Тут Лекси заметила, что Шрам повернулся к ней спиной и занялся каким‑то новым проектом. Он достал церемониальный кинжал, который Лекси уже видела, когда Хищник помечал себя кровью и добывал свой первый трофей. Затем Шрам отволок труп Чужого в угол коридора и выдернул из него копье. Продемонстрировав Лекси разъеденный кислотой наконечник копья, Шрам отшвырнул его в сторону. Одной рукой он перевернул мертвого монстра на брюхо. Затем, кряхтя от усилий, Хищник всадил кинжал Чужому в поясницу и принялся вскрывать панцирь на торсе, пока вся хитиновая оболочка не оказалась разделена, точно у приготовленного омара.

Черная желчь, дымящаяся в морозном воздухе, а также склизкая зеленая жижа хлынули на каменные плиты и немедленно принялись разъедать пол. Гнусная вонь заполнила небольшой отрезок коридора. Ощутив рвотные позывы, Лекси краем шарфа закрыла себе рот и нос. Аккуратно избегая шипящей на полу крови, Шрам обошел вокруг трупа, поднял продолговатую голову Чужого, после чего с тошнотворным хрустом перерубил экзоскелет а также внутренние вены и сухожилия. Ноги и бедра монстра отпали, а внутренности вывалились наружу.

Работая с поразительной скоростью и точностью, Шрам перевел голову и торс в вертикальное положение, после чего разрезал край гибкого прозрачного клапана, что покрывал голову Чужого. Оттянув толстую мембрану к затылку, Хищник обнажил мозг Чужого, который – поразительное дело! – все еще пульсировал. Наконец Хищник изъял из тела Чужого наружный панцирный череп и отложил его в сторону. Костяная оболочка была абсолютно полой. Продолговатый мозг оставался соединен с телом, по‑прежнему подергиваясь и пульсируя.

Испытывая и отвращение, и любопытство, Лекси подошла поближе, старательно избегая кислотной крови, что пятнала пол тесной камеры. Прямо у нее на глазах Шрам отрезал Чужому руку и принялся отдирать мышцы от оболочки. Затем, позволив крови стечь на пол, он поставил фрагмент костяного панциря рядом с пустым черепом.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась Лекси.

Вместо ответа Шрам снова поднял окровавленное туловище и взялся прощупывать ножом мозг монстра. Даже лишенный черепа и левой руки, Чужой по‑прежнему выглядел угрожающе.

Лекси стала наблюдать за подрагивающим мозгом. «Интересно, – подумала она, – как можно наверняка узнать, что одна из этих тварей действительно мертва?»

В этот самый миг правая рука Чужого взметнулась вверх и пролетела в считанных сантиметрах от лица Лекси. Молодая женщина взвизгнула и резко отскочила назад.

Однако больше никаких движений Чужой не сделал, а Шрам продолжал спокойно сидеть позади него, тыкая и прощупывая лобные доли. Хищник взглянул на Лекси, а затем погрузил нож в сгусток нервов. Рука Чужого снова взметнулась. Лекси поняла, что Шрам намеренно ее пугает, и даже могла поклясться, что он при этом посмеивается.

– Ха‑ха‑ха, как смешно.

«Надо же, – подумала Лекси, – выходит у Хищников есть чувство юмора. И даже если это юмор висельника, так все равно лучше, чем когда юмора совсем нет».

Закончив с развлечениями, Шрам вернулся к работе, отдирая мышцы и органы от фрагментов панциря, которые он затем аккуратно ставил на пол возле пустого черепа Чужого.

– Что ты делаешь? – снова спросила Лекси. На сей раз, она положила ладонь Шраму на плечо, причем достаточно твердо, чтобы привлечь к себе внимание.

Нетерпеливо рыча, Хищник бросил полуразделанную руку, которой он усердно занимался, и поднял нож, словно бы его демонстрируя. Лекси подалась поближе и внимательно осмотрела лезвие. Только тут она поняла, что оно не выковано из металла, а вырезано из какого‑то твердого вещества вроде слоновой кости и остро заточено.

– Хорошо, – сказала Лекси. – Это особый нож… ну и что?

Шрам предельно аккуратно погрузил кончик жертвенного ножа в сочащуюся кислотной кровью ямку в мозгу Чужого. Затем он стряхнул кровь с лезвия на разбитый сегмент своих доспехов. Как только капли попали на поверхность, кислота взялась за работу, вовсю разъедая амуницию.

Затем Хищник снова набрал крови на нож, но в этот раз стряхнул ее на кусок панциря Чужого. Не случилось ровным счетом ничего – капли кислоты просто скатились с панциря. Тогда Хищник бросил на молодую женщину многозначительный взгляд, словно бы спрашивая ее: «Понятно?»

– Конечно! – воскликнула Лекси. – Чужие невосприимчивы к собственным средствам защиты! Дикобраз не может сам себя уколоть!

Очевидно, церемониальный нож, который носил с собой Хищник, был изготовлен из того же самого вещества – куска экзоскелета Чужих, оформленного и отточенного до бритвенной остроты. Схожим образом поступали китобои девятнадцатого столетия, вырезая себе ножи из костей добычи.

Лекси энергично кивнула:

– Я поняла, поняла. Мы будем держаться вместе и доберемся до поверхности.

Шрам потянулся и тронул ее за плечо. Затем поднял руку и коснулся какой‑то отметины на своей маске.

– Будем держаться вместе… доберемся до поверхности… – Лекси изумленно слушала, как Хищник обращается к ней посредством электронной записи ее слов.

Затем молодая женщина улыбнулась и хлопнула своей крошечной ладошкой по гигантскому кулаку Шрама.

– Заметано, – сказала она.

Внезапно стены буквально потряс поистине сверхъестественный крик, совершенно непохожий на все, которые они слышали раньше. Крик с поразительной легкостью проник в их камеру, так что он наверняка разнесся по всей пирамиде.

Лекси и Шрам обменялись тревожными взглядами, а потом Хищник выхватил из груды кусок панциря Чужого и с такой силой пришлепнул его к груди Лекси, что чуть было не вышиб из нее дух. Придерживая у нее на груди этот кусок, Шрам прикинул его размер, после чего отшвырнул его в сторону и взял фрагмент поменьше.

Лекси тут же поняла его намерения. Чтобы это показать, она подняла тяжелый кусок панциря черного монстра и приложила его к предплечью Шрама.

Хищник напрягся от ее прикосновения, но все же без каких‑либо протестов позволил Лекси приладить к своей руке кусок хитина. Пока Шрам перебирал куски панциря Чужого, подыскивая там нужные детали, Лекси достала свой нож и принялась обрезать лямки непоправимо загубленного рюкзака.

Вот так, работая бок о бок на благо общей цели совместного выживания, Лекси и Шрам – женщина и Хищник – начали действовать как единая команда.

В зале Матки

Бесконечные часы Матка Чужих, не в силах что‑либо поделать из‑за коварных колючих цепей, что держали ее в плену, вынуждена была беспомощно наблюдать за тем, как одно ее драгоценное яйцо за другим сбрасывается в ревущую печь. Лишь немногие яйца получили шанс произвести на свет свое содержимое. Все они были переброшены в другую часть пирамиды, где Матка уже не могла за ними следить.

Но даже сейчас она чуяла, что некоторые из ее отпрысков живы и здоровы.

Пена пятнала длинное, безглазое рыло Матки, а ее брюшко конвульсивно содрогалось, когда очередное сочное яйцо падало в желоб и уносилось громадными машинами, которые невесть что перекачивали и взбалтывали внутри стен.

Самка билась и яростно скалила зубы всякий раз, как ее яйцо не проходило автоматизированной проверки и приговаривалось к сожжению в печи. Порой, прежде чем конвейер достигал огненной камеры, кожа на яйце расходилась, и беловато‑бледный мордохват появлялся оттуда, горя желанием выскочить из кожистого кокона. Однако машина все равно сбрасывала отвергнутое яйцо в огонь. Протягивая автоматическую руку, она сталкивала в печь отчаянно корчащегося младенца заодно с его кожистым мешком.

А там новорожденного мордохвата, жалобно мяукающего, мгновенно пожирало пламя.

Наблюдая за такой жестокостью, Матка, в конце концов, пришла в дикое бешенство. Она билась и натягивала металлические цепи, нешуточно проверяя предел их прочности при натяжении. Однако, хотя от ее неистовых конвульсий тысячелетняя пыль и куски каменной кладки сыпались со стен и сводчатого потолка, неразрушимые цепи не поддавались.

Запрокинув увенчанную гребнем голову, как только позволяли оковы, Матка раскрыла слюнявую пасть и испустила жуткий, безумно оглушительный крик ярости, разочарования и полного отчаяния. Крик этот разнесся по всей пирамиде.