Интересно, где он сейчас? И как такое вообще могло случиться? Как ему удалось опять избежать встречи с костлявой? Он мог быть уверенным только в одном: лично его заслуги в этом не было никакой. Парни смогли отбиться от наседавших пинков?

Сомнительно. Он отчетливо помнил, как тряслись его руки. Как, выпустив весь магазин «дятлича», а это, на секундочку, шестнадцать патронов, он сумел попасть только раз, да и то случайно. Его друзья Ануш и Хват, конечно, стрелки хорошие, да только после длительного бега состояние у них было ничуть не лучше, а потому сомнительно, чтобы они выказали снайперскую стрельбу.

Остается только помощь от сержанта Грибски. Просто неоткуда больше было прийти подмоге. Но об этом уже говорилось. Нереально. Вырвавшийся из засады патруль мог оказаться на заставе только через несколько часов. Потом столько же на обратный путь… Но если это не Грибски, то кто? И вообще, где Ануш и Хват? Выжили или посчастливилось только ему?

Послышались голоса. О чем говорят – не понять, звуки приглушаются закрытой дверью. Но вот она открывается, и в комнату вваливаются двое, одетые в исподнее. У того, что поменьше, фигурой напоминающего квадрат, на голове красуется белая повязка, и движется он как-то неуверенно, сильно опираясь на второго. А второй, с левой рукой на перевязи, выглядит не таким широким в плечах, и дело вовсе не в том, что он немного уступает первому, просто он на полголовы выше.

При виде этой странной парочки, эдаких Штепселя и Тарапуньки, Сергей едва не проронил скупую слезу, и ком сдавил горло. Он непроизвольно попытался вздохнуть, но грудь отозвалась острой болью, отчего перехватило дыхание.

Ануш и Хват, его соратники и друзья. Господи, как такое могло случиться? Они все трое выбрались из этой передряги. Невероятно, но это факт. Вряд ли на небесах есть необходимость расхаживать в повязках, так что они все еще на грешной Земле, точнее, на Глобусе, что, собственно, не имеет никакого значения.

– Стой, Ануш. Давай-ка передохнем.

– Я не устал, – упрямо пробурчал невысокий широкоплечий парень.

– А я разве сказал, что ты устал? Мне-то отдохнуть можно? Ты вроде и похудел, но, знаешь ли, легче от этого не стал.

– Тебе? Ну давай передохнем, – тяжело привалившись к дверному косяку, снизошел услышать просьбу друга Ануш.

Короткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что отдых нужен как раз бывшему хуторянину, а никак не вору. Впрочем, тоже бывшему. Сейчас они черные шевроны, военнослужащие по приговору, призванные выполнять самые безнадежные и рискованные поручения. Впрочем… С последним утверждением придется еще разобраться.

Если Грибски или еще какое армейское подразделение не имеет отношения к их спасению, то очень даже может быть, что они сейчас являются дезертирами. При таком раскладе они уже превратились в желанную добычу для охотников за головами. С другой стороны, если спасители сообщили о них в Крумл, то не все так плохо. Поправятся и вернутся дослуживать оставшийся срок.

– Ты смотри, приятель, а командир-то очнулся.

При этих словах Хвата Ануш тут же устремил взгляд на Сергея. Сказать, что в глазах друзей плескалась радость, – это не сказать ничего. Они разом рванули к его койке, Бартова даже практически не опирался на здоровую руку друга.

– Командир, ты как? Слышишь меня? – выстрелил вопросами Хват.

– А почему я не должен тебя слышать? – С трудом разлепив губы и чувствуя пульсирующую боль в висках и затылке, в свою очередь спросил Варакин.

– Ну наш хуторянин только на второй день сумел меня услышать, – не выдержав, ухмыльнулся Хват, поймав недовольный взгляд Ануша.

– Где мы? Почему вы не ушли в плавни? И что вообще случилось?

– Не все сразу, командир. Сначала про плавни. Так вот, мы бежали настолько быстро, что почти не промахнулись. Всего-то на полверсты. Ага. Не успели бы мы до них добраться. А вот что случилось… Я сам толком так и не понял, хотя уж кому-кому, а мне по голове ни разу не прилетело. Как раз у того места, где мы приняли бой, к берегу прибился валийский пароход с баржей. Вот его-то экипаж и помог нам отбиться от арачей. Ну и наши гранаты сказали свое слово. Короче, как только арачи поняли, что вместо парочки стрелков против них уже около двух десятков, то тут же повернули назад. Ну и, как назло, нас с Анушем приласкали уже в самом конце, ему по голове, мне по руке.

– Значит, мы в Новой Валенсии? Почему тогда нас не передали на заставу? Ведь им все одно нужно было проходить мимо. Или пароход шел вверх по Мраве? Тогда мы в Крумле. Но почему не под замком?

– Ни то ни другое. Когда мы вышли на берег, пароход приткнулся баржей к берегу. На нее как раз заканчивали грузить лошадей, но отойти уже не успевали.

– Грузили лошадей?

– Ну да. Там почти весь экипаж состоял из куроки.

– Куроки?

– Сам ни лукавого не понял. Знаю что, валийцы сошли с парохода, как только отошли от мелководья. Что мы на пинкской территории. Если быть более точным, то у куроки, где-то очень далеко в их землях. Где, что и как – не спрашивай. Понятия не имею. Мы вроде как и не под арестом, но в то же время под присмотром. Трое воинов куроки постоянно ошиваются рядом, к домику нашему посторонние не подходят, и нам отходить далеко нельзя. Народу в госпитале хватает, но тут мы только втроем, никого больше не подселяют.

– Странно. И ничего не объясняют?

– Я пытался было поговорить с доктором, но тот сказал, чтобы я потерпел. Мол, нам все объяснят, но позже. Ах да. – Хват поднялся с соседней койки и выглянул в окно. – Меткая Стрела, скажи доктору, что командир пришел в себя. Он просил сразу сообщить, как только ты очнешься. – Это уже к Сергею.

– Буран, Гром? – продолжал расспрашивать Сергей.

– Предатели, – с показной обидой пробурчал Хват.

– Нормально с ними, Сергей, – отмахнувшись от вора, наконец заговорил Ануш. – Когда ты остался, они с нами побежали, а потом, когда завертелось, двоих загрызли.

– Во-во. Командир, а ты уверен, что мамашу их повязал именно с собакой, а не с котом каким. Прыгучие, аж жуть, – не утерпев, перебил друга Хват, вызвав у того опять же показную гримасу недовольства, словно зуб заболел. Ну да, Хват, он и есть Хват, что с него взять. – Это же надо было умудриться – добраться до глотки всадников. Пинкские лошадки, они, конечно, так себе, не больно-то и высокие, но все одно интересно получилось.

– А чего ты хотел? – слегка пожав плечами, стараясь не потревожить голову и грудь, ответил Сергей. – В них кровь охотников на пушного зверя. Мать Грома, та вообще умудрялась забраться по гладкому стволу на два человеческих роста.

– Ага, тогда понятно. Да не переживай, нормально все. Их даже не поцарапали. А вот как только сюда добрались, так эти паразиты рванули по округе. Только к вечеру и возвращаются, и то не всегда, причем каждый раз потасканные, как будто всю ночь пахали в борделе.

– Получается, здесь в округе хватает стойбищ?

– Спроси что полегче. Нас дальше чем на пять шагов от домика не отпускают.

– Ладно. А сколько я в отключке-то был?

– Сегодня ровно неделя. Доктор сказал, что если не очнешься в ближайшие день-два, то тебе конец. Но теперь вроде должно быть нормально.

– Значит, повезло.

– Именно что повезло, любезный, – менторским тоном сообщил появившийся в дверях доктор. Самый натуральный. В белом халате с завязками на спине, таком же чепчике, отдаленно походящем на медицинский колпак, впрочем, в этом мире все доктора носили такие. На переносице – настоящее пенсне, со шнуром, уходящим под горловину халата, куда-то на грудь, или, скорее, к кармашку жилета. Ну не мог он не иметь жилета, так как на нем были брюки и ботинки.

Только одно не соответствовало знакомому образу. Доктор был явным представителем пинков. Краснокожий, с длинными черными волосами, разве что не заплетенными в косы, а забранными в конский хвост. Было что-то неестественное в том, как этот куроки (ну а кто еще-то) ходит с важностью заправского светила медицины, хотя его внешность требовала от него кошачьей грации, несмотря на то что ему было под пятьдесят. Правда, у пинков с возрастом после тридцати можно было легко ошибиться.