В мерцающем свете морщины на лице Леди начали разглаживаться. Я смотрел на нее, и мне казалось, что она становится все моложе и моложе.

– Там я видела, как ходят мертвецы, а моя лучшая подруга была покрыта чешуей и ползала на брюхе.

На меня теперь смотрела молодая, обжигающе красивая женщина.

– Я встретила человека, изготавливающего маски, плевала в глаза Сатане и танцевала на балу Общества Тьмы.

Леди превратилась в гордую девушку с высокими скулами, острым подбородком и длинными темными волосами, в глазах которой отражались воспоминания о чем-то страшном.

– В ту пору я действительно жила, – проговорила она своим чистым и сильным голосом. – Я успела прожить сотню жизней и так и не умерла. Вы видите, какой я была в ту пору, молодой человек?

– Да, мэм, – ответил я и поразился, услышав свой голос, который доносился откуда-то издалека. – Я вижу вас.

В следующий миг наваждение рассеялось. Еще секунду назад я смотрел на лицо прекрасной молодой женщины, но вот передо мной вновь возникла Леди, такой, какой она была в свои сто шесть лет. Пламя ушло из ее глаз, а меня трясло как в лихорадке.

– Может, когда-нибудь ты напишешь историю моей жизни, – сказала Леди, и ее слова показались мне скорее приказом, чем пожеланием. – А теперь почему бы тебе не пойти поболтать с Амелией и Чарльзом, пока я тут перекинусь парой слов с твоей мамой?

Я сказал, что так и сделаю. На подгибающихся ногах я прошел мимо мамы к двери. Моя рубашка вся была мокра от пота. Когда я наконец взялся за дверную ручку, меня осенила идея, и я обернулся.

– Прошу прощения, мэм, – нерешительно начал я. – Нет ли у вас… средства, которое помогло бы мне сдать математику? Какой-нибудь волшебный напиток или что-нибудь в этом роде?

– Кори! – потрясенно воскликнула мама.

Но Леди только улыбнулась.

– Молодой человек, – ответила она, – у меня есть то, что вам нужно. Передайте Амелии, что я велела дать вам стаканчик Напитка номер десять. После этого вы должны будете отправиться домой и проявить свое прилежание. Нужно по-настоящему приналечь на учебу, и тогда вы сможете решать задачки даже во сне.

Леди подняла палец:

– В этом-то весь фокус.

Я вышел из спальни Леди и тихонько прикрыл за собой дверь, готовый испить волшебное зелье.

– Напиток номер десять? – переспросила мама.

– Стакан молока, настоянного на мускатном орехе, – объяснила Леди. – У нас с Амелией есть целый список напитков для тех, кому необходимо приобрести чуть-чуть уверенности в себе.

– Так в этом и заключается все ваше колдовство?

– По большей части да. Главное – дать людям ключ, а собственные замки они откроют сами.

Леди склонила голову к плечу:

– Но есть и магия другого сорта. Об этом я и хотела бы с вами поговорить.

Моя мама, не понимавшая, о чем пойдет речь, молча ждала.

– Я вижу сны, – сказала ей Леди. – Сны по ночам, когда я сплю, и наяву. Заданный порядок вещей нарушился. Ткань мира порвалась и на нашей, и на другой стороне.

– На другой стороне?

– Там, куда уходят мертвые, – объяснила Леди. – На другом берегу реки. Не Текумсе, конечно. Широкой и темной реки, через которую и мне довольно скоро предстоит переправиться. Там я оглянусь назад, рассмеюсь и скажу: «Так вот из-за чего был весь сыр-бор».

Мама покачала головой, все еще не понимая, к чему клонит Леди.

– Мир дал трещину, – продолжала Леди. – И в мире живых, и в мире мертвых все пошло иначе. Когда Дамбалла отказался от угощения, я впервые почувствовала: что-то пошло не так. Дженна Вельвадайн рассказала мне, что случилось в вашей церкви в пасхальное утро. В этом тоже замешан мир духов.

– Но ведь там были просто осы! – изумилась мама.

– Для вас это были просто осы. А для меня – некое послание. Кто-то, находящийся на той стороне, испытывает ужасную боль.

– Я не…

– Вы не понимаете, – закончила за маму Леди. – В этом нет ничего удивительного. Я тоже многого не понимаю. Но мне известен язык боли, миз Маккенсон. В детстве я хорошо научилась этому языку.

С этими словами Леди протянула руку к своему ночному столику и, выдвинув один из ящичков, достала оттуда листок линованной тетрадной бумаги. Потом показала его маме:

– Вам знаком этот рисунок?

Мама внимательно рассмотрела его. То был карандашный набросок головы мертвеца, череп с крыльями, идущими от висков назад.

– В своих снах я часто вижу человека с такой татуировкой на плече. Кроме того, я вижу руки, в одной из которых бейсбольная бита, обмотанная черной лентой, – то, что мы называем дробилкой, а в другой – жесткая струна. Я слышу голоса, но слов разобрать не могу. Кто-то громко кричит на кого-то, а еще там играет музыка.

– Музыка? – От страха мама похолодела: на рисунке Леди она узнала череп, вытатуированный на плече несчастного утопленника, ушедшего вместе со своей машиной на дно озера Саксон, о котором не раз рассказывал отец.

– Может быть, это играет пластинка, – продолжала Леди, – или кто-то бьет по клавишам пианино. Я рассказала обо всем Чарльзу. Подумав, он напомнил мне о статье, которую прочел в мартовском номере «Журнала». Ведь это ваш муж видел мертвеца, утопленного в озере Саксон, верно?

– Да.

– Как вы считаете, тут есть какая-то связь?

Мама глубоко вздохнула, надолго задержав дыхание, а потом выдохнула:

– Да.

– Я так и думала. Ваш муж хорошо спит по ночам?

– Нет. Он… тоже видит сны. Сны об озере… и об утопленнике. Его мучают кошмары.

– Очевидно, покойному что-то нужно от вашего мужа, поэтому он пытается привлечь его внимание. Мои сны – это послание с той стороны, которое я смутно слышу. Как в спаренном телефоне.

– Послание, – прошептала мама. – Что за послание?

– Вот этого я и не могу понять, – призналась Леди. – Такая боль кого угодно может свести с ума.

Слезы затуманили глаза мамы.

– Я не могу… Я не…

Она запнулась, слеза прочертила полоску по ее левой щеке.

– Покажите вашему мужу этот рисунок. Скажите, что, если он захочет со мной поговорить об этом, двери моего дома всегда для него открыты. Он ведь знает, где я живу.

– Он не придет. Он боится вас.

– Скажите ему: то, что его мучает, может разорвать его на части, если он с этим не совладает. Передайте, что в моем лице он найдет лучшего друга, который у него когда-либо был.

Мама кивнула. Сложив прямоугольником листок с рисунком, она зажала его в кулаке.

– А теперь вытрите глазки, – приказала ей Леди. – Негоже расстраивать такого симпатичного молодого человека.

Заметив, что мама взяла себя в руки, Леди удовлетворенно хмыкнула:

– Так-то лучше. Теперь вы просто настоящая красавица. Можете сказать вашему мальчику, что он получит свой велосипед, как только я смогу для него это устроить. И проследите, чтобы он прилежно учил уроки. Напиток номер десять может не сработать, если мама и папа не следят за порядком в доме.

Мама поблагодарила Леди за проявленное к нам внимание. Она добавила, что обязательно попросит отца зайти к Леди, но обещать ничего не может.

– Я все же рассчитываю увидеться с ним, – сказала ей Леди. – А вы позаботьтесь о себе и благополучии своей семьи.

Мы вышли из дома Леди и вскоре уже усаживались в наш пикап. В уголках моего рта все еще сохранялся вкус Напитка номер десять. Я чувствовал себя как лев перед прыжком и готов был разорвать учебник математики в клочья.

Мы выехали из Брутона. Текумсе неспешно текла в своих берегах. Вечерний ветерок тихо шелестел в ветвях деревьев; свет горел в окнах домов, где люди доедали свой ужин. Глядя по сторонам, я мог думать только о двух вещах: о прекрасном лице молодой женщины с чудесными зелеными глазами и о новом велике с фарой и гудком.

Мама думала об утопленнике, покоившемся на дне озера Саксон, беспокойный дух которого являлся в снах моему отцу и Леди и не давал им обоим покоя.

Лето уже стояло на пороге. Аромат фиалок и жимолости витал в воздухе.