Мы можем верить в оправданность вмешательства во имя прекращения страданий, причиняемых правителями своим подданным или одной этнической группой – представителям другой; я твердо знаю, так бывало иногда прежде, так случается и сейчас. Мы можем верить в необходимость поддержания готовности к вмешательству во имя нашей безопасности или защиты нашего союзника, – убеждена, мы обязаны проявлять решительность в этом плане. Однако делать вид, что эти две цели всегда, или хотя бы обычно, совпадают, просто нелепо. Подобное заблуждение в большей степени опасно для Америки как сверхдержавы с глобальными интересами, чем для менее крупного государства, например Великобритании. Доктрина «интернационального сообщества» а-ля Блэр – это установка на неразбериху, распыление сил и, в итоге, ввиду неизбежного провала, на отказ Америки от глобальной ответственности.
Третья и последняя отличительная особенность косовской операции, которую я хочу отметить, напрямую связана со способностью Америки начать и довести до успешного конца вмешательство – это опора на современную военную технику не только для достижения превосходства над противником, но и для предотвращения потерь со стороны НАТО. Правильно это или нет, но большинство ведущих американских политиков полагают, что общественность не готова принять даже риск, не говоря уже о реальности, потерь в Косово.
Возможно, это не так. А если и так, то является следствием плохого руководства или неопределенности объявленных (и необъявленных) целей военной операции. Как ни парадоксально, огромную роль может играть телевизионное освещение современных кризисов. Показывая столь живо страдания находящихся где-то далеко людей, телевидение значительно увеличивает давление в поддержку вмешательства. А драматизируя горе семей погибших военнослужащих, оно подрывает решимость сражаться и идти на риск потерь.
Обязательства Америки по обеспечению безопасности в мире настолько широки, а жертвы, которые она приносит, настолько значительны, что ее союзникам не следует жаловаться на нежелание американских семей нести потери в чужих войнах. Однако американские лидеры должны сознавать, что подобная репутация, пусть даже необоснованная, на руку врагам Америки. Когда, как в Косово, из-за опасения потерять хотя бы один самолет военные действия ведутся с высоты не менее 5000 метров, мы не можем рассчитывать на эффективное предотвращение этнических чисток среди гражданского населения, которое мы обязались защищать.
Технологическое превосходство Америки, которое сыграло решающую роль в Персидском заливе, ко времени событий в Косово (восемь лет спустя) стало еще очевиднее. В косовской операции замечательным было не столько превосходство Америки над югославской армией, которая весьма умело защищала себя, сколько ее превосходство над союзниками по НАТО. Факты красноречиво говорят сами за себя.
Хотя все 19 членов НАТО внесли свой вклад в операцию, доля Соединенных Штатов была подавляющей. Америка покрыла 80 % всех расходов, а Великобритания и Франция – большую часть остатка. США предоставили 650 из 927 самолетов, которые принимали участие в кампании. На долю американских пилотов приходится две трети выполненных боевых заданий. Почти все высокоточные ракеты были выпущены с американских самолетов. Только США предоставили бомбардировщики дальнего радиуса действия, которые сбросили и выпустили половину всех бомб и ракет.
Причиной такой диспропорции явилось в целом вовсе не отсутствие поддержки со стороны стран НАТО (за исключением Греции) и, прежде всего, Великобритании. Проблема заключалась в том, что ни количество военной техники, ни качество вооружения союзников Америки не позволяли им быть эффективными партнерами США. Хотя британские ВВС совершили более тысячи боевых вылетов, три четверти выпущенных ими снарядов были неуправляемыми. Когда плохая видимость не позволяла использовать высокоточное оружие с лазерным или оптическим наведением, успешно применялось лишь американское оружие, так называемые «боеприпасы прямого попадания», которое поражало цели в любых погодных условиях. Наконец, именно американские средства разведки позволили идентифицировать практически все цели для бомбометания в Сербии и Косово.
Можно ли рассматривать Косово как некий образ международной политики будущего? Думается, что нет. По крайней мере, по одной причине. Нам следует всячески остерегаться использования доктрины гуманитарного вмешательства в качестве главного, а тем более единственного оправдания применения силы. Существует же, в конце концов, традиционная альтернатива. Суверенные государства обладают правом на самооборону, которое имеет преимущественную силу перед Уставом Организации Объединенных Наций и не зависит ни от него, ни от числа голосов на международных форумах. Другие государства имеют право прийти на помощь тем, кто стал жертвой агрессии. Именно для этого и существуют альянсы, подобные НАТО. Привычка вмешиваться во все, сочетание точечных ударов высокоточным оружием с лицемерным обращением к высоким принципам ведет нас к бесконечным осложнениям. Вмешательства должны быть немногочисленными и ошеломляющими по своим результатам.
Нет ничего более рискованного, чем высказывать свои умозаключения по текущим конфликтам, каким является на момент подготовки этой книги операция против бен Ладена и движения «Талибан». С другой стороны, если общие соображения по осуществлению вмешательств имеют практическую ценность, значит, они должны быть применимы и к частным случаям, даже к такому, с каким столкнулась сейчас Америка.
Опыт последних лет и в самом деле помогает – хотя бы не повторить ошибок. Акция против бен Ладена, его террористических группировок и государства, которое дало им приют, морально оправданна, законна и необходима. Америке не требуется чье-либо согласие на самозащиту от ничем не спровоцированного нападения на свой народ. Ей нужна поддержка тех стран, чья территория или воздушное пространство необходимы для проведения военных операций. Для нее может быть полезной практическая помощь союзников; Великобритания особенно активна в этом отношении, что делает честь ее премьер-министру Тони Блэру.
Важно лишь не втянуться в строительство более широких коалиций, которое превращается в самоцель. Как мы уже видели на примере войны в Персидском заливе в 1990 году, международное давление, особенно со стороны самого альянса, вполне может не дать довести акцию до конца и оставить будущие проблемы без решения. Меня успокаивает тот факт, что президент Буш, по всей видимости, пока считает эту операцию американской, а следовательно, именно Америка будет решать, как ее осуществлять.
Когда демократические страны начинают войну, они, вполне естественно, ссылаются на высшие моральные принципы. Так всегда было с войнами, которые вела Америка. Эти принципы и в самом деле лежат в основе настоящего конфликта. Заявления о том, что демократии, свободе и терпимости угрожает террор со стороны исламских фанатиков, – не пустая риторика. Однако для победы в войне требуется больше, чем моральный пыл: для этого необходимы ясные представления о целях и конкретные планы; точная оценка силы врага и его намерений; упреждающие действия, позволяющие минимизировать риски и защититься от последствий. Тем более все это необходимо в войне против терроризма, поскольку действовать приходится в удаленных регионах и, в значительной степени, в неизвестных условиях.
В подобных обстоятельствах сделанные мною выше выводы о необходимости ограничения числа целей вторжения и максимизации результатов особенно уместны. Вне всякого сомнения, Западу следовало бы прилагать больше усилий в прошлом, чтобы не допустить превращения Афганистана в пороховую бочку. Мы просто обязаны предоставлять сейчас гуманитарную помощь. Вместе с тем я хотела бы предостеречь от бесконечных неудачных экспериментов с государственным строительством. Самое главное – нейтрализовать угрозу, которая привела к преступлению 11 сентября. Это означает уничтожение террористов и их покровителей, и не только в Афганистане, но и в других местах – задача не из легких даже для глобальной сверхдержавы.
