Стэр готов был придушить его, но сдержался.

— Она тоже рисковала жизнью! Надеюсь, ты распорядился щедро вознаградить ее. Между прочим, неужели было так необходимо отсылать ее домой?

— Разумеется, ей заплатили, — ответил Арлингтон, понятия не имея о том, что стало с Кэтрин. — Согласись, ты не мог появиться на переговорах в роли служаки Тренчарда и привезти с тобой эту хорошенькую пустышку. Мы оказали тебе услугу, вот и все.

— Мне так не кажется, — сухо возразил Стэр, — но неважно. Клянусь, как только я вернусь в Англию, Кэтрин получит куда более приятную награду, чем деньги.

Арлингтон был слишком тактичен, чтобы поинтересоваться, что имел в виду его старый друг, который почему-то становился излишне чувствительным, едва только речь заходила об этой малышке. Кто бы мог предвидеть такой поворот?

Два дня спустя уставший нарочный доставил ему ужасные новости из Англии. Арлингтон вскрыл депешу в присутствии Стэра, Джорджа Даунинга[19], британского посланника в Голландии, а также остальных членов делегации, собравшихся на утреннее совещание.

Лицо Арлингтона залила смертельная бледность. Он швырнул бумагу на стол и вскочил, тщетно пытаясь сохранить самообладание.

— Сам дьявол проклял эту войну! — заявил он наконец. — Мне принесли худшее известие из всех, какие можно себе представить. Двенадцатого июня адмирал де Райтер[20] сжег Ширнес, поднялся вверх по реке Медвэй и разгромил Чэтэм. Почти весь наш флот уничтожен, а его гордость «Принц Карл» захвачен голландцами.

Говоря это, он старался не смотреть на Стэра, догадываясь, о чем тот сейчас думает. Прежде чем Арлингтон продолжил речь, на улице послышались радостные крики — голландцы праздновали победу.

— Единственное, что нам остается делать в данной ситуации, — с расстановкой произнес Арлингтон, — это притвориться, что мы раздавлены этим унижением, а потому отказываемся от каких-либо притязаний на владения в Тихом океане и соглашаемся принять территории в Северной Америке — те самые, что так нам нужны.

Стоящие вокруг него согласно закивали. Вскоре мирные переговоры будут закончены, и им придется, поджав хвост, возвращаться домой.

Стэр задержался в кабинете и подождал, пока все уйдут.

— Я не стал говорить при всех, — резко начал он, — однако, если бы к сведениям, которые мы прислали вам, отнеслись с большим вниманием, от унизительного поражения страдали бы сейчас голландцы, а не мы. Именно поэтому я снова прошу позволить мне незамедлительно вернуться домой. Я знаю, что всегда буду для тебя упреком и напоминанием о несчастье, которого можно было избежать.

Он улыбнулся. Шантаж и обман были неотъемлемой частью игры, так что Стэр ни минуты не колебался, намекая на возможность шантажировать Арлингтона.

Отпусти меня домой, ясно читалось на лице Стэра, или всему свету станет известно, что ты знал заранее о нападении голландцев, но проигнорировал это сообщение, да еще и открыто издевался над теми, кто его прислал.

Министр коротко рассмеялся: — Да, Стэр, из тебя вышел бы первоклассный политик! Признаюсь, не ожидал от тебя такого тонкого хода. Можешь отправляться домой и развлекаться со своей милашкой. Правда, Херролд уверен, что ты уже подустал от нее.

Стэр снова улыбнулся. Теперь все кончено, и он смело может возвращаться в Англию — вот только сперва снова станет честным воякой и поквитается с Херролдом. А шпионить он больше не согласится никогда: от этой работы у него до сих пор горчит во рту.

Однако ему не удалось уехать сразу. Переговоры пошли так, что Арлингтон чуть ли не умолял Стэра задержаться.

— Ты нужен мне, — убеждал он. — Нужен, чтобы противостоять недальновидным тупицам вроде Херролда.

— Ты просишь меня о большом одолжении, Хал, — серьезно ответил Стэр. — Может статься, придет время, и я напомню тебе об этом дне.

Арлингтон проницательно взглянул на него. Да уж, Стэр Кеймерон изменился. Может быть, он просто возмужал — все-таки ему уже далеко за тридцать, а в этом возрасте большинство мужчин начинают задумываться о прожитой жизни. К тому же Стэр недавно признался другу, что планирует остепениться, взяв в жены свою подружку с театральных подмостков.

Кеймерон проявил себя поистине бесценным советчиком на переговорах — в отличие от Херролда, чья неприязнь к «Тому Тренчарду» заставляла его автоматически перечить всему, что предлагал Стэр.

Стэр избегал встреч с Херролдом и его прихлебателем Boy, пока они находились в Бреде, но в последний вечер перед отплытием домой делегация решила утопить в вине горечь поражения, устроив разгульный кутеж.

В середине попойки Джеймс Boy, шатаясь, подошел к Стэру, который ничего не пил, и тяжело плюхнулся напротив него.

— Я думал, ты уедешь раньше нас, Кеймерон.

— Хал Арлингтон уговорил меня остаться, — холодно ответил Стэр. У него не было никакого желания вести беседы с Boy, и он поднялся, намереваясь уйти.

Boy наклонился вперед и, схватив его за локоть, проговорил с горячностью изрядно выпившего человека:

— Поверь, Кеймерон, мне до сих пор противно думать о том, как Фрэнк Херролд обошелся с твоей малышкой. Помни об этом, что бы ни случилось.

Стэр освободил руку, с недоумением глядя на Boy.

— «Что бы ни случилось»? А что такое может случиться? И с кем?

Boy открыл было рот, но рука человека в алом атласном камзоле схватила его за плечо.

— Не стоит обращать внимание на бедняжку Boy, — улыбнулся сэр Фрэнсис Херролд, рывком поднимая Boy на ноги. — Он сам не знает, что говорит. Это ведь просто пьяная болтовня, верно, Джем? Зря ты так напился — и в который раз.

Стэр смотрел, как Херролд уводит Boy в сторону, шипя что-то ему на ухо. Что же такое пытался сказать Джеймс Boy, если Херролд так торопливо оттащил его прочь? На душе у Стэра снова заскребли кошки.

— Сдается мне, хозяйка, я видел сегодня Амоса Шоотера. Вот ведь незадача — бродит за нами, как призрак, от самого Амстердама!

Кэтрин передала Джорди тарелку супа, а затем налила брату.

В день, когда на улицах Лондона кричали о разгроме британского флота, а горожане так настойчиво требовали крови, что чуть не вспыхнул бунт, Роба выпустили. Он притащился домой небритый и исхудавший и поклялся, что после всего, что ему довелось пережить в Тауэре, ни за что не станет снова лезть в политику.

— Неплохое решение, — сухо откликнулась Кэтрин. — Мою жизнь с тех пор, как мы с тобой расстались, тоже вряд ли можно назвать раем.

Она коротко поведала ему о своих приключениях в Нидерландах, упомянула Тома Тренчарда, но не призналась, что он оказался знатным дворянином. Кроме того, она умолчала о том, что отправилась за море, чтобы спасти брата от петли.

Слава Богу, она успела предупредить Джорди, попросив его не перечить смутьяну брату, так как, поев и умывшись, Роб саркастически заметил:

— Вот как, у нас завелся дворецкий? И что же, мы можем его прокормить? Черт возьми, сестра, где ты выкопала это пугало?

— Том Тренчард бросил нас, и Джорди был так добр, что помог мне добраться до дома. Кстати, он наш постоялец, а не дворецкий, и именно благодаря ему я не умерла с голоду, пока снова не поступила в театр.

Беттертон был в восторге от «Женитьбы Хвастуна». Репетиции шли полным ходом, а афиши были расклеены по всему городу.

Как ни странно, Роб с Джорди поладили и даже подружились, хотя это была необычная дружба. После заключения в Тауэре Роб стал молчалив, и они с Джорди частенько молчали в полном согласии, посиживая у камина.

Однажды, когда они только-только приступили к обеду, в дверь постучали. Роб болезненно дернулся: после ареста его пугал любой шум.

Джорди неохотно опустил ложку и, ворча, направился к двери. Он открыл ее — и тут же резко захлопнул. Стук повторился с удвоенной силой.