Я сказал раньше два слова о том, что удел христианина в этой жизни — страдания и скорби. Я отметил, что исполнение учения Христова, этот путь к радостной и полной жизни ("Я пришел, чтобы имели жизнь, и имели с из­бытком" — Ин. 10:10) приводит христианина к жизни, исполненной внешних невзгод, печали и духовного одиноче­ства, и приводит вплоть до наших дней неизбежно. А между тем слово "радость" проходит яркой нитью через все Евангелие и через все христианство. Уже самое слово "Евангелие" говорит о том, что Христос принес Благую Весть людям, пришел в мир не умножать в нем скорби, труды и болезни, но возвестил миру новую бодрящую надежду, указал пути к новой блаженной жизни. Прочтите Евангелие и весь Новый Завет, и вы встретитесь с удивительным фактом. Эти книги говорят, уча о жизни, что удел христианина в мире — подвиг и страдание, а призывают к ра­дости; говорят о слезах, изгнании, унижении, а самих плачущих, изгнанных и униженных называют блаженными. И не называют только. Насколько жизнь первых христиан известна нам, все они страдали и изнемогали от тяже­лого креста. И в то же время все радовались и славили Бога, считали свою жизнь, свое служение радостью, счас­тьем и благодарили Господа в каждом биении жизненного пульса. Благодарили Господа и этим одним ярче всех теорий и учений о жизни исповедовали, что последняя имела смысл, имела высочайшую ценность, что не было в целом мире ничего такого, что могло бы сравниться с этой ценностью. И если посмотреть на эту первую стра­ницу христианской истории, посмотреть на этих горящих воодушевлением людей, которые только и делали, по опи­санию первохристианских книг, что страдали и радовались; если посмотреть на этих презираемых и замучиваемых чудаков и спросить, что давало им силу радоваться на кострах и крестах, то на это образно отвечает книга Де­яний описанием первой мученической смерти за Христа в мире. Судили тогда человека, который обвинялся в тяж­ком преступлении: хуле на святое место и закон. И когда предстал перед синедрионом этот человек, то "сидящие в синедрионе, смотря на него, видели лице его, как лице Ангела" (Деян. 6:15). Заговорил этот человек, заранее обреченный на смерть, заговорил нежно и властно. Нежно о Боге, о Его любви и милости к народу Своему; власт­но и сильно о неправде мира и жестокосердии людей с необрезанным сердцем и ушами. И когда говорил он это, слушатели его, эти судьи неправедные, и толпа озверевшая "рвались сердцами своими и скрежетали на него зу­бами. Стефан же, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одес­ную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. Но они, закри­чав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, и, выведя за город, стали побивать... камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего. И, сказав сие, почил" (Деян. 7:54-60). Так умер первый муче­ник за Христа, так или почти так умирали все мученики за Христа, умирали в первом веке так же, как и в XX, уми­рали и умирают с радостным сознанием того, что, кроме земли, есть небо, открытое людям Христом Иисусом. Ве- pa была той побеждающей мир силой, которая претворяла печаль в радость, делала легким бремя Христово для христианина. Вера и надежда, что, как я сказал, одно и то же по существу своему, делали то, что верующие среди своих страданий "преизобиловали радостями" (2 Кор. 8:2), пели восторженные гимны перед лицом смерти и счи­тали самые страдания в этой жизни ничтожными по сравнению с имеющей открыться славой в Царстве Христа. Эта обнадеживающая вера, и она именно, прежде всего, сообщала смысл жизни и смысл страданиям в ней, ве­ра и надежда также, конечно, споспешесгвуемые любовью ко Христу, постоянным сознанием своего общения с Ним и теперь, и навеки. "Если терпим, то с Ним и царствовать будем" (2 Тим. 2:12). Вот девиз христианской жиз­ни в мире, вот ее ласкающая надежда. "Царствовать со Христом". Не эгоизм это говорит, но любовь ко Христу, а в Нем и ко всему светлому и истинному, к правде и добру. Теперь нередко христианское учение о будущей жиз­ни, особенно после возбужденных строк по этому вопросу Толстого, рассматривается как унизительное для хрис­тианского сознания и совести. Что такая оценка ошибочна, на этом вопросе я подробно останавливался в свое время⁽³⁾. Здесь я одно скажу. Если кто хочет звать людей на путь исполнения евангельских заветов без евангельской надежды на личную бессмертную жизнь, на небесную награду в Царстве Христа, на вечный венец за страдание в этой жизни, тот пусть идет к людям не с Евангелием Иисуса Христа и не с писаниями Его учеников, но пусть идет со своим евангелием, за свой страх и совесть учит людей, а не спирается на Евангелие Христово и на Самого Основателя христианства в мире. Так будет честнее. А для тех, кто привык с уважением и внутренним самоотре­чением относиться к слову Христа, но кто искренно смущается мыслью о награде, "воздаянии", "будущем блаженс­тве", мыслью о всем том, чем живет христианская надежда, живет не за себя только, но за всех и все, жившее в мире, страдавшее в нем, искавшее правды и света жизни, тем я сказал бы тоже одно: надежда эта, и награда эта, и жизнь эта, и блаженство это вечное — все это одно и то же, это все один и тот же Христос. Нас­колько надежда христианская есть надежда любящего Христа, настолько психологически нельзя отделять величай­шего самоотречения ради Христа от величайшего упования на того же Христа. Первое требуется жизнью, второе предполагается верой во Христа, в Его победу над царством смерти и тления. Любовь всегда есть единение с лю­бимым. Такова и любовь ко Христу. Она неизбежно есть единение с Ним и в страдании, и в славе Его. В страда­нии здесь и в славе там. И насколько любовь есть свободная стихия души, настолько она не может быть причаст- на никаким мыслям о выгоде или удовлетворении, но живет своей жизнью, по своим законам. И насколько лю­бовь обнимает всего Христа, настолько уже здесь на земле она делает любящего причастником вечной жизни. Именно потому, что любовь "николиже отпадает" (1 Кор. 13:8), она неизбежными делает страдания верующего в его единении со Христом и здесь же радование Ему, Воскресшему, Святому, Крепкому и Бессмертному. И для верующего в силу этой неразрывности любви спадают внутренние грани между жизнью и смертью. Смерти нет, есть жизнь лишь неумирающая. Любовь, соединив человека с Богом, не может прекратиться, так как вечен Бог и бессмертна душа человека, отвечающая любовью Возлюбившему ее от начала. Любящий Бога, поэтому, и есть причастник вечной жизни и блаженства в каждый истинный момент и настоящей своей жизни, среди всех ее скор- бей и страданий. Потому и радуется, потому и надеется, потому и для себя ожидает венца правды и прощающей любви Отца. Нас пугают слова "награда", "воздаяние". И действительно, жалкие слова, бедный наш язык, кото­рый не в силах выразить полноты сердечных переживаний; жалкие и понятия, опошленные жизненным бытом на­шим, более чем опошленные... Но кто же из любящих Христа не понимал этой бедности языка, этой недостаточ­ности слов. Вот что, например, говорит один великий христианский епископ, обличая корыстный характер добро­детели некоторых христиан своего времени: "Что ты говоришь, малодушный и жалкий человек? Тебе надлежит сде­лать нечто угодное Богу, а ты стоишь с заботой о награде! Если бы тебе за такое дело подлежало даже впасть в геенну, то и тогда разве следовало бы уклоняться, а не с великой готовностью приниматься за делание добра? А мы и малого не делаем с пристойною свободным людям ревностью, но наперед разведываем, есть ли награда, велика ли награда, будет ли то вменено нам, произнося этим слова людей несвободных. Ты делаешь приятное Бо­гу, а ищешь еще какой-то другой награды? Истинно не знаешь ты, какое великое дело — угодить богу. Потому что если бы знал это, то никакой другой награды не сравнил бы с этим благом... Возлюбим Бога, как любить должно. В этом заключается Небесное Царство, в этом наслаждение благами, удовольствие, веселие, радость, блаженст­во, а вернее, что бы я ни сказал об этом, ничто не в состоянии будет изобразить его, но один только опыт мо­жет с ним познакомить. Итак, станем наслаждаться любовью Его, и тогда еще здесь мы узрим Царствие, поживем ангельской жизнью, а после переселения отсюда светлее всех предстанем престолу Христову". Таким образом, блаженная жизнь за гробом есть также жизнь с Богом и в Боге, и поэтому "пребывающий в любви в Боге пребы­вает" (1 Ин. 4:16). "Кто может отлучить нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или на­гота, или опасность, или меч?.. Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем" (Рим. 8:35, 37-39).