— А если это послужит на благо самого Фредерика Гнелля? — Ирви задвигался в кресле. — Ты тоже станешь нас уверять, девочка с крыльями, что никакой силы у вас нет?

— Я полагала раньше, — наморщила нос Гвендолен, — что воины Провидения ставят слова собратьев превыше всего. Допустим, вы не станете сильно прислушиваться к сьеру ре Баллантайну, приехавшему с Эмайны. Но разве глава Изучающей ветви не должен был вам сообщить, что ничем сверхъественным мы не обладаем?

— Приумножающая ветвь исключительно высоко ценит каждое высказывание сьера Гнелля. Именно поэтому, когда он говорит, что беспокоиться не о чем, мы уверены, что на ситуацию стоит обратить самое серьезное внимание. Ты можешь отрицать все, что угодно, но почему все отправленные нами на Эмайну доверенные лица возвращались невредимые, но с приведенной в совершенную негодность памятью?

— Вряд ли стоит обвинять Орден Чаши в том, что на скалах города произрастают прекрасные виноградники. Это в большой степени наш источник дохода и способ торговли с окружающим миром, — Гвендолен пожала плечами, поправляя ножны. Они начинали ей все сильнее мешать. — И тем более не наша вина, что посланцы Провидения проявляют некоторую невоздержанность.

— В Круахане орденских виноградников нет, — кислым голосом произнес Ирви. — Но почему-то наши воины, приставленные к… призванные охранять ваше посольство от превратностей дороги, тоже внезапно потеряли ясность изложения мыслей во всем., что касается дел Ордена?

— Может быть, Охраняющей ветви стоило более тщательно отнестись к подбору наших.. — Гвендолен выдержала легкую паузу, — хм…. сопровождающих? С точки зрения их интеллектуальных возможностей, в первую очередь?

— При чем здесь интеллектуальные способности, когда налетевший неизвестно откуда ураган валит вас на землю?

— Неоднократно нападавшие на посольство Ордена, — подчеркнуто любезным тоном проговорила Гвендолен, — утверждали каждый раз, что не имеют ни маленйшего отношения к ветвям Провидения. Разве не так?

— Ты ведь этому веришь ровно так же, как мы верим в отсутствие у вас какой-то непонятной силы.

— Я совершенно уверена в том, что Провидение не стало бы подсылать к безобидным собирателям рисунков и рукописей соглядатаев и наемных убийц, — отчеканила Гвендолен, изысканно улыбаясь. Рыжее отродье Антарей оставалось верно себе даже в длинном зеленом плаще Великого Магистра — утонченному издевательству, написанному на ее лице, позавидовал бы любой придворный.

— Безобидные собиратели не собрали бы в свою армию лучшие боевые палицы Вандера.

— Вандерцы ценят истинные знания и понимают необходимость их постоянной охраны.

— Настолько, что готовы служить бесплатно? Более того, отдавать в казну Ордена большую часть добытых в походах сокровищ? Мы не очень любим смеяться во время официальных приемов, малышка. Нам это кажется неуместным.

— Мне кажется, что ваша манера обращения ко мне, сьер Ирви. — Гвендолен запахнула полы плаща, настолько чесались у нее ладони — схватиться за рукоять меча, — всячески демонстрирует неофициальность нашей встречи. Поэтому я вполне могу отнестись к ней легко и вдоволь посмешить вас.

Ирви глубоко вздохнул, неуклюже сполз с высокого кресла на пол и обошел вокруг Гвендолен, покачивая головой. Потом он, переваливаясь, направился к оконной нише, забрался на подоконник, подтянув колени к подбородку и поманил ее пальцем.

— Лучше бы ты хотела нас посмешить, — ворчливо пробормотал он, — когда направляла к нам посольство Ордена. Если бы мы знали, что о вашем предложении нельзя думать серьезно, мы крепче спали бы по ночам. А так нам беспокойно. Нас мучают сомнения.

Гвендолен без особого удивления наконец сообразила, что под произнесенным капризным тоном "мы" Ирви подразумевает себя, единственного и неповторимого.

— Что же мешает вам шутя относиться к моему предложению?

— Мы никогда не шутим с деньгами, — печально сказал Ирви. — Или с тем, что может их нам принести.

— Другими словами, Приумножающая ветвь готова согласиться?

— Мы колеблемся. Мы не уверены. Кто-то нам должен помочь принять решение. Как ты думаешь, девочка, вот он сможет?

Гвендолен проследила за его взглядом. Широкий двор Чертога Провидения, располагающийся между двумя крыльями флигелей, блестел от прошедшего дождя. Человек, выходящий из кареты, рассеянно наступил сапогом в лужу, не заметив ее, с некоторой тоской огляделся и протянул руку кому-то еще, сидящему в глубине. Из дверцы высунулось угловатое плечо и немного растрепанная, видимо, от долгой езды, головка с темными гладкими волосами. Женщина оглядела мелкие камни двора, огромные вытянутые окна чертога, сощурилась на серое круаханское небо и покачала головой, снова отодвигаясь внутрь. Человек пожал плечами и направился к главному входу, на ходу снимая простую дорожную шляпу.

Гвендолен узнала бы этот цвет волос, сравнимый только со свежим пеплом, проступающим на углях, в толпе из десяти тысяч человек. Но лицо Баллантайна показалось ей потухшим и каким-то незнакомым, у губ пролегли две складки, прятавшие улыбку, за которой она когда-то побежала за море.

— Интересно, — протянул Ирви у ее плеча, искоса и с удовольствием наблюдая за схватившимся за притолоку Великим Магистром Ордена Чаши. — Собрат Баллантайн теперь везде появляется только с супругой. Весьма трогательно, не так ли? Впрочем, он так долго отсутствовал и, должно быть, очень соскучился.

— Это совершенно естественно, — Гвендолен показалось, что ее горло забито какой-то пылью. — Вас удивляет проявление человеческих чувств, сьер Ирви?

— Сказать по правде, нас это очень удивляет, — маленький человечек склонил голову к плечу. — Нам казалось, что чем ближе находишься к пониманию мира, тем дальше отступает такая глупость, как любовь.

— Мир — это и есть любовь, — все так же глухо произнесла Гвендолен. Она откашлялась, не сводя глаз с двери, отчего пришлось неловко вывернуть шею. — От Провидения ведь ничего не скроешь, разве вы этого не знали?

— Мы поспорили бы с тобой, смешная девочка, но нам сейчас не до этого. Собрат Эбер тоже, наверно, спешит отдохнуть с дороги. Ведь правда?

Баллантайн, вошедший в чертог, молча наклонил голову, то ли соглашаясь, то ли приветствуя собеседников. На нем был обычный камзол, без всяких знаков отличия, но из тонкой и дорогой ткани, каких не наблюдалось у него раньше. Но Гвендолен все равно неловко дернула свой роскошный изумрудный плащ, красивым полукругом стелящийся у каблуков — главное великолепие наряда Великого Магистра.

— Эбер, надеюсь, ты не в обиде, что мы тебя так спешно позвали из Тарра. У нас новости, как видишь. Приехало посольство твоего Ордена и предлагает нам очень интересные вещи.

— Не стоит называть Орден Чаши моим, — Эбер внимательно посмотрел на Гвендолен, прижавшую обе руки к груди. Потом на секунду опустил глаза и снова поднял. Ему показалось, что стук ее сердца звучит в его ушах, как вечно спешащие, торопящие время часы. — Гвендолен Антарей приняла на себя ранг Великого Магистра пять лет назад. С тех пор я ни разу не был на Эмайне, хотя, конечно, не могу не следмть за тем, что делает Орден.

— Брось, Эбер, мы прекрасно знаем, что ты представляешь Орден в Круахане.

— Разве Провидение официально признало Орден Чаши? — быстро спросила Гвендолен, немного отдышавшись и постепенно осознавая — несмотря на то, что Баллантайн стоит перед ней, нельзя все-таки упускать дела из виду… Хотя бы для того, чтобы стереть ухмылку с незначительного личика Ирви.

— Когда Провидение что-либо признает, — со значением произнес глава Приумножающей ветви, — зачастую это "что-либо" перестает быть. Поэтому в твоих интересах, диковинное создание, чтобы мы как можно дольше не признавали ни существование Ордена, ни твое положение в нем.

— В таком случае желаю Провидению как можно скорее признать факт собственного неразумного поведения. Чтобы оно закончилось и перестало мешать вам самим.

— Я честно пытался научить ее дипломатии, — пробормотал Эбер, разводя руками. Но Ирви насмешки Гвендолен трогали мало — видимо, у генералов Провидения отношение к жизни было устроено совсем по-другому.