Это стало для него последней каплей.

– Отведи его в стойло. Я скоро приду и помогу тебе, – велел он Мартину.

Мартин увел прихрамывающую лошадь, а Эмма вся в слезах смотрела им вслед. Доминик

шагнул к ней и остановился. Что он мог ей сказать, какими словами смягчить горькую обиду,

нанесенную ей Софи?

– Простите, Эмма, – вымолвил он.

– Ты просишь у нее прощения? – закричала Софи. – За что? Тебе следует просить прощения у

меня, а не у нее!

Доминик повернулся к Софи.

– Я прошу у тебя прощения за то, что забыл приказать оседлать тебе лошадь. – Он увидел

конюха, идущего по двору с вилами, – видимо, за сеном. – Бен, оседлай лошадь для мисс Монтфорест и

поезжай вместе с ней.

Бен поспешил выполнить распоряжение, а Софи пронзила Эмму взглядом, в котором сквозила

ненависть.

– Вам это не сойдет с рук, – прошипела она и, обращаясь уже к Доминику, добавила: – Я жду

тебя завтра в Ньюмаркете и надеюсь услышать, что горничная получила по заслугам.

Эмма едва не рассмеялась и не сказала, что она – не прислуга. Но, взглянув на расстроенное лицо

Доминика, отвернулась и молча пошла в дом.

Глава девятая

58

Эмма читала в маленькой гостиной, когда туда спустя полчаса вошел Доминик. Она отложила

книгу и посмотрела на него. Вид у него был измученный, рубашка помята и испачкана, а лицо серое.

– Как Брутус? – спросила она. – Поправится?

– Рубцы заживут, – ответил он, опускаясь рядом с ней на диван, – но позволит ли он потом

оседлать себя, сказать трудно.

– Не могу выразить словами, как я сожалею о случившемся.

– Господи! Вы ведь не подумали, что я виню вас? Я знаю, кто это сделал и почему, – мрачно

сказал Доминик. – Она хотела отхлестать не его.

– И все же, как бы человек ни был сердит, зачем же вымещать свою злобу на бессловесном

животном?

– Кто знает, отчего люди поступают так, а не иначе? – произнес Доминик.

– Мне очень жаль, – повторила Эмма. – Полагаю, Софи ясно дала понять, что мое присутствие в

этом доме нежелательно. Так что будет лучше, если я покину вас.

– И думать забудьте! По-вашему, я не хозяин в собственном доме? Здесь распоряжаюсь я. Кроме

того, Софи злится на меня, а не на вас, Эмма, так как я был вынужден сказать ей, что «Нежная дева»,

скорее всего, затонула.

– Разве нет никакой надежды на возвращение судна?

– Боюсь, что нет, а из этого следует, что необходимо сократить расходы. – Он взял руку Эммы и

крепко сжал. – Я вынужден был сказать об этом Софи, чтобы она не строила планов по обновлению

дома и забыла о покупке новой кареты. У меня нет на это средств. – Доминик удивился своей

откровенности. Обычно он ни с кем не делился заботами, но с Эммой легко говорить, она так

внимательно слушает, устремив на него сочувственный взгляд, словно разделяет с ним его трудности. –

Боюсь, правда, что Софи ничего не поняла.

– Разве у нее нет приданого?

– Есть, но я ни за что не стану его тратить.

– Уверена, что Софи одумается, – произнесла, помолчав, Эмма.

– Эмма, я... – Доминик осекся: лавина чувств захлестнула его и он не мог продолжать.

Эмма увидела в его глазах такую нежность, что у нее замерло сердце. Но она тут же сказала себе,

что видит лишь то, что ей хочется.

– Люси и ваша тетушка скоро будут дома, – проговорила она. – Мне пора переодеваться к обеду.

Он кивнул и выпустил ее руку.

Во время обеда никто не произнес ни слова – слишком все были подавлены утренним

происшествием.

Как только обед закончился, Доминик извинился перед дамами и, сославшись на

многочисленные дела, ушел в библиотеку.

– Что это со всеми? – недоумевала Люси, когда они уселись около горящего камина. –

Обстановка в доме такая мрачная, что у кого угодно испортится настроение. – Люси взяла вышивание,

но не сделала ни одного стежка. – Во всем виновата Софи. Мало того, что загнала и избила Брутуса, она

еще и обвинила в этом Эмму.

– И зачем только Софи это понадобилось? – миссис Стэндон недоумевающе покачала головой.

– У нее дурной характер, а потом, она недолюбливает Эмму, – заявила Люси.

Миссис Стэндон посмотрела на Эмму. Щеки девушки пылали жарким румянцем.

– Не понимаю, почему Доминик не расторгнет помолвку, – не унималась Люси. – Он ведь не

настолько слеп, чтобы не представлять, что сулит ему жизнь с Софи.

– Люси, ты прекрасно знаешь, что он не может этого сделать, даже если и захочет, – сказала

миссис Стэндон. – Он человек чести. Помолвка – это почти что брак.

– Хорошо бы ей самой отказаться, но это маловероятно – она очень хочет стать маркизой, иначе

давным-давно вышла бы замуж за Берти Косгроува, будь у него титул.

– Люси! – укоризненно воскликнула Эмма. – Вам не следует говорить подобные вещи.

– Но это правда! Берти и Софи знают друг друга всю жизнь. В молодости сэр Уильям Косгроув

был богат, но почти все потерял.

– Каким образом это случилось? – спросила Эмма.

– Не знаю. А вы, тетя Агата?

– Кажется, это было связано со скандалом из-за убийства Артура Борема, – сказала миссис

Стэндон. – Говорят, что сэр Уильям приложил к этому руку. Так это или не так, но переживал он очень

сильно, стал пить не в меру, в результате рано сошел в могилу. Я восхищаюсь тем, как повел себя Берти

59

после смерти отца, и его отношением к матери.

От этих слов у Эммы зародилась надежда, но тут же погасла – покойники не могут быть

свидетелями. Она встала.

– Прошу меня извинить. Мне надо написать записку брату. Он умеет лечить лошадей и, уверена,

поможет Брутусу.

Ей было необходимо поговорить с Тедди не только о том, что ей стало известно, но и о том, что

она собирается уехать из Кавенгем-хауса.

Проходя мимо библиотеки, она заметила, что дверь в нее приоткрыта. За письменным столом,

заваленным документами, сидел Доминик, обхватив голову руками. Увидев Эмму, он пригласил

девушку войти.

Она шагнула в открытую дверь. Вид у Доминика был измученный. Ей хотелось как-то утешить

его.

– Могу я чем-нибудь помочь вам, Доминик?

Он встал из-за стола и, взяв ее руки в свои, заглянул в полные сочувствия глаза.

– Помолитесь, чтобы этот кошмар кончился, – сказал он.

– Я сделаю это от всей души, – заверила его она.

Он поднес ее руки к губам и поцеловал.

– Благослови вас Господь, Эмма.

– Я подумала, не написать ли мне брату, – стараясь, несмотря на волнение, говорить спокойно,

сказала она. – Он умеет лечить лошадей и, надеюсь, поможет Брутусу.

– Эмма, какая вы внимательная! Если бы меня заботил только Брутус... Но все равно, спасибо.

– Не отчаивайтесь. «Нежная дева» еще может благополучно вернуться, – мягко сказала она. –

Ведь капитан Гринуэй отличный моряк.

– Тогда помолитесь и об этом, хотя боюсь, что чудес не бывает.

– О, поверьте, бывают.

– Значит, я должен верить. – Доминик невесело усмехнулся и, нагнув голову, коснулся губами ее

рта. Восторг охватил Эмму, она обвила руками его шею, запустила ладони в волосы и притянула его к

себе. Поцелуй из легкого и нежного превратился в страстный и наполнил ее непреодолимым желанием.

– Ох, Эмма, – прошептал Доминик, – почему я не встретил вас раньше...

Эмма очнулась и отстранилась от него. Ее била дрожь, она задыхалась.

– Пожалуйста, милорд, больше ничего не говорите. Позвольте мне уйти.

– Не могу. – Он снова завладел ее губами.

– Я должна пойти и написать брату записку. – Эмма вырвалась и выбежала из комнаты.

– Завтра я поеду в поместье Косгроувов, – крикнул ей вслед Доминик, – и отвезу ваше письмо. Я

попрошу Берти отпустить со мной вашего брата.

Она ничего на это не ответила, и он вернулся за стол, но работать больше не смог.

А Эмма бросилась на постель у себя в комнате и разрыдалась. Пришло время уехать отсюда. Для