Перигрин задумался.

— По-моему, — сказал он наконец, — все это чистая софистика, но считайте, что вы меня убедили. Только учтите: вы ставите на неудачника. У меня скверная память. Вот например. С момента катастрофы у меня в голове вертится что-то тревожное. Вы думаете, я знаю, что именно? Ха-ха.

— А с чем оно связано?

— Не знаю. Быть может, со стонами Тревора. С Кондукисом. С тем утром, когда он показал мне реликвию. Правда, в тот момент я был навеселе, так что полагаться на меня вообще нельзя. Впрочем, спрашивайте, а я постараюсь ответить.

— Весьма любезно с вашей стороны, — сухо сказал Аллен. — Начнём с… да с кого угодно. С Маркуса Найта например. Вы можете рассказать о нем подробнее, чем газеты. Биография его мне известна. Он действительно такой темпераментный?

— Ax, это! — Перигрин испытал облегчение. — Он сам дьявол, о чем всем известно, однако он несравненный актёр и потому мы изо всех сил стараемся примириться с его характером. В принципе он весёлый малый, собирает марки, но не выносит и намёка на критику — взрывается сразу, как ракета. Любит распускать хвост павлином и умирает от любой неодобрительной фразы в газете. Люди говорят, что в глубине души он — просто прелесть, хотя добраться до этой глубины не так-то легко.

Аллен поднялся из-за стола и подошёл к стенке, где были развешаны фотографии всех членов труппы в костюмах их персонажей и с подписями. Маркус Найт был запечатлён на фоне потрясающе сходного с ним портрета Графтона. Перигрин присоединился к Аллену.

— Поразительное сходство, — заметил Аллен. — Какая удача для вас!

Он повернулся к Перигрину и обнаружил, что тот внимательно разглядывает подпись на фотографии.

— Самоуверенный росчерк, — сухо заметил Аллен.

— Да. Но дело не в этом. Что-то было… Черт! Не помню.

— Может быть, вспомните. Оставьте пока. Лучше скажите, всегда ли Грав поддразнивает Найта, как это было сегодня, называя королём «Дельфина» и прочее?

— Постоянно.

— Но если Найт действительно так вспыльчив, почему он до сих пор не стряхнул прах «Дельфина» со своих ног? Что его удерживает?

— По-моему, — откровенно сказал Перигрин, — ему нравится роль.

— Мой дорогой Джей, приношу вам свои глубочайшие извинения. Ну конечно же! Вне всякого сомнения, это его лучшая роль, если не считать шекспировских образов.

— Вы действительно так думаете?

— Клянусь вам.

Лицо Перигрина неожиданно просветлело.

— Спасибо. Я вам верю.

— Странно, что вам есть дело до моих мыслей. Вы ведь сами должны понимать, насколько хороша ваша пьеса.

— Да, но мне нравится, когда об этом говорят. Из чего вы, между прочим, можете сделать вывод, что в этом плане наши с Марко характеры весьма схожи.

— Они с Дестини Мейд были любовниками?

— Да, причём постоянными, пока Гарри не бросил бедняжку Герти и не разбил парочку. К сожалению, характер исполняемых ими ролей удивительно совпал с ситуацией. Подобные совпадения чреваты неприятностями. А способность Марко беситься из-за капли на шляпу… о, тут может произойти все, что угодно.

— Мисс Мейд, насколько я понял, не… не относится к, интеллектуальному типу личности.

— Она настолько тупа, — задумчиво сказал Перигрин, подыскивая сравнение, — ну настолько, что просто диву даёшься. Милочка Десси. Но, — добавил он, приподняв палец, — не без доли хитрости. Право, без элемента притворства тут не обошлось.

— Вам, наверное, пришлось нелегко, особенно если учесть тонкий характер её роли?

— Да нет. Нужно только вовремя сказать: «Дорогая, ты печальна. У тебя разбито сердце. Ты больше не в силах сдерживаться», — и мгновенно ручей слез. Или:

"Дорогая, ты слишком умна для них», — и она тут же становится жёстче мрамора. А проще всего: «Дорогая, ты отправляешь его в дальний путь», — тогда она вообще ничего не делает, а смотрится — очаровательно. Понимаете, она изображает, а додумывает уже публика.

— Темпераментна?

— Только в тех случаях, когда считает нужным устроить скандал. В принципе — добрая душа.

— Найта она отвергла сразу или отвадила постепенно?

— Очень постепенно. Было забавно наблюдать за ними на репетициях. В любовных сценах. Она рассматривала свои ногти, подправляла ресницы, а потом вообще попросила прогонять эти эпизоды чисто формально, поскольку не должна обдумать свой подход. Никакого подхода у неё, разумеется, нет и не может быть — только чистая интуиция на основе блестящей техники и изрядного гонора звезды.

— Кажется, она разошлась со своим вторым мужем и живёт одна?

— Э-э… да. Официально.

— Что ещё вы можете сказать о ней?

— Она азартный игрок. Способна проиграться в пух и прах. Собственно говоря, именно по этой причине и распался её второй брак. Муж был просто не в состоянии выдержать все эти рулетки и партии в покер.

— В целом ей везёт?

— Думаю, она и сама толком не знает.

— А мисс Брейс?

— О, тут совсем другое дело. Я ничего не знаю о её прошлом, но сейчас на её долю достаются все пощёчины, причитающиеся Оскорблённой Женщине. Она… она не всегда умеет быть снисходительной и часто ведёт себя так, будто попала в осиное гнездо. С Марко они объединились на почве отвергнутых чувств. Марко сейчас — ходячая уязвлённая гордость и смертельная обида. Он до сих пор не может поверить, что с ним так обошлись. Кстати, трогательный штрих: вплоть до сегодняшнего дня он никоим образом не задевал Дестини. Вообще-то я опасался, что он налетит на Гарри.

— Ударит?

— Да. Отвесит пару добрых оплеух. Герти в своём мщении пока не заходит дальше шипения и язвительных выпадов в сторону вероломного.

— Таким образом, мисс Мейд оставлена в покое, а Грав терпит нападки с двух сторон?

— Вот именно.

— Найт и мисс Брейс в самом деле ненавидят его?

— Пожалуй, нет, но… Да к чему все это? Какое вам дело до чувств Марко и Герти по отношению к Граву?

— Пожалуй, что никакого. Перейдём к Рэндому. Каковы ваши комментарии к его характеру?

— Чарли? Никаких трудностей и неприятностей. Может быть, как вы могли заметить, он не стопроцентный мужчина, но что с того? Это все за порогом театра.

Например, его совершенно спокойно можно оставить в одной гримерной с мальчиком.

— Хобби?

— Кроссворды, головоломки, древние манускрипты. Мне говорили, что Чарльз не чужд антиквариата. Джер утверждает, что у него просто нюх на редкости. Половину своего времени он проводит в дешёвых лавочках у Чарингкросса. Хороший, думающий актёр. Обычное образование и театральная школа.

— До этой постановки все члены труппы знали друг друга?

— Да, за исключением Эмилии. Она из начинающих.

— Скажите, знаком ли вам пиджак Гарри Грава?

— Видел раз нечто невообразимое, когда он уходил после одного из представлений. Надо сказать, цвет бросился в глаза даже с противоположной стороны улицы. Труппа немало забавлялась по этому поводу.

— Как он выглядел?

— Я, наверное, не… — тут голос Перигрина стих. — О нет. Не может быть… Это невозможно.

— Что?

— Он не на Генри Джоббинсе?

— Грав подарил свой пиджак Джоббинсу в пятницу. Он объяснил это тем, что данная часть его гардероба никому не нравилась. Вы были в курсе?

Перигрин покачал головой.

— Не понимаю… совершенно не понимаю, почему я не узнал его на Джоббинсе… Он ведь сказал, что это подарок.

— Быть может, вам помешал шарф?

— Шарф? Не помню на нем никакого шарфа.

— Вот как? Яркий жёлтый шарф?

— Подождите. Да, — Перигрин опять побледнел — Конечно. Я… я помню. Уже потом…

— Но не до? Не в момент, когда вы разговаривали с ним?

— Тогда не помню. Его не было видно.

— Пожалуйста, Джей, никому ничего не говорите об этом пиджаке. Это исключительно важно. Не говорите даже Эмилии.

— Хорошо. А можно узнать почему? Аллен коротко объяснил.

— Понятно. Но ведь это не особенно продвинуло вас вперёд, не так ли?

— Если никто не знал о том, что пиджак сменил хозяина…