Ирода Антипы, римских легионеров, византийских стратиотов51, сарацин Магомета и франкских воинов, явившихся со всех концов Европы.
Тивериада, обычно тихая и спокойная, в момент возвращения Тибо гудела потревоженным ульем, и на всех лицах читалась отчаянная скорбь, какую порождает бессилие. Уже у самого замка старый и кривой солдат, из единственного глаза которого текли слезы, объяснил ему:
— Шатле горит! Оттуда, сверху, видны пламя и дым, — сказал он, показав рукой на гребень крепостной стены.
— Ты знаешь, где сейчас король?
— Похоже, что там, наверху! Он плачет, как и я.
Бодуэн и в самом деле был там. Но, взобравшись по лестнице, которая вела на дозорный путь, Тибо поначалу увидел лишь мощную фигуру Адама Пелликорна. Закованный в броню с головы до пят, он стоял, расставив ноги и положив руки в латных рукавицах на воткнутый в щель тяжелый двуручный меч, с которым он умел управляться как никто другой, и полностью закрывал собой короля в его белом монашеском одеянии. Король сидел, прислонившись к выступу между двумя амбразурами и повернувшись лицом к западу, и каждая клеточка его тела безмолвно кричала от боли. Когда щитоносец приблизился к нему, Бодуэн, не поворачивая головы, протянул руку.
— Смотри! Саладин расправился с моим замком. Это горит Брод Иакова!
На горизонте, в наступающих сумерках, темнел огромный столб дыма, пронизанный красными всполохами. Несмотря на довольно большое расстояние52, зрелище походило на пасть ада, внезапно разверзшуюся в глубине долины. Пожар полыхал с такой неистовой силой, что троим стоявшим на стене мужчинам казалось, будто они чувствуют его жар и зловоние обугленных тел. А там, на месте, должно быть, настоящее пекло, все выжжено на много лье вокруг.
— Как это могло случиться? — Тибо не поверил своим глазам. — Он ведь был сложен из огромных камней, обтесанных так безупречно, что они смыкались без единой щелочки между ними. Вы заплатили за каждый по четыре золотых динара. И это могло загореться?
— Там произошел чудовищной силы взрыв, — объяснил приблизившийся тем временем Адам. — Подрывникам Саладина, должно быть, удалось забраться глубоко под стены и заложить огромный заряд. А скорее всего, даже и не один. Из защитников крепости, видно, в живых не осталось никого. Это не человек, а дьявол!
— А я — всего лишь оставленный небесами несчастный король! Теперь ему открыта дорога на Акру. И я никак не могу ему помешать, не могу его остановить. И все же я должен спасти то, что еще можно спасти!
— Торопиться некуда, Ваше Величество, — умиротворяющим тоном проговорил Адам. — Султан не двинется по прибрежной дороге, оставив за спиной владения графа Триполитанского и князя Антиохийского. Кроме того, как я слышал, у него в лагере началась чума. Возможно, теперь, после сожжения Шатле, он на время успокоится. Должно быть, перемирие ему сейчас требуется не меньше, чем нам...
— Он — победитель, и ни за что не попросит перемирия! — с горечью ответил Бодуэн. — Стало быть, заняться этим придется мне, и я сделаю это из любви к Богу и к моему народу, на чью долю и без того уже выпало слишком много страданий!
— В таком случае, Ваше Величество, если вы отправите послов, я попрошу вас послать вместе с ними и меня, — сказал Тибо.— Тебя? Ты снова хочешь меня покинуть? Но ведь ты прекрасно знаешь, как я нуждаюсь в тебе.
— Да, но еще больше вы нуждаетесь в том, чтобы вас хорошо лечили. Я хочу повидаться с Маймонидом. Мне известно, что сейчас он придворный лекарь Саладина.
— Вот как? Это означает, что Жоад больше ничем не может мне помочь? — до странности спокойным голосом произнес Бодуэн.
— Это означает, что у него нет необходимых для этого препаратов, а у Маймонида они, возможно, найдутся...
— Я сам могу туда отправиться, — предложил Адам.
В это мгновенье Бодуэн попытался встать, но силы ему изменили, и он, застонав от боли и гнева, упал на колени. Увидев это, Адам отпустил меч, который с колокольным звоном упал на камни, бросился к королю, легко, словно перышко, подхватил его на руки и произнес:
— Вам лучше снова лечь в постель, Ваше Величество! У вас сильный жар...
— У меня теперь все время жар. Мне кажется, что я горю в огне.
Великан понес короля вниз по лестнице, а перепуганный Тибо последовал за ними.
— Вы будете здесь полезнее, чем я, — заметил он. — И я не думаю, что мне стоит дожидаться посольства. Сегодня же вечером я отправлюсь в лагерь Саладина...
Бодуэн попытался его отговорить:
— Ты не найдешь его там. Судя по тому, что я узнал, он должен двигаться к Дамаску.
— Значит, я отправлюсь в Дамаск.
— Только прежде выслушаешь меня, потому что я могу тебе помочь... Господь свидетель, я никогда не позволил бы тебе подвергаться такой опасности, если бы чувствовал себя не так плохо, но мне надо еще пожить, и при этом быть на ногах! Так что, если этот Маймонид может помочь мне...
