Торжество большевистской тенденции («рабочий контроль»). Но русские рабочие и их руководители хотели совсем другого. Под «контролем» они понимали действительно переход к «социализации» фабрики, а потому вовсе не удовлетворились тем «минимумом», о котором говорил Скобелев, и не думали о тех жертвах, о которых упоминал Гендерсон. По их мнению, контроль должен был быть не «государственным», а «общественным», под чем они подразумевали контроль рабочий. Эта позиция ярче всего обрисована на конференции фабрично-заводских комитетов и советов старост Петрограда, открывшейся 30 мая. В ответ на убеждения М. И. Скобелева, что «мы находимся в буржуазной стадии революции», что «самое беспощадное обложение не может разрешить финансовой проблемы», что «русский капитализм слишком молод» для того, чтобы даже конфискация всех капиталов устранила финансовую разруху, что «захват фабрик и заводов не изменит условий труда рабочего класса» и не подвинет вперед революцию, в ответ на все это организационный комитет конференции (в которой преобладали большевики) предложил такую резолюцию: «Путь к спасению от катастрофы всей хозяйственной жизни лежит только в установлении действительного рабочего контроля за производством и распределением продуктов. Для такого контроля необходимо, чтобы во всех решающих учреждениях за рабочими было обеспечено большинство (не менее двух третей голосов) и чтобы фабрично-заводские комитеты, а равно профессиональные союзы получили право участвовать в контроле с открытием для них всех торговых и банковых книг и с обязательством сообщать им все данные. Рабочий контроль должен быть немедленно развит в полноеурегулирование производства и распределения продуктов рабочими. Рабочий контроль должен быть продолжен (распространен) на все финансовые и банковые предприятия. Спасение страны от катастрофы требует, чтобы рабочему и крестьянскому населению было внушено самое полное и безусловное доверие (уверенность), что руководящие и полновластные учреждения как на местах, так и в центре государства не останавливаются перед переходом в руки народа большей части прибыли, доходов и имуществ крупнейших банковых, финансовых, торговых и промышленных магнатов капиталистического хозяйства. Далее развертывался план – «пока длится война» – введения «в общем государственном масштабе обмена сельскохозяйственных орудий, одежды и обуви на хлеб и другие сельскохозяйственные продукты», а «после осуществления указанных мер» – «осуществление всеобщей трудовой повинности», для чего необходимо «введение рабочей милиции (Красной гвардии) с постепенным переходом к общенародной поголовной милиции, с оплатой труда рабочих и служащих капиталистами» и, наконец, не после всего, а прежде всего как основное условие «успешного проведения перевода рабочих сил на производство угля, сырья и транспорта, а также перевода рабочих из производства военных снарядов на производство необходимых продуктов», «переход всей государственной власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов». Конечно, здесь видна рука Ленина, который вместе с Зиновьевым защищал приведенную резолюцию не только против меньшевика Далина, но даже и против большевика Авилова. Однако если не весь ленинский план перехода к полусоциализму, то требования резолюции об установлении рабочего контроля над предприятиями были распространены широко за пределы чистого большевизма. Об этом лучше всего свидетельствует изданный в те же дни министром путей сообщения Н. В. Некрасовым знаменитый циркуляр 27 мая, прозванный «приказом № 1» путейского ведомства. Железнодорожные рабочие петроградского узла, недовольные прибавками «комиссии Плеханова», предъявили требования, за неисполнение которых грозили общей железнодорожной забастовкой. Правительство в согласии с исполнительным комитетом Совета рабочих и солдатских депутатов решило «самыми решительными мерами противодействовать надвигающейся разрухе»; но под «самыми решительными мерами», кроме противодействия «отдельным выступлениям», Н. В. Некрасов подразумевал… полную передачу контроля и наблюдения за всеми отраслями железнодорожного хозяйства с правом отвода в двухмесячный срок любого начальствующего лица железнодорожному союзу служащих. В совещании по перевозкам министру сказали, что в лучшем случае только недоразумением можно объяснить понимание подобной меры как меры «твердой власти» и что иного названия, как «демагогической», она не заслуживает. Трудно было поверить действительно в серьезность эвфемистических объяснений министра, что «привлечение организаций к общегосударственной работе заставит их отрешиться от узкопрофессиональных решений и сделает их органами государственности». Всякий понимал, что насаждаемое таким образом начало ничего общего не имеет с военным социализмом Гендерсона.

Министерство просто плыло по течению, а течение вело в большевистское русло. Циркуляр 27 мая дезорганизовал железнодорожное хозяйство, а в то же время Министерство торговли получало из всех городов России известия, что исполнительные комитеты местных революционных организаций налагают таксы на товары, запрещают вывоз и производство изделий, закрывают торговые предприятия, опечатывают товары, устраняют законных владельцев от распоряжения предприятиями и т. д… Вот чего боялся и не мог остановить А. И. Коновалов, вот чего не понимал Гендерсон, вот что… прекрасно понимал и чему отнюдь не по «государственным» соображениям подчинялся Некрасов. Этим действительным положением дела объясняется и то, почему никто из сколько-нибудь компетентных знатоков промышленности не согласился занять место А. И. Коновалова и почему та декларация, которая его испугала, совсем не была опубликована правительством. Вместо нее 28 июня появилось «обращение министра труда ко всем рабочим России». М. И. Скобелев был вынужден, наконец, сказать «товарищам рабочим», чтобы они «помнили не только о своих правах, но и своих обязанностях, не только о своих желаниях, но и о возможности их удовлетворения, не только о своем благе, но и о жертвах, необходимых во имя закрепления революции и торжества наших конечных идеалов». Картина злоупотреблений, нарисованная воззванием, совершенно подтвердила тот доклад Н. Н. Кутлера правительству полтора месяца тому назад, против которого тогда спорили министры-социалисты. «В настоящее время, – гласило воззвание, – часто стихийные выступления берут верх над организованностью, и вопреки всем государственным возможностям, не считаясь с состоянием предприятия, в котором вы работаете, и во вред классовому движению пролетариата вы иногда добиваетесь такового увеличения заработной платы, которое дезорганизует промышленность и истощает казну, ибо из казенных средств сейчас оплачивается большая часть производимых предметов. Нередко рабочие вопреки указаниям профессиональных союзов отказываются от всяких переговоров с владельцами предприятий и под угрозой насилий настаивают на удовлетворении выдвинутых требований. При полной свободе организаций такой прием отстаивания своих интересов является недопустимым для сознательных рабочих. Когда же он применяется в предприятиях, изготовляющих предметы первейшей государственной необходимости, и в особенности на железных дорогах, он превращается в прямую угрозу завоеваниям революции… Но еще более недостойными революционной демократии являются поступки тех рабочих, которые, не сознавая всей сложности и ответственности технического и хозяйственного управления предприятиями и бедности России опытным техническим и административным персоналом, чинят насилия над служащими и директорами, удаляют их по своему усмотрению, самочинно вмешиваются в техническое управление предприятиями и даже пытаются захватить всецело в свои руки промышленные заведения. Враги революции втихомолку злорадствуют, видя, как вследствие изгнания вами технического персонала разрушается налаженное вашим трудом производство и как затрудняется сношение с другими странами, когда рабочими преследуются служащие на наших заводах иностранные граждане… Захват же фабрик и заводов делает рабочих, не имеющих ни опыта управления, ни необходимых оборотных средств, на короткий срок хозяевами, но вскоре приводит их к закрытию захваченного предприятия или к подчинению рабочих еще худшему предпринимательскому произволу». Далее министр труда обещал рабочим, что министерство примет меры против безработицы, неразрывно связанной с возвращением предприятий, оборудованных для военного производства, к производству мирного времени. Министерство обещало не применять труда военнопленных и солдат, детского труда, соглашалось облегчить переезд из одной местности в другую. Но все же министр труда считал долгом напомнить, что «экономические потрясения, связанные с переходом от военного времени к условиям мирного развития, не могут пройти безболезненно» и что «необходимы жертвы во имя закрепления революции».