С неба донесся вдруг торжественный гул.

На фоне голубого неба длинной вереницей серели аэропланы. Они величественно парили на огромной высоте и иногда при повороте сверкали на солнце их крылья.

«Молодчина», — бормотал Иван Григорьевич, думая о Васе.

Ему вдруг вспомнился толстый Франц Маркович, свирепо выкатывающий глаза и говорящий: «иди в своя комната, негодяй!»

Иван Григорьевич расхохотался.

«Попробовал бы он его теперь!»— подумал он, и, прищурившись, стал глядеть на небо.

А из-за крыши, над самой его головою, появлялись все новые и новые аэропланы.