Этот лагерь он приказал окружить валом в двенадцать футов вышины и на нем устроить соответственно с его высотой небольшой земляной бруствер, далее провести двойной ров в пятнадцать футов ширины с отвесными стенками, поставить на близком расстоянии друг от друга башни в три этажа вышиной и соединить их друг с другом крытыми мостами с небольшими плетеными брустверами из хвороста для защиты их передних сторон.
Таким образом, лагерь был защищен от неприятелей двойным рвом и двойным рядом защитников, из которых один ряд тем смелее и дальше мог пускать метательные снаряды, чем безопаснее было его положение вверху на мостах, а другой, расположенный на самом валу, ближе к неприятелю, был прикрыт мостом от падающих на него снарядов. К воротам лагеря были пристроены двустворчатые двери и приставлены еще более высокие башни.
Цель этих укреплений была двоякая. Цезарь надеялся, что размеры его работ покажутся варварам признаком его страха и тем прибавят им уверенности. Он понимал, что, ввиду необходимости отправляться за фуражом и за хлебом довольно далеко, его лагерь даже при малочисленной охране может быть защищен своими собственными укреплениями.
Тем временем часто происходили стычки, но с обеих сторон обыкновенно выбегало лишь по нескольку человек, так как между обоими лагерями было болото. Впрочем, иногда либо галлы и германцы из наших вспомогательных отрядов переходили через это болото и энергично преследовали врагов, либо, в свою очередь, враги тем же путем переправлялись через него и оттесняли наших назад. Но при ежедневных фуражировках случалось то, что неизбежно должно было случаться при добывании фуража из отдаленных, лежавших вразброс дворов, именно что фуражиров, рассеявшихся по малоудобным местам, окружали. Это обстоятельство причиняло нашим небольшие потери лошадьми и рабами, но зато развивало у варваров нелепые фантазии, тем более что Коммий, который, как я указал, отправлялся за помощью к германцам, теперь вернулся с конным отрядом. Хотя численность его не превышала пятисот человек, но прибытие германцев, разумеется, увеличило надменность галлов».
Какая опять-таки ирония судьбы: германцы оказались решающей силой во время боевых действий римлян против галлов в минувшем году. А теперь галлы сами прибегли к их помощи. Правда, пятьсот человек не могли сделать погоды, как говорится, но все-таки это был достаточно сильный отряд. Впрочем, германцы входили также в состав и римского войска. Об их действиях мы расскажем ниже.
Все это время Цезарь не прекращал своих наблюдений за галлами.
В «Записках» мы читаем:
«Цезарь замечал, что враги уже несколько дней держатся в своем лагере, прикрытом болотом и от природы защищенном; вместе с тем он видел, что штурм этого лагеря потребовал бы кровопролитного боя, а окружение всего этого места укреплениями возможно было бы при наличии более многочисленного войска. Поэтому он послал письмо к Требонию с приказом как можно скорее вызвать 13-й легион, зимовавший под командой легата Т. Секстия в стране битуригов, и, таким образом, идти с тремя легионами ускоренным маршем на соединение с ним; сам же он разослал для прикрытия фуражировок всадников, вызванных им в большом количестве из племени ремов, лингонов и других, для отражения внезапных неприятельских набегов.
Это происходило каждый день. Как обыкновенно и бывает, с течением времени к этому привыкли и потому уменьшили свою бдительность. Тогда белловаки, узнав ежедневное расположение наших кавалерийских постов, поместили в засаду в лесистой местности отборный отряд пехоты, а на следующий день послали туда же конницу, чтобы сначала заманить наших, а затем окружить и атаковать.
Этот несчастный жребий пал на ремов, которые в этот день должны были нести сторожевую службу. А именно, как только они вдруг заметили неприятельских всадников и при своем численном превосходстве презрительно отнеслись к малочисленному неприятелю, они стремительно помчались в погоню и были со всех сторон окружены пехотинцами. Это привело их в замешательство и заставило отступить скорее, чем это обыкновенно бывает в конных сражениях. При этом они потеряли начальника конницы, князя своей общины Вертиска: этот последний по своему преклонному возрасту с трудом мог сидеть на коне, но, соблюдая галльский обычай, не воспользовался ссылкой на свой возраст для отказа от должности начальника конницы, равно как и не пожелал, чтобы сражение происходило без него.
Удачное сражение и смерть князя и командира ремов повысили надменность неприятелей, а наших понесенный ими урон научил ставить посты после более тщательного обследования местности и соблюдать меру в преследовании отступающего врага».
Вскоре представился прекрасный повод германцам, входившим в состав войск Цезаря, реально проявить себя.
В «Записках» говорится: «Тем временем в виду обоих лагерей у бродов и переправ через болото постоянно происходили ежедневные стычки. Во время одной из них германцы, которых Цезарь перевел через Рейн, чтобы они пешими сражались в рядах конницы, с большой решительностью все до одного перешли через болото, перебили тех немногих неприятелей, которые попытались оказать им сопротивление, и упорно стали преследовать остальную массу. Тогда не только те, которых избивали в рукопашном бою или ранили издали, но и те, которые обыкновенно стояли довольно далеко в резерве, обратились в ужасе в позорное бегство и, часто теряя возвышенные пункты, не переставали бежать, пока не спаслись в свой лагерь, а некоторые от стыда бежали еще дальше за лагерь. Это положение вызвало во всем их войске такое смятение, что трудно было решить, что у них преобладало: надменность при ничтожных удачах или страх при незначительной неудаче».
Что ж, германцы вновь доказали, что они бравые вояки!
Похоже, в избиении галлов они находили свою особую прелесть.
Последнее замечание «Записок» – применительно к галлам – особенно показательно; досадно, что Цезарь ничего не пишет о том, как проявили себя приведенные Коммием германские конники (общим числом до пятисот). Велика была вероятность, что германцам с обеих сторон выпадет не слишком-то завидная участь сойтись в бою друг против друга.
Далее события развертывались следующим образом:
«Галлы простояли еще несколько дней в том же лагере. Но когда они узнали о приближении легионов и легата Г. Требония, то вожди белловаков, боясь осады, подобной осаде Алесии, выслали из лагеря ночью всех стариков, слабосильных и безоружных и вместе с ними остальной обоз. Но пока они развертывали эту беспорядочную и нестройную колонну (дело в том, что за галлами даже при их движении налегке обыкновенно идет множество повозок), показался уже дневной свет. Тогда они выстроили перед своим лагерем вооруженные силы, чтобы не дать римлянам начать преследование прежде, чем их обоз не отойдет на значительное расстояние.
Однако Цезарь, ввиду очень крутого подъема на холм, не считал нужным нападать ни на сопротивляющихся, ни на отступающих; но все-таки он находил полезным придвинуть свои легионы настолько, чтобы очищение позиции под напором наших солдат не прошло без большой опасности для неприятелей. Он видел, что лагери разделяет труднопроходимое болото и что именно трудность переправы может замедлить быстроту преследования; вместе с тем тот хребет, который тянулся по ту сторону болота почти до самого неприятельского лагеря, был отделен от последнего небольшой долиной. Поэтому он проложил через болото мосты, перевел по ним легионы и быстро дошел до верхней площадки хребта, которая с обоих боков прикрывалась крутым спуском.
Построив на ней свои легионы, он дошел до конца этого хребта и поставил войска в боевую линию на таком месте, с которого можно было обстреливать неприятельские колонны из метательных машин».