Изящная двухмоторная машина серебристого цвета совершенно не напоминала тот биплан, на котором Юрий попал в столицу. Конечно, до современных лайнеров, которыми летал последнее время бывший гендиректор, этому самолету было далеко, но все же чувствовалось, что это – пассажирский самолет, а не на скорую руку переделанный «кукурузник».

– Красивый, – обернувшись к сопровождающему, заметил Колганов.

– Да, неплохой. Пассажирский, типа ПС-84. Доставит нас прямо до места, там уже посадочную площадку приготовили.

– Рядом?

– Не волнуйтесь, чуть в стороне и прикрытие – как аэродром для завода. Не демаскирует.

Они взобрались по небольшой металлической лесенке внутрь. Стоящий у дверей летун в комбинезоне жестом пригласил их в глубь салона, где на смешных авиакреслах сидела дюжина человек, одетых, так же как они, в гражданские костюмы. Подниматься по наклонному голому дюралевому полу было непривычно и не слишком удобно, зато кресло оказалось намного лучше того, что он подсознательно ожидал. Никаких особых приспособлений, типа неудобных ремней через плечо или рукоятки для откидывания спинки на кресле не оказалось. Стюардесса также не появилась, зато довольно-таки громко загудели двигатели, разгоняя появившуюся было у Юрия сонливость. Разбег и взлет оказались неожиданно мягкими, практически малозаметными. Уши при наборе почему-то не закладывало, да и той изматывающей тряски на воздушных ямах, которую ждал Колганов и которая так отравила ему предыдущий полет, тоже пока не наблюдалось. Поудобнее устроившись в кресле и с завистью заметив, что его сопровождающий уже спокойно дремлет, Юрий попытался смотреть в иллюминатор. Но и за бортом ничего интересного не происходило. Где-то внизу неразличимо для глаз медленно убегали за горизонт квадраты разноцветной земли, какие-то непонятные скопления, леса, чем-то похожие на изображения на географических картах. Облака, такие разнообразные при наблюдении с земли, отсюда казались одинаковыми, словно вывешенные на солнце для просушки пуховые перины. Посмотрев некоторое время и соскучившись от наблюдаемого однообразия и, мягко говоря, не слишком тихого гула моторов, он задумался о своей дальнейшей судьбе. Понятно, что, собираясь сюда, он подумал обо всем. Но это было там, в спокойном мире две тысячи десятого, на солнечном Кипре, в хорошем отеле.

А теперь он пытался осмыслить свои впечатления от пребывания здесь, в мире своих предков и понять, был прав он или его оппонент. Он вспомнил молодого, самоуверенного мальчика-мажора Павла Тухочевского (почти Тухачевского, усмехнулся он невольно), вещающего на веранде отеля «Голден Бэй» в кругу русских туристов о неизбежном крушении Советского Союза вследствие нападения всего мира на слишком непохожее на него общество, и подумал, что здесь эту угрозу воспринимают не очень серьезно. Впрочем, как ему сказали в Наркомате обороны, сейчас имеется возможность дать сигнал на пуск как минимум трем подводным лодкам. Юрий припомнил, что на каждой такой лодке шестнадцать ракет с четырьмя или восемью боеголовками. Все время почему-то сбиваясь и вспоминая стоявший в его кабинете компьютер, он мысленно сосчитал, что в залпе получается от сто девяносто двух до трехсот восьмидесяти четырех ракет, скорее всего ближе к первой цифре. Если учесть, что во время Карибского кризиса у СССР было всего тридцать способных достичь США ракет, эта цифра внушала некий оптимизм. С другой стороны, и экстренность его командировки, и замеченные им в Наркомате явные современники, и то, что работы по его линии (в его время это было двенадцатое главное управление Министерства обороны, сейчас – управление «Ноль» НКО) начинались не просто срочно – сверхсрочно, могло свидетельствовать об обратном. Тогда разговаривающие с ним чины всего лишь делали «хорошую мину при плохой игре».

«Ничего, у Ирана этих ракет еще меньше, чем у СССР сейчас. И никто на него нападать не спешит. А если учесть, что прямую экономическую выгоду от войны с Союзом в нынешних условиях получить невозможно, то, вероятно, здешнее руководство решило эту задачу правильно», – поерзав затекшим от сидения телом, подумал он. Несмотря на все удобство кресла, долгий полет сказывался, накапливались усталость и раздражение. Утешала только возможность свободно вытянуть ноги, почти недостижимая в салонах эконом– и бизнес-классов современных самолетов. Смотреть в иллюминатор надоело, сидеть просто так – тоже, поэтому Юрий воспринял появление того же летчика (или борттехника, а может, и стюарда, в этом разбираться совершенно не хотелось), предложившего выпить на выбор коньяка, водки или боржоми, как избавление. Он взял сто грамм «Двина», памятного по посиделкам в Бресте с сержантом ГБ Лерманом. Энкавэдэшником, оказавшимся совершенно непохожим на стереотипного хмурого, вечно подозрительного и говорящего лозунгами чекиста. Скорее, это был особист Вася Попрыкин из их воинской части времен застоя, весельчак и балагур, дружески относившийся ко всем знакомым офицерам, не дурак выпить, воспринимающий службу как неизбежное зло и не собирающийся никого закладывать без необходимости. «А хорошо мы посидели в Бресте, – подумал он, половиня рюмку. – Даже детишки, бегающие по коридору, не помешали». – Он допил коньяк, запил боржоми из стакана и вспомнил собственное обалдение от новости, что КПЗ управления НКВД используется как гостиница для семьи иновременников, которой негде переночевать.

Коньяк неожиданно помог. Гул моторов словно ушел куда-то в подсознание, растворился и перестал раздражать слух. Потянуло в сон и, едва успев вернуть проходящему мимо стюарду бокал, Юрий вдруг безмятежно заснул. И снилась ему лейтенантская юность, первый самостоятельный наряд – патруль по гарнизону. Весна, тепло, чирикающие воробьи, лужицы на дорожках и он в патруле. Преисполненный важности молодой лейтенант в шинели с повязкой на левой руке, с приятно оттягивающей бок кобурой, в надраенных до блеска сапогах, идущий впереди двух таких же отглаженных и сияющих начищенными пуговицами и ремнями бойцов…

Брат приехал не один. Кроме сослуживца Аврика, сержанта Васи, с ним был еще и совсем взрослый мужик. Звали его Василь Сергеич. Занятный мужик: в странной пятнистой одежде, не военной (все виды формы Венька знал наизусть. Хоть среди ночи разбуди, летчика от кавалериста отличит. Даже глаз не раскрывая!), но очень удобной. А еще он называл сержанта Васю дедом.

Венька по первости решил, что кличка такая, а Аврик Васю по имени зовет, потому что по званию младше. Но потом выяснилось, что Василь Сергеич из будущего прилетел! То есть из тех советских, что за границей были и сразу в Союз вернулись, когда произошло то, о чем товарищ Молотов по радио говорил. Не предали Родину за буржуйские цацки, как некоторые! Венька даже презрительно сплюнул на пол, когда про них подумал. Только потихоньку, чтобы мама не заметила, и сразу ногой затер.

Но Василь Сергеич оказался не из таких. Всю жизнь в армии служил. Форма его странная военной оказалась, только из будущего. А еще Василь Сергеич сказал, что скоро такую и в Советском Союзе делать будут! Сначала самым лучшим выдадут, а потом всем!

А Аврику с Васей – одним из первых, в том Венька ни капельки не сомневался! Они же не просто одни из лучших, они самые лучшие! Диверсантов немецких поймали! Наверняка медалями наградят. А может, и орденами! Это ж настоящий подвиг! Если Веньке за такую ерунду покрышки вручили, то за немцев орден полагается! «Знак Почета» там или даже Красная Звезда!

Правда, бойцы считали, что наградили его правильно. Как Венька ни пытался объяснить, что ничего особенного не совершил, но с ним не согласились.

– Понимаешь, Вениамин, – сказал Василь Сергеевич, – дело не в том, что ты деньги отдал. В этом ничего особенного нет. Буржуй тоже может денег дать, чтобы о нем хорошо думали. Денег у буржуя много, не так их и жалко. А в том дело, что ты мечту свою ради товарища не пожалел. Такое только хороший человек сделать может. И от чистого сердца. Вот другие твои товарищи это и оценили. Что правильный ты человек, настоящий. Советский!