– Мама тоже легла в постель, – ответила Луиза на вопрос Чины, осведомившейся о миссис Харлсон. – Не думаю, что она так уж хорошо себя чувствует. А что, погода совсем испортилась?

– Да нет, не совсем, а несколько минут назад и вовсе было прекрасно. – Взгляд, брошенный в иллюминатор, показал Чине, что за то время, что она спускалась к себе в каюту, обстановка резко изменилась, и при этом в худшую сторону. На западе все еще догорала заря, освещавшая клубившиеся черные тучи, которые, упорно надвигаясь из-за темных африканских холмов, постепенно затягивали все небо. На гребнях волн, угрюмо бившихся о борт бригантины, появились пененные барашки. Рев разбушевавшейся водной стихии почти заглушал далекие раскаты грома.

– Может быть, ты мне расскажешь какую-нибудь историю, Чина? – попросила Луиза.

– А что бы ты хотела услышать? – произнесла Чина, подходя к столу, чтобы зажечь лампу.

– Про твоего прадедушку, – ответила Луиза с готовностью.

Чина улыбнулась.

– Ты же уже слышала о нем, и много раз. Лукавая улыбка осветила бледное лицо девочки.

– Ну и что? А я еще хочу!

– Тогда слушай. Мой прадедушка Кингстон Уоррик был знатным и богатым человеком из старинного аристократического рода, – начала Чина неторопливо, усевшись на край своей койки и расправляя юбки. – Ему принадлежали прекрасные имения в Суссексе, унаследованные им от своего отца, и несколько домов в Лондоне. Он являлся депутатом парламента и членом Коринфского клуба, а правил четверкой лошадей так ловко, как никто другой из именитых джентльменов тех дней.

– И нарушал то и дело законы, – вставила Луиза, ерзая от нетерпения, несмотря на то что уже знала эту историю до мельчайших подробностей.

– Ну, это не совсем так, – заметила Чина. – Он просто был легкомыслен, что тоже, насколько я понимаю, не очень-то хорошо. Обожал азартные игры – все без исключения, – и, будучи молодым и глупым, тратил свое состояние безрассуднейшим образом до тех пор, пока у него не осталось ничего, кроме кучи долгов.

Чина никогда не скрывала постыдной биографии своего прадедушки. И мало того, если уж говорить правду, прямо-таки гордилась его подвигами и охотно упоминала о них даже в самой что ни на есть респектабельной компании. Никто не должен отказываться от своего прошлого, была убеждена она. Уоррики будут последними идиотами, если станут прятать его за ханжескими разглагольствованиями о непорочной крови, в то время как истинная история Кингстона Уоррика не является секретом ни для кого на свете. Подобного рода рассуждения Чины входили в полное противоречие с мнением ее кузины Кассиопеи, у которой соответствующие высказывания ее двоюродной сестры вызывали один лишь ужас, поскольку напоминали ей всякий раз, что Линвиллы связаны, хотя и не кровным родством, а только через брачные узы, с таким отъявленным негодяем, как Кингстон Уоррик.

– И его хотели повесить, да, Чина? – проговорила Луиза с круглыми глазами. – За то, что он что-то украл или кого-то убил, хотя в действительности никто так и не знает толком, что же такого он совершил?

– Все правильно. Однако его не вздернули все же на виселице: премьер-министр сумел убедить короля проявить милосердие, и он был отправлен на галеры в Ботнический залив.

Хотя ее мать и сестры только испуганно вскрикивали, знакомясь с суровыми фактами из жития неугомонного прародителя Чины, Луизе они казались куда занимательнее любых волшебных сказок, которые ей рассказывала Белла.

– А получилось так, что он так никогда и не попал в Ботнический залив, правда? – продолжала вещать Луиза. – Он удрал во время шторма, такого же, как сегодняшний, и поплыл в лодке вместе с одним своим товарищем.

– Послушай, мне кажется, что ты излагаешь эту историю гораздо лучше, чем я.

– Но я люблю слушать тебя! – заявила девочка протестующе. – Пожалуйста, расскажи остальное.

– Ну хорошо, будь по-твоему. Остров, на который высадились сэр Кингстон и его друг мистер Стэпкайн, оказался необитаемым, если, конечно, не считать обезьян, попугаев и диких свиней. На нем располагалось несколько потухших'' вулканов, и весь он был покрыт непролазными джунглями. Сэр Кингстон видел повсюду массу цветов с огромными-преогромными лепестками и столь красивых, что они производили на него сказочное впечатление. А здешние птицы обладали такими длинными и пестрыми хвостами, что и сами походили на волшебные цветы. На берегу он нашел раковины, которые были прекраснее, чем солнечный восход.

– Все это ему так понравилось, что он решил здесь остаться и построить дом, – продолжила Луиза радостным голосом, потому что это был ее любимейший раздел жизнеописания прадедушки Чины. – Расскажи мне, как раздобыл он шелковичных червей и начал делать на острове шелк.

Девушка улыбнулась: эти страницы из биографии своего предка она тоже любила больше всего.

– После того как прадедушка закончил расчистку джунглей и соорудил настоящий дом, он построил себе корабль и поплыл на нем в Китай. Там он познакомился с могущественным мандарином, одним из военачальников, и тот пригласил его пожить в Кантоне, хотя до этого ни один европеец не мог пройти за стену, отделяющую материковый Китай от моря. Как и прадедушка, мандарин обожал азартные игры.

В этом месте повествование Чины было прервано: «Звезда Коулуна» зарылась носом в воду, и от сильных толчков на маленьком письменном столике опрокинулась лампа, а на лице Луизы появилось испуганное выражение.

– С тобой все в порядке, милая? – спросила девушка заботливо.

– Кажется... пожалуйста, доскажи историю, Чина.

И та, решив отвлечь внимание Луизы от наклонившегося под ногами пола, заговорила оживленным голосом, перекрывавшим доносившееся сверху завывание ветра.

– Никто не знает, что за пари заключили между собой сэр Кингстон Уоррик и мандарин. В своем дневнике прадедушка не оставил об этом никаких записей и никогда не рассказывал о том никому, даже своему сыну, моему дедушке.

В данном случае, однако, Чина слукавила: ей прекрасно было известно, что дело касалось чести и достоинства некой придворной дамы, которой домогались одновременно обе упомянутые персоны. Но не все же можно рассказывать ребенку!

– И твой прадедушка выиграл, – продолжила повествование Луиза.

– Да, это так, и в качестве платы мандарин должен был отдать ему весь, вне зависимости от его ценности, груз, лежавший в трюмах одного из своих кораблей, который первым бы прибыл в Макао в тот месяц. Прадедушка мог получить, например, серебряные слитки или чай, или, скажем, свиней. Но вместо всего этого ему достались шелковичные черви. Престарелый мандарин ликовал, он был уверен, что прадедушка не имеет ни малейшего понятия о том, что с ними делать.

– И он оказался не прав, не так ли? Сэр Кингстон привез их домой на Бадаян, вырастил и сделал шелк, и после этого стал ужасно богатым.

– Ну, если говорить в общих чертах, то так и было, – засмеялась Чина. – А вскоре он познакомился с важными людьми. Одним из них был султан Джохора, владевший сингапурским портом. Так вот, мой прадедушка убедил этого правителя передать сингапурский порт сэру Стэмфорду Рафлзу, главе английской Ост-Индской компании, – рассказывала неспешно Чина, надеясь, что ее голос убаюкает Луизу. – За это сэру Кингстону простили все его прегрешения, но, несмотря на то, что теперь ничто не мешало ему вернуться в Англию и мирно там жить, он решил остаться на Бадаяне. И поступил очень мудро, потому что пять лет спустя голландцы отдали и остальную территорию Сингапура англичанам, и в Малайзию хлынул поток эмигрантов. А так как Бадаян лежит в Сингапурском проливе всего в двадцати милях от этого города, прадедушка смог нанять сколько угодно рабочих, чтобы они помогали ему и его другу Редьярду Стэпкайну выращивать шелковичных червей. Скоро он стал достаточно богатым для того, чтобы отправиться в Англию. Там он встретил и полюбил мою прабабушку, она согласилась уехать вместе с ним в Индонезию.

– Прямо как мама и... папа, – пробормотала Луиза сквозь сон. – Только мама едет не на Бадаян, а в Индию. Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь навестить тебя. Чина?