Детские впечатления, повлиявшие на характер художественного мировидения писателя, в известной мере дают материал для отыскания истоков характерных особенностей его будущего творчества. Разве такие черты шолоховского дарования, как, например, познание самого языка степной природы, тонкое чувство красок, вплоть до тончайших, почти неразличимых оттенков и переходов, обостренное внимание к граням времени, преимущественно внешняя изобразительность и высокая степень эстетизации мира – не предвосхищены впечатлениями детства?
«Если биография художника, – проницательно заметил К. Федин, – служит коренным руслом его представлений о мире, – а это действительно так, – то на житейскую долю Шолохова выпало одно из самых глубоких, самых бурных течений, какие знает социальная революция в России».
Нравственное самоопределение Шолохова произошло в годы гражданской войны. В беседе с Ф. Кубкой писатель обронил такое признание: «Поэты рождаются по-разному. Я, например, родился из гражданской войны на Дону»16.
Шолохов оказался в самом эпицентре событий. Живя на территории белого казачьего правительства (1918–1920), он видел белый стан изнутри. Возможно, это обстоятельство повлияло на выбор ракурса художественного исследования в «Тихом Доне» и обусловило особую трудность в работе над романом.
В марте 1919 года юный Шолохов был очевидцем трагических событий Вешенского восстания, вспыхнувшего в тылу Красной Армии и создавшего реальную угрозу существованию Советской власти на Дону. В этой социальной «коловерти» он видел, как по-разному умирали люди: красные и белые, мужчины и женщины, старики и дети. «Во время гражданской войны был на Дону, – писал он в автобиографии. – С белыми ни разу никто из нашей семьи не отступал, но во время Вешенского восстания был я на территории повстанцев» (Знамя. 1987. № 10. С. 174).
Начиная с 1920 года, «с момента окончательного установления Советской власти на юге России», Шолохов, «будучи пятнадцатилетним подростком», работал «учителем по ликвидации неграмотности среди взрослого населения» в хуторе Латышеве (февраль – сентябрь 1920 г.), служащим в станичном ревкоме (с сентября и до конца
1920 г.). «Сумел… изучить изрядное количество профессий», – писал он в автобиографии. Работал «учителем в низшей школе», «продовольственным инспектором». Принимал активное участие в общественной, хозяйственной и культурной жизни станиц Каргинской и Букановской. Это событийная канва, за которой стоит многое.
В своеобразном ритме смены профессий (статистик, учитель, продовольственный инспектор, журналист, служащий, актер драматического народного кружка, а позднее, в Москве, – каменщик, грузчик, счетовод и – писатель) угадывается своя закономерность, отражающая не только ход калейдоскопически меняющегося бытия, но и поиск себя, своей жизненной стези, а также меру причастности Шолохова к миру перестраивающейся на новый лад жизни. Все это можно назвать своеобразными этапами постижения будущим писателем сложнейшей науки народознания.
Думается, у некоторых «исследователей» не возникло бы двусмысленных вопросов о том, где молодой писатель мог почерпнуть столь глубокое знание многих пластов русской простонародной и литературной речи, народного быта, психологии простых казаков, если бы они не пытались предвзято интерпретировать факты шолоховской биографии.
Выросший в казачьей среде, Шолохов не только превосходно знал фольклор, специфику старого жизненного уклада, но и стоял у истоков экономического и культурного созидания сельской нови, видел разные ее фазы, наблюдал за тем, сколь много неожиданных, непредсказуемых поворотов открывает в себе сама жизнь, как круто она ломает порой человеческие судьбы.
Давление жестоких жизненных обстоятельств Шолохов познал на собственной судьбе.
В годы продразверстки для борьбы с бандитизмом на Дону были сформированы части особого назначения – ЧОНы, в которых довелось служить Шолохову. Он писал в автобиографии: «С 1920 года служил и мыкался по донской земле. Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло как положено. Приходилось бывать в разных переплетах». Один из таких «переплетов» едва не стоил ему жизни. Осенью 1920 года продармеец Шолохов попал в плен к Махно и лишь по счастливой случайности (во время допроса, который вел сам атаман, за Шолохова заступилась хозяйка хаты) избежал смерти. Махно отпустил юношу, пригрозив в случае повторной встречи виселицей. Отсвет драматических событий этих дней угадывается в повести «Путь-дороженька» (1925), где герой ее, Петька Кремнев, оказался в ситуации, пережитой несколько лет назад самим писателем.
Период службы Шолохова в продовольственных органах – еще одна драматическая страница его биографии.
В мае 1922 года, после окончания краткосрочных курсов продовольственной инспектуры в г. Ростове, Шолохов был направлен в станицу Букановскую, где работал станичным инспектором.
После голодного 1921 года положение со сбором налога в станице Букановской было критическим. Вспомним начало шолоховского рассказа «Продкомиссар».
«В округ приезжал областной продовольственный комиссар.
Говорил, торопясь и дергая выбритыми досиня губами:
– По статистическим данным, с вверенного вам округа необходимо взять сто пятьдесят тысяч пудов хлеба. Вас, товарищ Бодягин, я назначил сюда на должность окружного продкомиссара как энергичного, предприимчивого работника. Надеюсь. Месяц сроку… Трибунал приедет на днях. Хлеб нужен армии и центру во как… – Ладонью чиркнул по острому щетинистому кадыку и зубы стиснул жестко. – Злостно укрывающих – расстреливать!..
Головой, голо остриженной, кивнул и уехал».
Продовольственные органы требовали собирать налог. Время было напряженное. Сельское хозяйство Верхнего Дона, пережившего страшный голод 1921 года, находилось в трудном положении. В тех исключительных условиях важное значение придавалось разъяснению народу смысла продовольственной кампании. Страна крайне нуждалась в хлебе и других сельскохозяйственных продуктах.
В Букановской Шолохов оказался лицом к лицу со сложными проблемами крестьянской жизни, решение которых требовало от него не только глубоких знаний, но прежде всего смелости и решительности.
Важную информацию об этом периоде содержит документ – отчет Шолохова о положении со сбором налога в станице Букановской. Сквозь строки документа, написанного кровью сердца, просвечивает глубокое знание хозяйственных нужд казачества, внимание к народному быту, понимание основы взаимоотношений Советской власти с крестьянством в период нэпа. Живой документ эпохи убеждает в том, что писатель изначально принадлежал к разряду тех людей, которых беспокоили вопросы практического созидания сельской нови. Суровая действительность обязывала молодого Шолохова видеть и понимать противоречивость психики и поведения крестьянина в первые годы Советской власти. За цифровыми налоговыми показателями Шолохов разглядел сложные человеческие характеры и судьбы людей, трудно пробивающих свой путь к новой жизни.
Шолохов писал в докладе окружному продовольственному комиссару Шаповалову, что, несмотря на проведенную им разъяснительную работу среди населения, призывы «давать правдивые и точные» сведения о площади посева, хлеборобы «чуть ли не поголовно скрыли» истинную цифру засеваемой площади и что все старания пошли насмарку. Пришлось начинать все сначала.
Какие же формы и методы работы использовал семнадцатилетний инспектор Шолохов? Он пишет в докладе: «Путем агитации в одном случае, путем обмера – в другом, и, наконец, путем… показаний и опроса… местный пролетариат сопоставлялся с более зажиточным классом посевщиков…»17
В ходе тщательной проверки поступивших от хлеборобов сведений о размерах посева Шолохов пришел к выводу, что налоговое задание для станицы Букановской значительно завышено и установлено окружными продовольственными органами без учета реального состояния дел.