И вдруг раздалось пение, такое совершенное по своей чистоте, что сначала всем показалось, будто поет сама гитара. Затем пение расцвело и поднялось ввысь, все уголки гостиной наполнились высоким, переливчатым голосом женщины.

Она пела вдохновенно и радостно, и аудитория была захвачена необыкновенной чувственностью этой музыки, особенно Цезарь, который понимал сладость и мучительность родной мелодии. Он воспринимал каждую ноту, всем своим существом предчувствуя, что последует дальше.

Во время пения Сирена смотрела на сеньора Альвареса, и тому казалось, что музыка перенесла его через тысячи миль в Испанию.

Риган следил за женой и Цезарем холодными и сверкающими как сталь глазами, свирепо поджав губы. Что себе думает этот испанец, опустившись на колено перед Сиреной и пожирая ее обожающим взглядом! А она! Его холодная, сдержанная жена! Или она холодна и сдержанна только со своим мужем?! Может, под маской холодности скрывается пламенная и страстная душа, такая же, как и ее музыка? Или только перед Цезарем она снимает свою маску, за которой скрывается смелая и страстная искусительница?

Риган проглотил содержимое своего бокала и нахмурился: он слишком долго держал бокал в руке, что сделало бренди более теплым, чем этого хотелось. «Однако! — подумал он. — Ненадежные друзья, легкомысленная жена, теплое спиртное!»

Закончив пение, Сирена подняла голову и взглянула на Ригана. Лицо его горело от гнева, а прядь светлых волос упала на лоб, подчеркивая сверкание его глаз.

Хозяин дома и гости собрались вокруг исполнительницы, горячо аплодируя ей и восхищаясь ее искусством, — все, за исключением Ригана.

* * *

К концу вечера Сирену утомили разговоры и рассуждения о Морской Сирене. Она беспокойно ерзала в золоченом кресле: спина болела от напряжения, голова кружилась, а к горлу подступала легкая тошнота. Последние дни она часто испытывала подобные недомогания. Не думая, что заболела, она приписывала это тому, что устала, ухаживая за Риганом и скучая по свежему воздуху открытого моря. Возможно, ей нужно выпить какого-нибудь прохладительного напитка: это поможет выдержать остаток вечера.

Извинившись, Сирена направилась в женские комнаты, чтобы протереть одеколоном запястья рук и шею.

Она поправляла волосы перед зеркалом, когда вошла Гретхен.

— Ты сделала это специально, не так ли? — прошипела вдова.

— Что сделала? — озадаченно спросила Сирена.

— Сделала из меня дуру, бренча на этой коробке! Ты специально это сделала! Но что бы ты ни вытворяла, ты все равно не победишь! Знай: Риган — мой! Он был моим много лет!

— Теперь я понимаю, о чем ты говоришь. Своим пением ты решила подвергнуть его искушению. Но, наверное, мне стоит напомнить тебе, что я замужем за Риганом. Если бы он хотел жениться на тебе, то это зависело бы только от него.

Сирена понимала, что ее спокойствие и невозмутимость еще больше злят Гретхен.

— У него не было выбора, и тебе это известно! Контракт был заключен уже давно!

—Контракты очень часто нарушаются. Если бы он хотел тебя, он нашел бы выход. И вообще, мне этот разговор кажется неприличным. Прошу извинить меня, — мефрау ван дер Рис приподняла юбки и хотела пройти мимо фрау Линденрайх.

— Я еще не закончила! — выпалила немка, схватив Сирену за руку и полыхая злобным взглядом.

— Это глупо с твоей стороны, Гретхен. А если кто-нибудь из женщин войдет сюда?

— Мне все равно. Я хочу еще кое-что тебе сказать!

— А мне больше нечего сказать и совсем не хочется тебя слушать. Дай-ка лучше мне пройти!

— Ты такая холодная, такая уверенная! Отчего это? Если бы у меня был муж, который бы спал со всеми проститутками начиная отсюда и кончая Кейптауном, я не была бы такой самодовольной.

— Почему тебя это волнует? Ведь Риган не твой муж.

— Если бы не ты, он был бы мой! — выпалила вдова.

— С трудом в это верю!

— Сука! — зло прошипела Гретхен, снова схватив соперницу за руку.

Сирена качнулась, прислонилась к стене и закрыла лицо, и тут же у нее на руке остались кровавые полосы от ногтей немки, приготовившейся уже к новой атаке. Но расцарапанная рука инстинктивно потянулась к воображаемому эфесу сабли. Быстрым движением испанка перехватила руку нападавшей и, не дав располосовать свое лицо, нанесла блондинке сильный удар. Воспользовавшись своим преимуществом, Сирена толкнула Гретхен и вцепилась в ее густые волосы. Увидев в своей руке целый пук волос, она застыла в удивлении. В этот миг дверь отворилась и вошли Риган и Цезарь.

— Две шипящие кошки! — засмеялся хозяин дома. — Кто победил? О Гретхен! Кажется, не ты. Приведи себя в порядок и возвращайся к гостям.

— Она даже дерется не как женщина! — зло выпалила вдова. — Взгляните на нее: каждый волосок на месте!

Голубые глаза Ригана обратились на жену. Он был озадачен: как удалось Сирене подраться и победить? Гретхен права: каждый волосок на месте.

Оставшуюся часть вечера ван дер Рис не мог оторвать взгляда от своей жены. Было в ней нечто такое, что зажигало его кровь. Он понимал, что слишком много выпил прекрасного бренди сеньора Альвареса. А может, он еще не совсем оправился от болезни? Может, и нездоровье, и алкоголь заставляют работать его воображение, постоянно сопоставлять прекрасное смеющееся лицо дерзкой Морской Сирены со строгими, холодными чертами своей богомольной жены?

Волнение охватывало Сирену каждым раз, когда она ловила на себе взгляд мужа. Он смотрел на нее так, как будто догадывался обо всем.

Гости разъехались за полночь. Супруги ван дер Рис покидали сеньора Альвареса последними. Риган вежливо извинился перед хозяином дома за поведение жены.

— Я не нуждаюсь ни в чьих извинениях, — сердито прервала его Сирена. — Я вынуждена была так себя повести. Я лишь защищалась. Не могла же я позволить Гретхен выцарапать мне глаза и порвать платье, как она намеревалась!

— Конечно, конечно, дорогая Сирена, вам не нужно извиняться, — ответил дон Цезарь, низко склоняясь над ее рукой. — В моем доме вам нет необходимости извиняться. Наоборот, это я должен просить у вас прощения, что такое случилось в стенах моего дома. Позвольте мне загладить свою вину и просить вас отобедать у меня на этой неделе. Если вы, конечно, разрешите, — он вызывающе посмотрел на Ригана.

— Кажется, ты решил проигнорировать мои пожелания, сеньор Альварес, — холодно произнес голландец, несколько неразборчиво выговаривая слова из-за выпитого бренди. — Я не хочу оскорбить тебя в твоем доме, но, кажется, я уже предупреждал один раз и не собираюсь повторяться. У мефрау слишком много обязанностей, у нее нет времени.

— Какие обязанности? — непонимающе спросила Сирена. — Я умираю от скуки, дон Цезарь! — беззаботно обратилась она к испанцу. — Знаете, скоро Риган привяжет мне на шею цепочку и будет прогуливать, как собачку!

Ее смех зазвенел в ночи. У ван дер Риса перехватило дыхание.

* * *

Домой они ехали молча. Риган внутренне весь кипел из-за ее открытого неповиновения и насмешки. Если бы он твердо знал, что испанец — ее любовник, то убил бы обоих!

Сирена сидела рядом с мужем, стараясь его не касаться. Она надеялась, что ошиблась, увидев выражение его глаз. Но на всякий случай отодвинулась подальше, чувствуя клокочущую в нем страсть.

Войдя в комнату, она заперла дверь, затем сняла платье и начала вытаскивать шпильки из волос. Раздался стук в дверь. Прижав к себе платье, она приблизилась к двери, надеясь, что это, может быть, Джулия проснулась и решила прийти помочь ей.

— Да? — тихо спросила Сирена.

— Открой дверь. Я хочу поговорить с тобой.

— Я готовлюсь ко сну, Риган, и мне еще нужно помолиться, — объяснила она спокойно, хотя внутри у нее все вскипало.

— Эта дверь сейчас упадет к твоим ногам, если ты не откроешь ее! Считаю до пяти!

Сирена ахнула. Она была права! Боже, где Калеб, Джулия, кто-нибудь?!