Сохранилось письмо к Лорке, где Дали пишет, каким видит оформление пьесы (у декораций должна быть «мягкая хроматическая гамма»), каким будет задник, костюмы и так далее. Удивительна его способность творчески вникать в любую сферу искусства, практически с первой попытки становиться профессионалом всякого нового для себя дела. Так и тут – декорации к спектаклю не только полностью соответствовали историческому содержанию, но и замыслу автора, давшему своему произведению такой подзаголовок: «народный романс в трех эстампах».

Премьера состоялась летом 1927 года в Барселоне, затем труппа Маргариты Ксиргу осенью того же года осуществила постановку и в Мадриде, что послужило поводом к антиправительственной демонстрации.

«Мариана Пинеда» имела большой успех, слава Лорки стала расти и укрепляться, в газетах стали появляться восторженные рецензии не только на пьесу, но и на книгу стихов «Цыганское романсеро», раскритикованную Сальвадором Дали.

Та влекущая новизна подсознания, к которой призывал друга художник, мало волновала поэта, ему хватало реальных земных образов, заключенных в отточенную форму, сверкавшую яркими метафорами. Он был гением, и Дали понимал это, видел в стихах друга совершенство, но хотел, чтобы его умение облекать косную плоть действительности в совершенные образы красоты (а это и есть высокое искусство) служило бы тем новым веяниям, которым он тогда поклонялся. Позже для него станет ясно, что фетишизация прогресса – общее место европейского авангарда. Я вспоминаю сейчас благословенные, несмотря на постоянный страх репрессий, 60-е годы прошлого столетия, когда Лорка был одним из поэтических кумиров. Его, слава Богу, как жертву испанского фашизма, у нас в то время печатали.

Жил у нас в Колпине в те годы поэт Костя Петухов, ныне уже покойный, царствие ему небесное, по профессии учитель географии. Вся комната, где он жил со своей женой Татьяной, тоже школьной учительницей, была забита книгами. Сейчас странно даже вспоминать, к каким ухищрениям, сложным обменам и таинственным знакомствам с продавцами и директрисами книжных магазинов приходилось всем нам прибегать, чтобы достать хорошую книгу… Ну да у многих это еще в памяти…

Так вот, у Кости была потрясающая библиотека, он был страстным библиофилом. Лучшее и большее собрание книг было в Колпине, пожалуй, только у «книгопродавца» (ударение на предпоследнем слоге) Олега, полноватого сорокалетнего дяденьки с хищно растущими вперед зубами, которые служили свистками, когда он прихохатывал и втягивал сквозь них воздух. Этот занимался книгами ради денег, он их не читал, зато у него можно было купить или обменять любую новинку или букинистическую редкость. Костя поддерживал с ним постоянные контакты, но ругались они очень часто, обвиняя друг друга в некомпетентности и нечестных обменах. Как бы то ни было, правда была, конечно, в наших глазах, на стороне Кости, ибо он все же коллекционировал книги из преданности к высокой литературе, а Олег на этом просто банально наживался.

Так вот, в этой набитой книгами комнате, где постоянно стоял плотный табачный дым, мы частенько по вечерам и собирались. Костя читал нам не только свои стихи, но и Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Гумилева, Пастернака… Иногда он давал мне из своей библиотеки что-нибудь почитать, при этом всегда обертывал книжку в плотную бумагу, чтобы, не дай Бог, она не потрепалась или на нее что-нибудь не капнуло бы.

Когда я впервые осенним вечером стал читать стихи Лорки, они так сильно впитались в мою эмоциональную душу, что иной раз наворачивались слезы, когда повлажневшие глаза видели такие, например, строки (я помню их наизусть и теперь):

Или:

Но вернемся в Испанию. И приоткроем, наконец, занавес, за которым скрывается та интимная сцена, о которой мы уже намекали. Дали признавался, что Лорка дважды пытался совратить его, и в первый раз это, вероятно, произошло весной 1926 года. Точнее, ничего не произошло, потому что у Дали была другая, нежели у друга, сексуальная ориентация. «Однако, – говорил позже, в 1986 году, в частной беседе Алену Боске уже престарелый художник, – с точки зрения моего личного престижа, я был очень польщен. Глубоко в душе билась мысль, что он действительно великий поэт и что я – Божественный Дали! – все же немного обязан ему своей задницей…»

Ничего не получилось еще и потому, что они были не вдвоем, а втроем. С ними была еще и женщина, студентка Академии Маргарита Мансо, худенькая, с мальчишеской грудью, сексуально раскрепощенная, считавшая Лорку гением. Она была без ума от него и его стихов и поэтому отдалась Лорке в присутствии Дали, избавив его таким образом от дальнейших домогательств поэта, для которого это тоже стало своеобразной «жертвой», – он испытал чуждый его натуре сексуальный опыт, в первый и последний раз переспав с женщиной.

Любопытно, какую роль играл сам Дали в этой сексуальной истории, о которой он вспоминал даже незадолго до своей смерти? Дала ли Маргарита обоим, или Сальвадор так и остался девственником, а мужчиной его сделала все-таки Гала?

В одном из писем к Лорке он пишет:

«Я вообще не способен понять Маргариту. Она что, идиотка? Сумасшедшая?»

Трудно как-либо трактовать этот текст в смысле того сексуального опыта, который пережил тогда наш герой. Вряд ли он был участником, скорее свидетелем, потому что был убежденным онанистом, не терпел прикосновений чужого тела (исключение составляла Гала, единственная). Даже в годы своей славы и богатства, когда он мог иметь в постели любую красавицу, тем не менее предпочитал устраивать коллективные сеансы мастурбации.

Конечно, тогдашняя история стала для него потрясением. Его сексуальные влечения в юности всегда были мечтами и фантазией, до реального соития он никогда не доходил.

Но, несмотря на недоразумения на половой почве, творческая дружба Дали и Лорки продолжалась и давала все новые плоды. И если художник Дали писал стихи, то поэт Лорка решил стать еще и художником, прибавив к своим многочисленным талантам еще один – рисовальщика, причем его творения оказались отнюдь не дилетантскими, весьма выразительными и даже изящными.

В некоторых своих работах Лорка использует прием друга и накладывает свое несколько карикатурное изображение на рисунок головы Дали, при этом их губы сливаются в поцелуе. Этот прием он использует и в других своих набросках. Сохранилось несколько графических портретов Дали работы Лорки. На одном их них он сидит в шапке у высокой башни. Большой палец, просунутый в отверстие палитры, напоминает мужское достоинство, а на каждый палец он повесил по красной рыбке.

Дали написал другу по поводу этого рисунка, что шапка напоминает ему ту, что носили Диоскуры[2], а пальцы стали рыбками-хромосомами. Он считал, что он и Лорка – Кастор и Полидевк, что они – близнецы по духу. Лорка также склонялся к тому.

Таким образом, поэт, музыкант, актер и драматург Лорка проявил себя и как график, причем не удовлетворился лишь признанием друзей, а устроил выставку в галерее Далмау. Были представлены 24 цветных рисунка. Шумного успеха, такого, как его книги и пьесы, выставка, конечно, не имела, но свое тщеславие Лорка удовлетворил – как-никак выставился в самой известной в Барселоне галерее.