В следующую ночь Фабий послал вперед всадников с определенным поручением завязать сражение и задерживать все силы противников, пока не подойдет он сам. Для точного выполнения этого приказа начальник конницы Кв. Атий Вар, человек редкой храбрости и ума, ободрил своих людей и, догнав неприятельское войско, расположил одну часть эскадронов на удобных местах, а с другой атаковал врага. Неприятельская конница сражалась необыкновенно храбро в надежде на поддержку идущей за ней пехоты. Развертывается упорное сражение. Наши всадники, презирая побежденных накануне врагов и помня, что за ними идут легионы, очень храбро сражались даже с пехотой; им стыдно было отступать, и они горели желанием своими собственными силами довести сражение до конца. В свою очередь вчерашний опыт внушил неприятелям уверенность в том, что никаких подкреплений больше не подойдет и что теперь им представился случай уничтожить римскую конницу.
В то время как сражение некоторое время шло с величайшим напряжением, Думнак построил свою пехоту так, чтобы она могла в определенной очереди поддерживать конницу. Вдруг появляются густые ряды легионов. При виде их поражены были неприятельские эскадроны, пришли в ужас линии пехоты, произошло полное замешательство в обозе, и все с громким криком пустились бежать врассыпную. А наши всадники, до этого очень храбро сражавшиеся с упорным врагом, в увлечении радостью победы подняли отовсюду громкий крик, окружили отступавших и начали избивать их до тех пор, пока хватило силы у коней для преследования, а у людей – для нанесения ударов. Таким образом, было перебито более двенадцати тысяч вооруженных или бросивших от страха оружие и захвачен был весь громадный обоз».
Наверное, у римлян зачастую (как и у нас сейчас) рождалось впечатление, что довольно-таки суровые уроки, полученные галлами в ходе войны, явно не идут им впрок. И дело отнюдь не в их исключительном свободолюбии, а скорее в присущих им глупости и недальновидности. Ничем другим нельзя объяснить того, что, еще даже не придя в себя после поражения, некоторые галлы чисто автоматически и бездумно затевали новую заварушку.
Читаем в «Записках»:
«В числе бежавших был сенон Драппет, который в самом же начале восстания Галлии собрал отовсюду отчаянных людей, призвал к свободе рабов, привлек к себе изгнанников из всех общин, принял даже разбойников и отрезал римлян от их обоза и от подвоза провианта. Теперь стало известно, что он набрал из бежавших около пяти тысяч человек и с ними обратился против Провинции заодно с кадурком Луктерием, который, как сообщено было в предыдущей книге, в самом начале галльского восстания был намерен напасть на Провинцию. При этом известии легат Каниний поспешил с двумя легионами в погоню за ними, чтобы избежать позора, что разбойничьи нападения этой отъявленной шайки могут причинить вред Провинции или хотя бы навести на нее страх.
Г. Фабий двинулся с остальным войском против карнутов и прочих племен, силы которых, как он знал, понесли большие потери в его сражении с Думнаком. Он не сомневался в том, что недавнее поражение сделает их более покорными, а если дать им побольше времени, то тот же Думнак может снова подстрекнуть их к восстанию. При покорении этих племен Фабию сопутствовало великое счастье, наградившее его быстрым успехом: карнуты, которые, несмотря на частые репрессии, до сих пор не заикались о мире, теперь дали заложников и покорились; так же и остальные племена, жившие на самом дальнем конце Галлии, у берегов Океана, и называвшиеся ареморийскими, немедленно по приходе Фабия и его легионов подчинились, по примеру карнутов, всем его требованиям. Думнак был изгнан из своей страны и, скрываясь в одиночестве, был вынужден искать себе убежища в самых отдаленных местах Галлии.
А Драппет и с ним Луктерий при известии о появлении Каниния и его легионов поняли, что их попытка вступить в Провинцию в то время, как их преследует римское войско, может окончиться их несомненной гибелью и что для них отрезана всякая возможность беспрепятственных скитаний и грабежей. Поэтому они остановились в области кадурков, где когда-то, в лучшие времена, Луктерий имел большую силу у своих сограждан и всегда пользовался у варваров уважением как зачинщик всякого рода переворотов. Там он занял своими и Драппетовыми отрядами отлично защищенный от природы город Укселлодун, состоявший прежде под его патронатом, и привлек на свою сторону горожан.
Поспешно подошедший туда Г. Каниний заметил, что город со всех сторон защищен очень отвесными скалами и что для тяжеловооруженных солдат подъем на них был бы труден даже при полном отсутствии защитников. С другой стороны, он видел, что в городе находится большой обоз, который, при попытке тайно увести его, не мог бы уйти не только от конницы, но даже и от тяжеловооруженной пехоты. Поэтому он разделил свои когорты на три отряда и разбил три лагеря на очень высокой позиции. Отсюда он решил мало-помалу, насколько позволяли его относительно небольшие силы, провести вал вокруг всего города.
Горожане при виде этих мероприятий вспомнили о несчастной участи Алесии и стали бояться столь же ужасной осады, причем Луктерий, переживший это бедствие, особенно настаивал на необходимости позаботиться о запасах хлеба. Поэтому они единодушно решили оставить в городе только часть сил, а с остальными выступить налегке для доставки в город хлеба. Это предложение было одобрено, и в ближайшую ночь Драппет и Луктерий, оставив в городе две тысячи вооруженных, вывели из него остальных.
Через несколько дней они добыли большое количество хлеба в области кадурков, которые отчасти с большой готовностью помогали им в продовольственном деле, отчасти же не могли им помешать в этом. А иногда они оба по ночам делали набеги на наши редуты. Поэтому Г. Каниний перестал спешить с проведением укреплений вокруг всего города из боязни, что он не будет в состоянии охранять все доведенные до конца работы или же ему пришлось бы поставить в очень многих пунктах слишком слабые караулы.
Собрав большой запас провианта, Драппет и Луктерий остановились приблизительно в десяти милях от города, чтобы отсюда мало-помалу подвозить провиант в город. Сами они распределили между собой занятия следующим образом: Драппет остался с частью войска для охраны лагеря, а Луктерий повел обозных животных в город. Расставив по пути караулы, он начал около десятого часа ночи доставку провианта в город лесными и узкими тропинками.
Когда лагерные сторожа услыхали этот шум и посланные разведчики сообщили, в чем дело, то Каниний быстро напал с вооруженными когортами из ближайших редутов перед рассветом на провожатых обоза. Последние в ужасе от неожиданной беды разбежались под защиту своих караулов. Но когда наши их увидали, то в еще большем озлоблении против вооруженных они не оставили ни одного из них в живых. Луктерий с немногими людьми спасся оттуда бегством, не возвращаясь, однако, в лагерь.
После этого удачного дела Каниний узнал от пленных, что часть неприятельских войск находится под командой Драппета приблизительно в двенадцати милях. Удостоверившись в этом из многих других показаний, он понял, что после поражения одного вождя легко уничтожить остальных внезапным нападением, и считал большим счастьем, что из того побоища никто не спасся в лагерь, чтобы принести Драппету весть об этом несчастии.
Не видя в этой попытке никакого риска, он выслал вперед к неприятельскому лагерю всю конницу и необыкновенно проворных германских пехотинцев, а сам разделил один легион на три части для охраны трех лагерей, а другой повел с собой налегке.
Подойдя ближе к врагам, он узнал от посланных вперед разведчиков, что их лагерь, как это обыкновенно бывает у варваров, лежит не на высоте, а внизу у берега реки и что германцы и всадники налетели врасплох на не ожидавших того врагов и уже завязали с ними сражение. Тогда он приказал легиону изготовиться и повел его в боевом строю на неприятелей. Таким образом, по сигналу, данному со всех сторон сразу, была занята возвышенность. Тогда германцы и всадники при виде легионных знамен стали сражаться с еще большим ожесточением. Когорты немедленно напали со всех сторон, всех перебили или взяли в плен, а также захватили большую добычу. В этом сражении попал в плен и сам Драппет.