Литмир - Электронная Библиотека

Но и этими именами родители не ограничились. Дело в том, что для торжественных случаев и специальных церемоний необходимо было подобрать еще одно имя. Оно считалось уважительным, возвышающим и должно было использоваться в исключительных случаях. Цимей хотела, чтобы Цзэдуна в таких случаях величали Юнчжи: «Юн» — воспевать, «чжи» — орхидея. Женшень возмутился — имя получалось откровенно женским и не несло никаких признаков власти или величия. Как это ни странно, традиции на этот раз оказались на его стороне. С точки зрения геомантии (эта наука о взаимосвязи сущего до сих пор почитается в Китае), для гармоничного развития ребенка в величательном имени должен был присутствовать главный признак второго имени. В данном случае, это была «влага», «вода». В конце концов нашелся вариант Жуньчжи — «жунь» в значении «вода» создавал имя «Орошенная орхидея», но при несколько ином написании второго иероглифа «чжи» — полностью менял смысл выражения. «Благодетель всех живущих» — вот как можно перевести второе значение величательного имени Мао Цзэдуна. Наверное, нет смысла объяснять, почему этот вариант устроил всех.

Однако еще одно противоречие, пагубное с точки зрения геомантии, так и не было устранено. Имя Ши в значении «камень» никак не сочеталось с последующими именами, в корне которых прослеживался смысл «вода». Может быть, этим и объяснялось то, что все грандиозные замыслы китайского лидера, претворяемые им в жизнь с огромной энергией и размахом, приводили совсем не к тем результатам, которых от них ждали? Что все жертвы, принесенные Вождем, оказались напрасными, а народ Поднебесной, который он хотел видеть в величии и богатстве, прозябал в нищете и невежестве? Как писал Мао Цзэдун в одном из последних писем: «Я все еще утверждаю, что Китай ждет светлое будущее. Но пути к нему крайне извилисты».

* * *

Маленький Ши вцепился в юбку матери и часто переставлял ноги, чтобы успеть за ней. Его сердце замирало от восторга и страха — праздник Уламбана был его любимым праздником, но, вместе с тем, заставлял его подвывать от сладкого ужаса.

В день Уламбана открывались двери ада, и демоны и злые духи вырывались на свободу.

Шисаньяцзы помнил страшную сказку, которую мама рассказывала ему с братьями много раз. Однажды ученику Будды — Маудгальяяну — привиделся образ его матери, страдающей в царстве голодных духов. Несчастная женщина после смерти оказалась в этом царстве, потому что при жизни съела кусок мяса в постный день, но не призналась в этом. Теперь она мучилась от голода и жажды, но ничем не могла утолить их. Маудгальяян уже достиг той стадии просветления, что мог пересекать границы миров. Он спустился в царство голодных духов, отыскал там свою мать и попробовал накормить ее, но пища во рту грешницы сразу превращалась в горящие угли. Тогда ученик воззвал к учителю и пообещал любые жертвы, лишь бы искупить вину матери и избавить ее от страданий. И Будда объяснил ученику, что его мать нуждается в особых молитвах, которые позволят ей переродиться в лучшем мире. Маудгальяян преподнес монашеской общине щедрые дары, и благодаря молитвам монахов его мать была избавлена от мучений.

Ши смотрел на свою маму и представлял, как он спускается в царство духов, чтобы спасти ее, как благодарная мать обнимает его, и говорит, что он — лучший из сыновей, ведь только ему оказалось под силу побороть страшных голодных духов. Каждый раз в этот момент внутри мальчика что-то сладко замирало и начинало подсасывать под ложечкой. В то же время в голове его проносились опасения, что голодные духи, раздосадованные вмешательством в их дела, будут не прочь оставить у себя зарвавшегося героя. И тогда перед глазами вставали кошмарные видения — он окружен демонами, пьющими его кровь, а во рту у него — горящие угли.

Сколько раз он просыпался с плачем от этих видений! Доходило до того, что мальчик, невзирая на строгий запрет отца и насмешки братьев, забирался в родительскую постель и прижимался к теплому боку матери.

И все же он обожал Уламбан — праздник, приходящийся на середину лета и связанный с яркими, хоть и жутковатыми обрядами. Сначала они всей семьей шли на кладбище, где приводили в порядок могилы предков. С собой брали рисовые лепешки и мелкие монеты. Лепешки разламывали пополам и половину съедали, а половину оставляли для нищих. Нищим же полагалось отдавать и монеты, но прижимистый отец всегда очень резко отзывался об «этих лентяях, которые даже себя прокормить не могут», поэтому, как правило, монеты возвращались, откуда были взяты.

Ши страшно стыдился скупости отца — на них в деревне и так поглядывали искоса. Сам отец был из простой крестьянской семьи, работал батраком, но потом ушел на военную службу и через несколько лет вернулся с хорошо набитой мошной. Сам он говорил, что скопил эти деньги, откладывая жалование, но соседи шептались, что живым столько не платят, зато с мертвых можно собрать и больше. Не прибавляла авторитета семье и работа отца. Конечно, ему кланялись при встрече, а зачастую и униженно просили о горсти риса или щепотке приправ, но за спиной иначе как кровососом не называли. Уж больно дешево он скупал зерно у тех, кто его выращивал, но не имел возможности отвезти в город. Зато на рынке продавал его втридорога.

Сам Женшень считал, что ничем не нарушает заветов предков — в конце концов, он кормит семью, помогает близким, а не побирается и не пьянствует, как большая часть деревни. Все так, но чем дальше, тем меньше маленький Ши хотел быть похожим на отца.

На кладбище он любил представлять себя влиятельным вельможей в ярких одеждах и с тугим кошельком. Он подъезжает на дорогой повозке, люди кланяются ему, а он швыряет в толпу горсти блестящих, звонких монет.

А иногда ему грезилось другое — та же повозка, в ней — вельможа, а сам Ши — благородный разбойник, который приставляет нож к горлу вельможи и заставляет его делиться с нищими нечестно нажитым богатством. Какой вариант его устраивает больше, мальчик не знал, поэтому по очереди прокручивал в голове то первый, то второй. Иногда в этих мечтаниях проскальзывал женский образ, похожий на мать и на соседскую девочку одновременно — прекрасная незнакомка прижимала руки к груди и благодарила героя за щедрость (или смелость — в зависимости от того, кем выступал Ши в этот раз).

Но был еще один момент, который будоражил воображение ребенка и навсегда остался в памяти уже взрослого Мао Цзэдуна — именно его он ждал, цепляясь за юбку матери. Они подходили к деревенскому храму и еще издалека видели огромные бумажные фонари и длинные шесты, устремленные в небо. Монахи приманивали к храму голодных духов. По телу мальчика бежали мурашки — ему казалось, что духи касаются его своими бесплотными телами и вот-вот утащат за собой в царство мрака и страданий.

Но перед алтарем уже выставлены ряды всевозможных кушаний, а у ворот разыгрываются красочные сцены из жизни Будды и его ученика. Слышна музыка и смех — люди не боятся духов.

Сытые духи благосклонны, и они не будут мешать людям веселиться.

А вечером начиналось все самое интересное. Повсюду вновь зажигались фонари, чтобы осветить душам путь назад. Люди шли к берегу реки, опускали на воду зажженные бумажные фонарики, на которых писали молитвенное заклинание и имя усопшего родственника. Плывущие по течению фонарики возвращали души в загробный мир. Ши мог всю ночь смотреть на искры света в темной воде и грезить сказочным и великим будущим.

* * *

— Будда свободен от грехов и желаний, и поэтому он свободен вообще. Будда постиг суть вещей, и ему открыто скрытое.

— Это значит, что он все-все видит?

— Он все видит и все знает, и ему нельзя соврать, потому что он знает, что ты врешь.

— А он меня накажет?

— Будда не наказывает. Ты сам наказываешь себя. Ты портишь свою карму, и тебя настигнет кара.

— А если я делаю что-то в совсем темной комнате, это тоже считается? И как это можно ничего не хотеть? Зачем тогда жить?

Восьмилетний Цзэдун уже ходил в деревенскую школу, но получить там ответы на свои вопросы не мог. Вся школьная программа заключалась в переписывании канонических текстов Конфуция и зазубривания их же. А мальчика интересовало все — есть ли на самом деле демоны и злобные духи? Почему кому-то в жизни перепадает больше удачи, а кому-то меньше? Кого надо слушать — отца, который попрекает каждым куском и заставляет работать, или мать, которая защищает и рассказывает завораживающие и невероятные истории?

2
{"b":"193119","o":1}