Крестьянской основой римского государства объясняется также и особая прочность, отличающая завоевания римлян от завоеваний других народов. Те территории, которые римляне приобретали в качестве солдат копьем и мечом, они вторично завоевывали и закрепляли за собой в качестве крестьян-собственников плугом. Колонии, выводившиеся римлянами на вновь приобретенных землях, не превращались, как это было у греков, в независимые общины с собственными законами и гражданством, но оставались маленькой копией и частицей Рима. Римские колонисты жили по римским законам и обычаям и, привязываясь к новой земле, при защите своей собственности рассчитывали на мощь всего римского государства и сами преданно служили ему. Кроме того, значительную часть земель римляне отбирали у покоренных общин и делали ее «общественным полем», т. е. собственностью римского государства. Бóльшую часть этого «общественного поля» занимали, конечно, богачи, у которых были рабы, скот, инвентарь, необходимые для обработки обширных владений. Но и малоимущие граждане имели право получить участок на государственной земле и рассматривали ее как общее достояние республики, а себя – как ее владельцев, если не в настоящем, то в будущем. Об этом своем праве римские крестьяне часто заявляли в полный голос, и – именно потому, что они составляли основу римской армии – им удавалось добиваться у правящей знати более справедливого распределения завоеванных земель. В конце республиканского периода, когда в армии получили возможность служить неимущие пролетарии, земельный надел, выделенный из «общественного поля», а то и отобранный у крупного собственника, сделался главной наградой за военную службу.

Прочность римской власти в завоеванных областях – сначала в Италии, а потом и в других странах Средиземноморья и Западной Европы – обеспечивали также те города, которые вступали в союз с Римом и в награду за верную службу получали такие же права, какими пользовались римские граждане. Такие города, становившиеся как бы частью самого Рима, назывались муниципиями (от латинского слова munus – «служба», «обязанность»). Они давали римскому государству отличных солдат и служили привлекательным примером для других римских союзников, которые понимали, что выгоднее получить от римлян гражданские права, чем пытаться избавиться от римской власти. Способность римлян поделиться правами и землей с теми, кто им верно служил, и единство граждан-землевладельцев, сплоченных общими интересами, были важнейшими основами величия Рима.

В Древнем Риме, как и в других городах-государствах античного мира, свободным полноправным собственником мог быть только гражданин. И только государство могло обеспечить ему свободу и права, защиту закона и достойное признание его способностей и заслуг. Взамен государство требовало от граждан неукоснительного исполнения обязанностей и долга (прежде всего воинского), принесения личных интересов в жертву общим. Для римлян, особенно во времена Ранней республики, государство и «общая польза» стояли на первом месте. В своей жизни римляне стремились руководствоваться правилом, которое выражено в словах поэта Луцилия (II в. до н. э.): «Сосредоточивать мысль всегда на пользе отчизны. После – на пользе родных, а потом уж на собственной пользе». Сама свобода для римских граждан заключалась в уважении к законам и установлениям предков, к сенату и магистратам, к воинской дисциплине. Отдельный гражданин как бы сливался с общиной и даже поглощался ею. Он боготворил отечество и не мыслил своего существования вне его. Показательно, что изгнание из отечества всегда считалось в Риме тягчайшим наказанием, сравнимым со смертной казнью. Такое единство гражданина и государства питало гордый римский патриотизм. Каждый из граждан могущество и славу государства считал своим личным достоянием, которое переходило к его потомкам.

В свою очередь, гордость и любовь к родине были источником своеобразного мужества и сурового благородства римлян. Они сражались с неукротимой отвагой и твердостью потому, что были убеждены в своем превосходстве и считали, что проявить слабость – постыдно и недостойно величия Рима, что унижение хуже гибели, что поражение в открытом и честном бою предпочтительнее победы, добытой хитростью и коварством. В качестве примера можно еще раз вспомнить Гая Фабриция. Среди многих славных эпизодов его жизни античные авторы рассказывают и такую примечательную историю. Во время трудной войны с царем Пирром консулу Фабрицию доставили письмо от царского врача. Лекарь предлагал отравить своего хозяина ядом и тем самым избавить римлян от войны. Возмущенный таким вероломством, Фабриций сам написал Пирру и посоветовал ему остерегаться козней врача, заявив при этом: «Мы же предупреждаем тебя не из расположения к тебе, но чтобы твоя гибель не навлекла на нас клевету, будто мы победили в войне хитростью, а не доблестью».

Кстати сказать, в силу этой же своей гордости римляне с презрением смотрели и на своих собственных солдат, попавших в плен. Даже после сокрушительного разгрома, который Ганнибал учинил римской армии в битве при Каннах, римские власти предпочли выкупить не пленных, хотя это и обошлось бы дешевле, но рабов, которых освободили, призвали в войско и вооружили на государственный счет.

Справедливости ради надо сказать также о том, что следствием гордого высокомерия римлян было их враждебно-настороженное и даже презрительное отношение к чужому. И это отношение сохранялось даже во II в.н. э., когда один римский поэт прямо заявлял: «Презирай чужие нравы, много в них зазорного. Лучший в мире образ жизни – гражданина римского». Действительно, в Риме долгое время считалось неприличным для настоящего римлянина изучать греческую философию и увлекаться греческой литературой. Слова «грек» и «ученый» некоторыми римлянами употреблялись как ругательства. Конечно, со временем греческий язык и высокая греческая культура все больше проникали в жизнь римлян, в первую очередь знатных. Но в Ранней республике большинство граждан оставались невежами, которые, однако, умели сражаться и готовы были принять смерть без жалоб. Настоящему римлянину никогда было не понять, как греки могут ценить победу на Олимпийских играх выше, чем триумф полководца, а театральные представления предпочитать гладиаторским боям. Признавая культурное превосходство эллинов и многому у них научившись, римляне видели свое историческое призвание в том, чтобы властвовать. Эту идею, вдохновлявшую многие поколения римлян, лучше всех выразил великий римский поэт Вергилий (I в. до н. э.):

Гордый патриотизм, твердость духа и мужество воспитывались в крестьянском труде и боевых походах, в народном собрании и сенате. Но основы того железного характера, который сделал римлян властелинами мира, закладывались в семье.

Римская семья коренным образом отличалась от греческой, прежде всего тем, что власть отца семейства над женой и детьми была полной и неограниченной. Сами римляне признавали, что едва ли еще есть какие-нибудь люди, которые имели бы над детьми своими такую же власть, как они. Глава семейства был вправе признать родившегося ребенка или отказаться от него. Пока жив был отец, даже взрослый сын и его дети не могли самостоятельно владеть и распоряжаться имуществом. Но, главное, глава семейства имел право подвергать своих домашних телесным наказаниям, продавать в рабство и даже казнить в случае серьезных преступлений. Сыну освободиться от отцовской власти было труднее, чем рабу получить свободу. Поэтому повиновение детей отцовской власти было непререкаемым. Но когда глава семейства умирал, сыновья получали такие же права, какие имел над ними отец. Так римские семейные порядки научали римлян двум важнейшим качествам, столь необходимым на войне, – умению беспрекословно подчиняться и твердо властвовать. Не приходится удивляться, что власть римского полководца над солдатами была столь же неограниченной, как и власть отца над детьми.