Пришел черед наказания!

Ранее мы уже отмечали, что прощать все безоглядно тем, кто многократно его предавал, он более не намерен. Вдобавок уже подходил к концу срок, определенный сенатом для его наместничества в Галлии. Пора было уже подумывать о преемнике. Ну а тот не должен был получить страну, которую бы лихорадило от восстаний. А еще бы не лихорадило, когда Цезарь был милосерден и великодушен, и преступным мерзавцам обычно все сходило с рук!

Это следовало изменить.

В «Записках» читаем:

«Цезарь знал, что его мягкость всем известна, и не имел оснований бояться, что какую-либо слишком суровую его меру будут истолковывать как проявление прирожденной жестокости. Но вместе с тем он не видел конца своему предприятию, если, подобно кадуркам и их союзникам, несколько племен сразу будут поднимать восстания. Поэтому он решил устрашить остальных примерной карой: всем, кто носил оружие, он приказал отрубить руки, но даровал им жизнь, чтобы тем нагляднее было наказание за их преступления.

Драппет, который был взят в плен Канинием, несколько дней воздерживался от пищи и этим покончил с собой, может быть, потому, что был возмущен и озлоблен наложением цепей, а может быть, из страха перед более тяжкой казнью. В то же время Луктерий, который спасся из сражения бегством, попал в руки арверна Эпаснакта: часто меняя места, он укрывался то у того, то у другого, так как, очевидно, нигде не мог себя чувствовать долгое время в безопасности и хорошо знал, как его должен ненавидеть Цезарь. Арверн Эпаснакт, как верный друг римского народа, без всяких колебаний доставил его в цепях Цезарю».

Нужно здесь добавить несколько слов и о верном Лабиэне, которого Цезарь направил в земли треверов.

В «Записках» сказано: «Между тем Лабиэн имел удачное конное сражение в стране треверов и, перебив много треверов и германцев, захватил в свои руки живыми князей, в том числе эдуя Сура, который отличался величайшей храбростью и знатностью рода и единственный из всех эдуев до сих пор не положил оружия».

Вновь эти зловредные эдуи!..

Хотелось верить, что благодаря Лабиэну теперь о них хоть какое-то время ничего не будет слышно.

Итак, Цезарь вполне мог подводить итоги своего наместничества.

Практически вся Галлия была им покорена.

Все произошло не так, может быть, быстро, как ему хотелось, но важен сам итог. Кроме того, следовало еще учесть, что Цезарю все эти годы пришлось сражаться на незнакомой территории, причем с весьма своеобразным противником.

Оставалось лишь несколько финальных штрихов.

Цезарь «еще ни разу не был в Аквитании, которая только отчасти была побеждена П. Крассом, и потому отправился с двумя легионами в эту часть Галлии, чтобы там закончить свою летнюю кампанию. И эту операцию он исполнил с обычной быстротой и удачей. Все аквитанские общины прислали к Цезарю послов и дали ему заложников. После этого сам он с конным отрядом отправился в Нарбон, а армию поручил своим легатам отвести на зимние квартиры: четыре легиона он разместил в Бельгии под командой легатов М. Антония, Г. Требония и П. Ватиния, два легиона были отведены в область эдуев, которые, как ему было известно, пользовались во всей Галлии величайшим авторитетом, два оставлены были в стране туронов на границе карнутов, чтобы держать в повиновении всю ту прилегающую к Океану страну, два остальных должны были стоять в стране лемовиков недалеко от арвернов, чтобы, таким образом, ни одна часть Галлии не оставалась незанятой римским войском. Сам он пробыл несколько дней в Провинции. Там он поспешно объехал все судебные округа, разобрал общественные тяжбы и наградил людей заслуженных: ему было очень легко познакомиться с поведением и настроением жителей во время восстания всей Галлии, с которым он справился благодаря верности и поддержке Провинции. После этого он вернулся к легионам в Бельгию и провел зиму в Неметокенне».

Марк Антоний

Зимние каникулы Цезаря, увы, были отчасти омрачены известиями от Марка Антония, направленного для поддержания порядка в земли атребатов. Тот сообщал, что дерзкий смутьян , «атребат Коммий имел сражение с римской конницей. Племя атребатов, когда у них занял зимние квартиры Антоний, оказывало нам полное повиновение, но Коммий после вышеупомянутого своего поражения при всех волнениях постоянно был к услугам своих сограждан, чтобы у них при всякого рода попытках восстания всегда был налицо зачинщик войны и предводитель. И вот, в то время как община держалась по отношению к римлянам смирно, он с своими всадниками жил грабежом, делал небезопасными пути сообщения и часто перехватывал провиант, шедший для римского зимнего лагеря.

К Антонию на зимнее время был прикомандирован начальник конницы Г. Волусен Квадрат. Его-то Антоний и послал для преследования неприятельской конницы. У Волусена с его выдающейся храбростью соединялась личная ненависть к Коммию, и тем приятнее для него было исполнение этого приказа. И вот, устраивая засады, он часто нападал на его всадников и давал им удачные сражения. Последний раз, когда бой был особенно ожесточенным, Волусен, из желания поймать самого Коммия, упорно гнался за ним в сопровождении лишь немногих всадников. Тот бросился бежать и довольно далеко завлек Волусена, а затем вдруг, охваченный враждой к нему, стал взывать к своим о защите и помощи, заклиная их не оставлять безнаказанным вероломного нанесения ему ран, повернул коня и опрометью поскакал на Волусена. То же делают все его всадники, и так как наших было немного, то их обращают в бегство и преследуют. Коммий, пришпорив коня, сталкивается с конем Квадрата, изо всех сил пускает в Волусена пику и попадает ему в самое бедро. Как только начальник был ранен, наши без колебания остановились, повернули коней и отбросили врага. А затем многие из неприятелей, пораженные сильной атакой наших, были ранены и отчасти раздавлены в бегстве, отчасти взяты в плен. Их предводитель избежал опасности только благодаря быстроте своего коня, а очень тяжело раненного начальника конницы отнесли в лагерь. Утолил ли Коммий свой гнев или же был потрясен большими потерями в своем отряде, во всяком случае, он отправил к Антонию послов и, дав заложников, обещался быть там, где ему будет предписано. Он просил только об одном, чтобы принят был во внимание его страх встречи с глазу на глаз с каким бы то ни было римлянином. Антоний признал этот страх и обусловленное им желание основательными, согласился на его просьбу и принял заложников».

Таким образом, все в итоге обошлось благополучно.

Порядок был восстановлен.

Это было особенно приятно Цезарю, поскольку он, как и любой другой на его месте, едва ли бы желал оставлять пост наместника, будучи вынужден заниматься активным кровопролитием вплоть до последнего момента своего пребывания у власти.

Более того, стремясь оставить о себе наиболее благоприятные воспоминания, в последние месяцы своего пребывания в Галлии Цезарь был склонен часто призывать к себе отдельных галльских вождей и не только удостаивал их учтивой беседой, но и вручал щедрые дары. И какими бы ни были в душе смутьянами галлы, они невольно ценили подобное обращение, особенно учитывая, что оно было демонстрируемо самим Цезарем. Их беспокойный нрав смягчался, и они не пытались замышлять очередные гадости против римлян.

Пора было возвращаться в Рим.

Во-первых, Цезарь хотел поддержать кандидатуру своего военачальника Марка Антония, мечтавшего стать жрецом, а кроме того, ему было доподлинно известно, что его влиятельные противники в Риме, понимая прекрасно, насколько возросло влияние Цезаря после покорения Галлии, стремятся лишить его всех почестей, а также отлучить от верных легионов. Однако это были все-таки задачи будущего (хотя отнюдь не отдаленного!), а перед этим Цезарю предстоял тур почета по верным ему провинциям.