– Сядь, Сайке. Мы уже сто раз это видели. Понимаете, – обратился он к Папе, – у нас вообще-то в обычае устраивать всякие мелкие розыгрыши с едой. Но этот парень всегда повторяет одну и ту же шутку. Это у него называется «понарошку отравленный»; я уже много раз видел такое представление.

– Да, но они-то не видели ни разу, – смущенно улыбаясь, возразил Сайке. – Смотри, вон тот даже выплюнул всё!

– Такие вещи за едой совершенно недопустимы! – возмущённо заговорил Свистоль.

– Но это же весело! – простодушно возразил кто-то. – И потом, мы всегда так делаем!

– И очень зря! – шаман отставил недоеденную миску и встал. – Я не могу больше оставаться здесь! – И он с достоинством удалился.

Смоукеры смущённо покрякивали. Стибки переглядывались, обмениваясь недоуменными улыбками. «Если он так реагирует на простую и невинную шутку, то что же будет, когда мы начнём шалить по-настоящему?!» – казалось, спрашивали они друг друга.

Чтобы сгладить неловкость, смоукеры достали свои трубки. Через некоторое время клубы табачного дыма заволокли деревеньку стиб, а шутка хозяев перестала казаться такой уж обидной. Синекожие человечки, приоткрыв рты, зачарованно смотрели, как гости выпускают одно за другим сизые дымные кольца. «Хм… Может, и удастся привить им хоть чуть-чуть культуры, хотя бы через курение табака? – размышлял Папа. – Всё-таки никотин действует на организм умиротворяюще. Как знать, вдруг у них отпадёт охота к глупым шуткам».

Впрочем, последующие события показали, что Большой Папа крупно на этот счёт ошибался…

Свистоль тем временем прошел по деревянному мостику над колючками Занавеса и спустился на плот. Ветер почти стих. Речная гладь еле заметно колыхалась, отражая розовые и жёлтые облака. Под навесом ещё вчера протянули верёвку, и там теперь вялились низки пойманной рыбы. Несколько молодых смоукеров степенно сидели у бортика и о чём-то негромко толковали, попыхивая, кто постарше, трубкой, а кто помоложе – папироской. Глядя на них, Свистоль вдруг ощутил приступ ностальгии, острый, словно лист декапитария. Никогда уже больше не будет тихих вечеров под стрекот цикад, облачков табачного дыма над корзинами, а главное – того безмятежного, сонно-счастливого существования, когда завтрашний день предстаёт чем-то расплывчато-неопределённым…

– Грустно, е-э? – голос стибка прозвучал совсем рядом, и Свистоль вздрогнул.

Маленький, пожалуй ещё меньше, чем остальные его соплеменники, синий человечек сидел на краю одного из плотов и сочувственно рассматривал шамана. Подросток, понял Свистоль. На нём были только набедренная повязка да ножны с крохотным ножиком, привязанные ремешком к запястью.

– Грустно, – согласился шаман. – И жарко к тому же, как в бане.

Жара и в самом деле сгущалась над рекой – тяжёлая, влажная. Вода начала парить, дали заволакивались голубой дымкой.

– Вот из ит – банья? – удивлённо спросил синекожий.

– Да не прикидывайся ты, – поморщился шаман. – Я давно понял, что вы куда лучше понимаете по-нашенски, чем пытаетесь показать.

– Оки, – согласился маленький стибок. – Мне тоже грустно, смокер. Меня здесь оставили сторожем, а я совсем один.

– Ничего, скоро ваши придут, – утешил его Свистоль. – Жалко дом-то покидать, а?

– Дом там, гдье сьердце! – торжественно выговорил стибок.

От неожиданности Свистоль крякнул:

– Экий ты, брат, философ!

– Окуни ноги в рьеку, – посоветовал стибок. – Будьет легче!

– А ты, пожалуй, прав. – Свистоль присел на краю плота и с наслаждением опустил ступни в прохладную воду.

Стибок между тем извлёк из ножен свой ножик и стал подрезать ногти. Шаман достал трубку и стал, не торопясь, набивать её. Когда первое облачко дыма поднялось над его головой, стибок прекратил своё занятие.

– Это фокус? – спросил он, зачарованно провожая его глазами.

– Это смоук! – важно ответил Свистоль, подняв палец.

– Bay! А вот это фокус. Смотри… – И паренёк, сморщившись, чиркнул по пальцу лезвием.

Показалась капля крови. Она набухала, набухала – и, наконец, сорвалась и упала в воду. За ней спешила вторая.

– Ну и в чём здесь фокус? – хмыкнул шаман, выждав некоторое время.

– Сейчас узнаешь! – радостно улыбнулся стибок.

– Иди-ка лучше перевяжись, недотёпа! – начал было Свистоль, но договорить не успел…

Страшный вопль, раздавшийся со стороны реки, переполошил смоукеров. Стиб реагировали более спокойно – очевидно, подобные вещи были для них куда привычнее. Глазам изумлённых путешественников предстала странная картина. По нависшему над Занавесом мостику что было сил мчался маленький стибок. За ним, изрыгая жуткие проклятия, несся, подпрыгивая на одной ноге, длинный как жердь смоукеровский шаман, размахивая над головой веслом – очевидно, это было первое, что попалось ему под горячую руку. Мостик яростно скрипел и раскачивался.

Папа быстро наклонился к сидевшему рядом Пыхе и прошептал ему на ухо:

– Останови его, иначе он прибьёт этого малыша!

Ближайшие к месту действия смоукеры, впрочем, и сами смекнули что к чему. Они набросились на шамана, хватая его за руки. Тот не удержался на ногах и рухнул в траву. Получилась куча мала.

Кое-как разъярённого Свистоля удалось утихомирить.

– Эти рыбки очень глупые, – извиняющимся тоном объяснял Джро Кейкссер. – Но у них очень хороший нюх; моментально чуют в воде кровь и набрасываются всей стаей. Некоторые ребятишки их так ловят: порежут себе палец, чтобы капелька крови попала в воду, а потом опускают туда ветку с листьями. Тирании вцепляются в неё и не отпускают, пока не окажутся на воздухе.

– Я вам что, ветка?!! – вопил красный от гнева шаман, судорожно дёргаясь в руках удерживавших его старейшин. – Отпустите меня, я этому… этому… Я ему башку сверну!

– Он, наверное, психический! – испуганно пискнул маленький стибок из-за спин взрослых, чем вызвал новый приступ Свистолева гнева.

– У Нита все шутки такие, – хмуро пробурчал кто-то из стибков. – Доиграется он когда-нибудь, попомните моё слово.

– Интересно всё же, сколько тираний на него клюнуло? – задумчиво поинтересовалась Кастрация, ковыряя босой ногой травку.

Пыха, вспомнив о своей адмиральской роли, решительно встал.

– Ещё одна такая шутка – и наш договор теряет силу, вы поняли, стиб?! – громко, чтобы все слышали, заявил он. – А теперь идите на свой плот. Пришло время отправляться в путь. По крайней мере, – прошептал он, низко наклонившись к донельзя возмущённому шаману, – нас будет разделять вода.

– Вся беда в том, что моё начальство со времён выпуска из Военной Академии так ничему новому и не научилось, – сказал Морш де Камбюрадо.

Он неторопливо шёл рядом с Громилой, задумчиво поигрывая стеком. Яркое утреннее солнце играло в свежеумытой листве платанов, тонкие трубочки отставшей коры чуть слышно шуршали по краям тротуара.

– Предполагается, что «Тотал Копф» для того и существует, чтобы выдумывать всякие штуки, – отозвался гориллоид.

– Да бросьте вы! Давно известно: армия быстро вырождается и становится фикцией, если у неё нет реального противника. Хитрый и коварный враг, знаете ли, – лучший помощник для поддержания хорошей формы. А какие у нас враги? Северяне давным-давно усмирены, погашены и приведены к общему знаменателю. Воинственные горные племена не представляют для Бэбилона ни малейшей угрозы – им вполне хватает постоянных междусобойчиков для утоления собственной свирепости. Капитан Фракомбрасс? Я вас умоляю! Не хватает ещё, чтобы интеллектуальная элита армии гонялась за каким-то пиратом.

– Насколько я знаю, стража с этим парнем так и не сумела справиться в своё время. Да и армия, честно говоря…

– Ну да, ну да. Мы получили хороший щелчок по носу. Дерзкий налёт в самом, можно сказать, сердце Биг Бэби, плюс к этому гибель двух патрульных дирижаблей и исчезновение третьего…

– «Исчезновение»? – усмехнулся Громила. – Бьюсь об заклад, этих бедняг попросту сожгли, и хорошо ещё, что это произошло не в городской черте. Вы в курсе, сколько всего сгорело во время той потасовки? Почти целый квартал! Пожарным с трудом удалось потушить пламя.