Не требовалось великой проницательности, чтобы в 1990-х годах предсказать — дела виртуальные не смогут быть полностью обрезаны и высушены, как того хотелось правительству, а Интернет станет во многих разных руках потенциальным средством разрушения ментальности Великой стены и даст — по китайским стандартам неограниченную — свободу голоса неофициальным источникам новостей, активистам демократии, гражданским и правовым организациям, религиозным культам, футбольным фанатам и помешавшимся на сексе горожанам. США, несомненно, с удовольствием отметили — все это в докладе Пентагона в 1995 году они предсказали: Интернет будет представлять «стратегическую угрозу для авторитарных режимов». Бросая Пекину вызов, Билл Клинтон в 2000 году сказал журналистам: китайское правительство обнаружит — насилие в компьютерной сети организовать так же трудно, как «пытаться прибить к стене медузы». По заявлению кандидата в президенты Джорджа У. Буша в 1999 году, уже тогда оседлавшего нынешнего фирменного конька, если Интернет укоренится в Китае, то «джинн свободы будет выпущен из бутылки». В промежутке между 1990-ми годами, когда политическая свобода большинства региональных газет ограничивалась правом изменять очередность фотографий руководства, помещенных в национальной газете «Жэньминь жибао», и 2005 годом, когда телевизионные мыльные оперы стали покалишь на пару тактов более психологически сложными, чем произведения социалистического реализма, китайское виртуальное пространство предложило людям очень нужный медийный форум, позволив им тем самым чувствовать себя комфортно.
Однако с того времени, как в Китае заработал Интернет, правительство доблестно борется с его опасным потенциалом увода информации из-под контроля и либерализации выражения мыслей. Вначале это достигалось старой коммунистической свирепостью: доступ в Интернет заворачивался в такое количество красной бюрократической пленки, что большинство людей, стремившихся прописаться в сети, бросали это дело и обращались к «Жэньминь жибао» или ее местному эквиваленту. В 1996 году лица, желавшие пользователями Интернета, должны были заполнять полицейские формуляры в трех экземплярах для местного управления общественной безопасности, подписывать заявление в связи с доступом в Интернет об обязательстве не читать и не пересылать материалы, «угрожающие государству, нарушающие общественную безопасность или являющиеся непристойными или порнографическими», и предоставлять интернет-провайдеру практически всю мыслимую информацию о себе (чуть ли не о необычной формы родимых пятнах).
К концу тысячелетия, когда провайдеры начали снимать с подключения к сети красную обертку, правительство усилило технические меры в своем стремлении контролировать Интернет. Коммунистическая партия поняла: если она намерена ответить на вызов Клинтона по поводу «прибивания медузы к стене», то прежде всего ей понадобится стена, на которой придется работать. С 1996 по 1997 год новый департамент в Управлении общественной безопасности, призванный нарушить свободы Интернета, принялся создавать «Великую огненную стену Китая»: блаженное сочетание китайской традиции с высокоточными технологиями. Масса серверов, стерегущих пять выходов китайского Интернета во внешний мир, «Файерволл» был запрограммирован блокировать сомнительные заграничные сайты — иностранных газет, организаций, выступающих за независимость Тибета или Тайваня, религиозных культов, «Плейбоя» и так далее — по списку, обновлявшемуся каждые две недели. Через пять лет «Огненную стену» довооружили «почтовыми нюхачами» — программным обеспечением, способным определять с официальной точки зрения проблемные слова и фразы на индивидуальных веб-страницах и в электронных сообщениях из списка, который включал такие вещи, как «Фалуньгун», «свобода», «половой акт», «секс» и «Цзян Цзэминь». Достаточно, например, упоминания слова «секс», и «почтовый нюхач» заморозит соответствующий терминал. В 2002 году правительство полностью заблокировало поисковую систему «Гугл» из-за того, что его практика вылова каждого веб-сайта, который проиндексирован в нем, давала китайским пользователям возможность выхода на запрещенные страницы. Хотя после громкого возмущения общественности и обращения из «Гугл» правительство отозвало запрет, оно продолжает тихо и селективно проверять при помощи «почтовых нюхачей» каше «Гугл».
Главной преградой подрывному использованию Интернета является, конечно же, закон или то, что в Народной Республике проходит под этим названием. «Репортеры без границ», организация, выступающая за свободу Интернета, подсчитала: к 2004 году в Китае был арестован шестьдесят один кибер-диссидент. В 2003 году Лю ди, студентка психологического факультета, стала международной знаменитостью, будучи задержанной за свои протесты в чатах против арестов политических диссидентов.
Однако, как и в Великой стене из кирпича и земли, в «Огненной стене» имеются дыры. В самом Китае «Огненная стена» известна под названием сетевая стена, позволяющим легко представить пористую природу ее поверхности. Установка блокировки на запрещенные веб-сайты всегда в лучшем случае была сродни латанию дыр: не все ворота в «Огненной стене» одинаково прилежно выполняют волю коммунистов. Или же, подобно Алтан-хану, решительно настроенные интернет-пользователи могут обойти стену, используя уполномоченные серверы в зарубежных странах вместо официальных выходов в Мировую сеть. Возмущенные китайские пользователи «Гугл» в 2004 году получали результаты у поисковой машины, используя «Элгуг»: зеркальную версию оригинального названия сайта, изначально построенную как компьютерная шутка. Столкнувшись с лингвистическим вызовом, правительственные фильтры не смогли сообразить, что китайские пользователи, способные печатать английские слова наоборот, могут выходить на такие запрещенные сайты, как «Swen СВВ» (Би-би-си ньюс). В любом случае постоянно появляется слишком много новых веб-сайтов, и правительство не в состоянии контролировать их все.
Другой революционной чертой китайского Интернета является его способность убирать стены не только между Китаем и остальным миром, но и внутри самого Китая. Последние несколько лет Интернет играет заглавную роль в открытии закрытой системы управления Китаем для широкой публики: вскрывая злоупотребления полиции (как в случае молодого человека, умершего в полицейском участке в Гуанчжоу), официальные попытки замалчивания фактов (эпидемия СПИДа в Хэнани, возникшая из-за коррупционного скандала вокруг продажи крови) и помогая в организации антиправительственных акций (некоторые самые крупные массовые протесты после 1989 года координировались запрещенной религиозной сектой «Фалуньгун», чьи приверженцы группировались вокруг организаторов благодаря электронной почте и Интернету). Главным событием китайского Интернета в 2003 году стал блоговый бум: примерно за год число китайских блоггеров выросло с двух тысяч до ста шестидесяти тысяч, часть которых составляют журналисты, пишущие в свои блоги материалы и информационные сообщения, слишком чувствительные для опубликования в старомодной прессе. Две особенности блогов работают в их пользу как механизма распространения чувствительной информации. Прежде всего их слишком много, чтобы официальная цензура могла их контролировать, и слишком много возможных выходов, чтобы правительство могло не дать писать решительно настроенному блоггеру. Во-вторых, блоги имеют получастный характер — информация может быть сделана доступной только для зарегистрировавшихся пользователей, — а потому, похоже, считаются официальными цензорами не столь опасными, как полностью открытые для доступа форумы вроде «досок объявлений» или «чатов». В октябре 2004 года до блогов стал доходить их подрывной потенциал, когда группа крестьян на северо-западе воспользовалась блогом, чтобы заявить протест по поводу конфискации правительством их земли. Местные чиновники не стали отгораживаться от своего критика каменной стеной и сочли себя обязанными ответить через собственный блог.
Но такое применение Интернета все еще является скорее исключением, чем правилом, и прямая цензура со стороны правительства не единственная тому причина. Открытые, официальные меры по контролю за китайским кибер-пространством составляют лишь половину картины. Вторая половина — самоцензура со стороны пользователей и администраторов. Китайский Интернет — и это совершенно логично — чересчур громоздок и аморфен, чтобы какое-либо правительство могло прямо контролировать его сверху. Понимая это, правительство в борьбе с бесконтрольной свободой слова использует столь же аморфную силу, кстати, помогающую ему удерживать власть: неуверенность. Маниакальная приверженность Мао к идеологической ортодоксальности породила карательную политическую культуру, при которой страх подсматривания со стороны таких же китайцев и ужас перед разоблачениями на массовых собраниях заставляли людей либо признаваться добровольно во все более незначительных или даже воображаемых преступлениях, либо заниматься жесткой самоцензурой. Они всегда поступали с крайней осторожностью, никогда не позволяли себе поведения, хоть отдаленно затрагивающего политически чувствительные или сомнительные вопросы. Естественно, жизнь в Китае сегодня более не является политическим минным полем, как при Мао, но в повседневной политической культуре продолжают существовать две характерные черты его наследия: ощущение — порой смутное, порой явное — того, что во время публичных мероприятий находишься под постоянным наблюдением, и неуверенность в том, где проведена линия дозволенного в свободе выражения мнения на публике. Такой проблемы в сфере личных отношений не существует. Китайцы могут говорить все, что им вздумается, людям, которым доверяют, но это жестко ограничивает свободу действий на публике и при легкодоступном посреднике, таком как Интернет. Правительство ясно проводит свою позицию, создавая культуру страха — проверяя сайты, накладывая аресты, закрывая интернет-кафе. Натянутые нервы администраторов и пользователей делают остальную работу. «Путь, которым мы предпочитаем осуществлять контроль, сводится к децентрализованной системе ответственности, — заявил в 1997 году один из архитекторов «Великой огненной реки». — Пользователь, провайдер и «Чайна телеком» — все отвечают за информацию, к которой получает доступ пользователь. Люди привыкли к осторожности, и всеобщее чувство, будто находишься под наблюдением, действует как сдерживающее средство. Ключ к контролю над Интернетом в Китае находится в управлении людьми, а это процесс, начинающий с приобретения модема». В современном Китае, где доходность является не меньшей заботой, чем политическая ортодоксальность, в глазах большинства владельцев интернет-кафе вопрос о цене допуска к сомнительным сайтам, а значит, риска быть закрытыми силами безопасности, не является тривиальным. В 2003 году под предлогом ужесточения стандартов здоровья и безопасности правительство закрыло половину из двухсот тысяч интернет-кафе в стране. В интернет-кафе, переживших отбраковку, установили программы наблюдения для отслеживания индивидуальных привычек пользователей.
