Твой любящий сын(?)
ДИНА РИЧАРДС: Том всегда говорил мне, что в свое время расскажет Никки правду, о том, что произошло когда он был ребенком, о том, что Нона и мои сестры забрали у меня Никки, и что я всегда хотела его вернуть. Я молилась, чтобы Том рассказал ему это, потому что хотела, чтобы Никки знал правду, больше всех на свете. Но Том так и не сделал этого.
Однажды в 2001–м Том встречался с Никки , когда тот был в туре, в Сиэттле. Я поехала в аэропорт , встретиться с Томом и спросить, почему он до сих пор не сказал Никки правду, но Том только сказал: Он не хочет слушать. Я спросила: Что значит не хочет слушать? Нона умерла уже давно, что теперь мешает открыть Никки правду, чего ты тянешь?
Я посмотрела на него и сказала: Я не достаточно сильна, чтобы бороться с вами ребята. Вы бы не забрали у меня Никки, если бы я была сильнее. И он ответил: Да, это так. Выражение его лица и яд в его голосе дали мне понять, что он был частью этого плана.
Моя дочь Сеси буквально спасла мне жизнь, потому что несколько раз мне казалось, что я не смогу перенести эту боль, и хочу прекратить все это. Мы с Никки были разлучены на столько лет, и я никогда, никогда этого не хотела.
ТОМ РИЗ: Херня! Никогда я не говорил этого Дине. Она просто в большом покаянном путешествии. Переворачивает правду, лжет, как и всю жизнь делала. Я много раз говорил Никки правду, Дина столько лет употребляла наркотики, что я не знаю, остались ли у нее мозги в голове, правда. Я и раньше ей говорил, то как она живет… но я не хочу больше в это влезать. Мне 78 лет, мне это не нужно.
СЕСИ КОМЕР: Никки так многого не знает обо мне и о нашей матери. Она всегда изображала, что дела идут хорошо, а так не было. В 80–х у нее был инсульт, а однажды зимой она так сильно заболела, и у нас кончилась еда, нечем было отапливать дом. Я ела бутерброды с кетчупом и просыпалась с примерзшими волосами столько раз… Мама всегда любила Никки и хотела,чтобы он был с нами, но у нас были трудные, очень трудные времена.
Я думаю, что отношения мамы и Никки это очень грустная история. Из–за недосказанностей они зашли в очень темное место. Сейчас все так запутано, и каждый страдает от своих воспоминаний. Но я знаю, как бы то ни было, мама всегда хотела, чтобы Никки был с ней. И никогда не сдавалась. Нет. А главное, что она нужна ему, а он нужен ей.
6 ноября 1987
Бэкстейдж
19.45
Guns сейчас на сцене, а несколько минут назад произошла одна престранная вещь. Зашла вся группа и мы занюхнули дорогу футов в 6 длиной. Я спросил ребят из Guns, не хотят ли они, но они только переглянулись. Наконец Томми сказал: Давайте, вам надо переиграть нас! Тогда Аксель наклонился и нюхнул чуть–чуть, потом закашлялся, и сказал, что им пора на сцену. С тем они и ушли, мы переглянулись и Винс сказал: Ну, что же, нам больше достанется, и мы продолжили с Фредом, Хоком и компанией.
Собирался позвонить Зутауту… блин, не много же порошка вроде было…
СЛЭШ: Аксель никогда не имел склонности к наркотикам, а Guns N’ Rosеs полностью героиновой командой, но мы не представляли, как можно торчать в туре, потому оставались чистыми. Кокаин никогда не был моим наркотиком. Нашим наркотиком было пережить день, персональный внутренний кризис каждого, о котором никто не должен узнать, поскольку мы находились рядом с Мотли — самой неумеренной, скандальной, публичной персоной. Это был их имидж, слыть самой алкоголической и кокаиновой группой.
НИККИ: Говорят, будь осторожен желая чего–либо… но мы никогда не были осторожны.
7 ноября 1987
Бэкстейдж
17.00
Сегодня будет шумная толпа, я слышу как они сходят с ума крича: Crue! Crue! Crue! Чувствуется, как им не терпится… рок–н–ролл! Надвигающийся хаос прекрасен…
Надо бы сегодня прошвырнуться.
8 ноября 1987
В самолете
16.20
Только что приземлились – у меня пипец какое похмелье.
Хитер приехала к Томми, он был с ней прошлой ночью. Мик со своей блядской Эми. Винс как всегда — в стрип клубе. А я взял Слэша, и мы прошлись по барам во французском квартале Нового Орлеана. Я могу покупать прямо перед носом у всех и никто ничего не заметит, даже Фред. Я чувствую героинщиков за милю… ну и они меня тоже.
НИККИ: Когда Мотли были в туре с Оззи в 1984–м, у нас было выступление в Новом Орлеане, в Марди Грас = ужас! Весь наш менеджмент ужасно нервничал, и Шерон Осборн тоже. Оззи вышел с Винсом и они вляпались в неприятности. Мы пошли с Томми и гитаристом Оззи Джейком И. Ли в Донжон клуб. Я как всегда был с ножом, и там оказалась девушка, одетая в топик, который больше призван показывать, чем скрывать, но там было и много чего способного вывести меня из равновесия. В общем я вытащил нож, сгреб ее за этот топ и разрезал его. Ее сиськи выпрыгнули наружу и я сказал: «Начнем вечеринку!» Внезапно надо мной нависла тень – охранник клуба. Оказалось, что это его подружка. Он вышвырнул меня, Томми и Джейка на улицу и начал лупить нас своей шипастой бейсбольной битой. Все израненные и избитые, мы убежали. Когда, годы спустя, мы появились в Донжоне, нас не пустили. Я сказал, что это все было давно, но они ответили: Мы так не считаем.
ФРЕД САНДЕРС: Мы несколько часов катались по французскому кварталу Нового Орлеана в поисках приятеля Никки, который мог достать героин. Я сказал Никки, что не дам ему сделать этого и он уволил меня. Никки вечно прогонял меня направо и налево. Потом мы попытались попасть в Донжон, но нас не пустили, и, честно говоря, у меня это не вызвало ни удивления ни волнения.
9 ноября 1987
Выходной
Мариотт–отель,Хантсвилль,Алабама,номер 432
16.30
Мы выступали в Хантсвилле год или два назад, тогда какой–то парень заявил, что мы бросили в толпу стакан, который разбился, и ослепил его. Док сказал, что парень подал в суд на нас за то, что у нас на сцене используется оружие стреляющее стеклом(ух,что там AC/DC). Я даже слышал, что мы металлом стреляем… что за херня? Я надеюсь этот парень не придет сегодня на концерт.
Ах, да, он же слепой, видимо не придет.
10 ноября 1987
Отель
День
Черт, только что звонил Рич. Мы вчера со Слэшем набрались внизу, в баре, и подрались, кажется он шею повредил. Блин, как плохо… все так прекрасно, пока никому не больно…
P.S. Я все думаю о том слепом парне, может он все же придет сегодня.
СЛЭШ: Мы с Никки сидели в баре и выпивали. Потом начали бороться. Ну, Никки парень–то здоровый, он победил. И на следующее утро я проснулся с 4–мя смещенными шейными позвонками в постели техника Томми. Врач прописал мне иглоукалывание на все 3 недели тура. И все это время на сцене я должен был играть в шейном корсете, который не позволял мне поворачивать голову ни на дюйм.
11 ноября 1987
Отель
03.10
Воюю со всеми. Кажется, что все против меня. Я не понимаю… почему я не чувствую ничего кроме злобы? Я не чувствую ее только когда я в полном коматозе. Это не действует как раньше. Я устал писать об этом, не знаю почему. Почему у меня всегда на кончике языка слово ПОЧЕМУ?
Почему все было так в детстве, почему все было так еще недавно?
Почему моя мать всегда хотела быть с кем угодно, только не со мной?
Почему мой отец бросил меня?
Почему я не имею веры в Бога?
Почему я не могу бросить наркотики?
Почему я не могу полюбить?
Почему, почему, почему…
СЕСИ КОМЕР: Мой родной отец всегда сомневался в том, что я его дочь, и, когда я выросла, мне стало ясно, что он интересовался собой куда больше чем мной. С Никки все было иначе, ему никогда не тыкали в лицо подобными вещами. Он может только догадываться, каково это.
Может быть это даже лучше, что его отец не был рядом с ним, как мой был рядом со мной, боль ест тебя когда ты знаешь правду, свою собственную правду. Я знаю, Никки говорит, что это прекрасно, когда у тебя есть отец, но это просто «могу–хочу–должен» синдром, с этим трудно спорить, ты же в конце–концов не знаешь правды.
14.15
