Литмир - Электронная Библиотека
* * *

После погребения Габриэль д’Эстре Генрих IV возвратился в Фонтенбло и облачился в траур, чего ни один король никогда не делал, и набросал несколько фраз своей сестре Екатерине де Бурбон:

«Скорбь моя не сравнима ни с чем, как была не сравнима ни с кем та, по которой я скорблю; отныне сожаления и печаль будут моими единственными спутниками до гробовой доски… Цветок моей любви завял и никогда более не распустится…»18.

Это было написано 15 апреля 1599 года. А через несколько месяцев после смерти «своего прекрасного ангела» король уже был погружен в новые сердечные дела: официальное сватовство к Марии Медичи и ухаживания за капризной Генриеттой де Бальзак д’Антраг, дочерью губернатора Орлеана Франсуа де Бальзак д’Антраг и Мари Туше, которая в свое время была любовницей короля Карла IX, правившего в 1560–1574 годах

Генрих и его новая пассия повстречались в августе 1599 года.

У Поль Лежён можно найти такую характеристику:

«Как старый ребенок-гурман, король протянул руку к этому еще зеленому плоду; но он не мог рассчитывать на свой шарм, чтобы завоевать красавицу: его возраст приближался к пятидесяти, а это по тем временам был уже весьма пожилой возраст, его спина была сгорблена, лицо покрыто морщинами и обветрено, у него был бесконечно длинный нос и седая борода, а еще от него шел запах, который не могли перебить даже самые сильные арабские духи. Старый, уродливый, вонючий, но зато увенчанный короной, он мог раздавать деньги, поместья, назначения и почести»19.

Думая о Генриетте, король буквально пьянел от желания. Неотступный образ красавицы преследовал его повсюду. Но из всех фавориток короля эта оказалась самой расчетливой. Прежде чем ответить Генриху взаимностью, она потребовала от него письменный договор, согласно которому король пообещал вступить с ней в законный брак, как только она родит ему сына.

В этом поразительном письме-обещании содержалось следующее:

«Мы, Генрих Четвертый, милостью Божьей король Франции и Наварры, клянемся и даем слово перед Богом мессиру Франсуа де Бальзаку, господину д’Антраг, кавалеру Наших орденов, что, если он отдаст Нам в качестве подруги его дочь девицу Генриетту-Екатерину де Бальзак и если через шесть месяцев, начиная с нынешнего дня, вышеназванная девица забеременеет и родит сына. Мы немедленно женимся на ней. Брак этот будет заключен публично в подобающей торжественной обстановке перед лицом Нашей Святой Церкви. Для более полного удостоверения настоящего обязательства Мы обещаем и клянемся, как было сказано выше, подтвердить и возобновить его за Нашей подписью сразу же после того, как Нами будет получено от Святого Отца Папы Римского разрешение на расторжение брака между Нами и Маргаритой Французской и на Наш последующий брак по Нашему усмотрению. В подтверждение этого Нами написано и подписано настоящее обязательство. Совершено в Малербском лесу 1 октября 1599 года»20.

Как пишет Ги Бретон, «в тот же вечер король был допущен к постели Генриетты, которая не пожалела сил ради того, чтобы быстрее наступил тот счастливый день, когда король сдержит данное им обещание»21.

На возможное подписание брачного контракта с Марией Медичи Генриетта де Бальзак д’Антраг, возмущение которой нетрудно понять, отреагировала столь громогласно, что тосканские послы, слышавшие ее крики, поспешили удалиться от греха подальше.

Генрих в очередной раз поклялся, что не собирается жениться, и к Генриетте снова вернулась надежда на безоблачное будущее рядом с ее «добрым Анри». А раз так, она «одарила короля новыми удовольствиями».

Время, однако, шло, и с каждой неделей Генрих все больше нервничал. Его Генриетта была уже на седьмом месяце, и он с тревогой думал о том, что если она все же разродится мальчиком, он окажется в ловушке собственного (да еще в письменном виде) королевского слова. Реальная вероятность такой нелепой (и ненужной в данный момент) ситуации мешала ему спокойно спать.

К счастью, на помощь ему пришло само небо. В июне 1600 года у Генриетты случились преждевременные роды, и она произвела на свет мальчика, который почти сразу умер.

Узнав об этом, Генрих почувствовал огромное облегчение, ведь случившееся несчастье избавило его от необходимости исполнять обещание. Он подарил убитой горем Генриетте земельное владение Верней, возведенное в маркизат, считая, что это должно послужить бедняге достаточным утешением.

Новоявленная маркиза де Верней стала чуть более покладистой. Генрих обнял ее и с легким сердцем уехал в Лион. Всю дорогу он обменивался любовными письмами со своей флорентийской невестой. В одном из них, в избытке чувств, он написал:

«Вы советуете, чтобы я поберег свое здоровье; я Вас прошу о том же. Как только Вы прибудете, мы сотворим с Вами хорошенького ребеночка»22.

Переписка еще ни разу не видевших друг друга людей становилась день ото дня все более нежной. В первую очередь со стороны короля, конечно же. Он называл свою невесту «моя госпожа» и клялся ей в вечной любви. Мало-помалу, захваченный этой игрой, он и вправду почувствовал влечение к «маленькой флорентинке», которую видел лишь на портрете, как это обычно бывало, сильно приукрашенному «…» Маленькая флорентинка»… Это, пожалуй, не совсем верные слова. Тот, кто видел Марию Медичи, вряд ли назвал бы ее так. Летом 1600 года ей шел двадцать седьмой год. Как пишет историк Бенедетта Кравери, «это по тем временам уже считалось преклонным возрастом»23. Конечно, она была на двадцать лет моложе Генриха IV, но под определение «маленькая» ну никак не подходила. Напротив, это была весьма крупная дама с несколько обвисшими щеками и поблекшими глазами.

Вот ее портрет, написанный историком Жюлем Мишле:

«Мария Медичи, которой было двадцать шесть лет, была большой и толстой женщиной, у которой, кроме красивых рук, все остальное отличалось совершенной заурядностью. Ее высокий рост не мешал ей быть буржуазкой и достойной дочерью торговцев, какими были ее предки. […]. Из итальянского у нее имелся только язык; по вкусам и нравам она была испанкой; по внешнему виду – австриячкой и фламандкой. Австриячкой – по матери, Иоанне Австрийской; фламандкой – по деду, императору Фердинанду, брату Карла Пятого»24.

Биограф Генриха IV Франсуа Байру пишет:

«Невозможно представить женщину, более непохожую на Генриетту д’Антраг, чем Мария Медичи. Первая была худощавой, темноволосой, живой и жизнерадостной, вторая – полной, светловолосой, томной и преувеличенно стыдливой»25.

А вот биограф кардинала де Ришельё Энтони Леви утверждает, что Мария Медичи «была женщиной грубой, вульгарной, не блиставшей умом и абсолютно лишенной какой-либо изысканности и личного обаяния»26.

Впрочем, есть и другие мнения. В частности, сам кардинал де Ришельё в своих «Мемуарах» дает нам такой портрет Марии Медичи:

«У нее была безупречная репутация. Цветущая дева обладала самыми зрелыми добродетелями: казалось. Господь создал ее настолько совершенной, что искусство, завидующее природе, едва ли смогло бы добавить хоть что-то к ее достоинствам»27.

Итак, с одной стороны, вульгарная, грубая, заурядная, лишенная изысканности… С другой же – безупречная, добродетельная, полная достоинств… Кому тут верить?

Скорее всего, объективного портрета мы не найдем никогда. Говорят, что некрасивых женщин не бывает, а еще говорят, что только некрасивая женщина способна любить по-настоящему, потому что она не влюблена в себя. Но это все слова. К сожалению, Мария Медичи не отличалась ни красотой (это отмечали слишком уж многие), ни добродетелью (это выяснится очень скоро). И любить по-настоящему она была способна, наверное, только саму себя…

Жизнь Марии Медичи - i_002.jpg
4
{"b":"193196","o":1}