Разбежавшись по песку, он мелькнул в воздухе своим смуглым гибким телом и колом вошел в воду. Артемка следом вбежал в реку и, расталкивая грудью напористый прохладный вал, поплыл к камышам на противоположный берег. Генка вынырнул далеко впереди, снова нырнул, и внезапно голова его очутилась рядом с Артемкиной.
— Если захочу, до того бока донырну, — хрипло сказал он, шумно отфыркиваясь и хватая ртом воздух. — Лучше меня никто из наших ребят не ныряет. Давай наперегонки, кто скорей доплывет до камышей.
Но куда было Артемке угнаться за Генкой, который все лето дневал и ночевал на реке, нырял и плавал, как лягушонок. Выпрыгивая из воды почти по пояс и взблескивая смуглыми плечами, Генка рывками уплывал все дальше и дальше к камышовой гривке берега. Артемка только перебивал серединную струю, а он уже ворочался среди холодных и скользких подводных стеблей и кувшинок, оглядываясь назад. В другой раз Генка поиздевался бы над своим неудачливым и нерасторопным соперником, но городской мальчик был гость, хотя и не его, а тетки Насти, и он участливо следил, как тот, задирая подбородок и закатывая глаза, из последних сил суматошно колотит по воде руками и ногами.
Накупавшись, ребята развалились на горячем песке. После вторжения мальчишек река успокоилась, отраженные облака вновь поплыли по ней туманными пятнами, только на средине, где струя была сильнее, серебристо играла рябь. Подперев ладонями голову, Генка сосредоточенно рассматривал что-то перед собой на песке, и его рябое от множества солнечных ожогов лицо сделалось серьезным, точно он переставлял в уме замысловатые ходы шахматной задачки. Потом он повернулся к Артемке и неожиданно спросил:
— Слушай, ты видел хоть одного космонавта?
— Видел, а что? — Артемка набрал горсть песку и принялся тонкой струйкой цедить его на свои мокрые колени.
— Нет, не в кино, не на портрете, а на самом деле. Ну вот как я тебя.
— Ну, видел.
— Рассказывай!
— Вот странный ты, право! Ничему не веришь. — Артемка перевернулся на живот и подставил солнцу спину. — Ты спросил — я ответил. Почему я должен врать? К нам в школу приезжал Герман Титов. У меня даже портрет с его подписью. Я бы показал, да он дома остался.
— А что он написал?
— Да так, вообще. «Учись отлично» — вот и все.
— Ух, тебе здорово повезло, — сказал Генка со вздохом. — А я писал Гагарину, ждал-ждал ответа, а он ни слова не ответил. Может, письмо затерялось где, я просто на Москву написал, его почта знает.
— Что же ты писал?
— Так, про разное. — Генка одним гибким движением сел и обхватил колени руками. — У нас в школе кружок астрономов есть, Иван Павлыч, учитель, занимается с нами. Я второй год в кружок хожу и, знаешь, какую хочешь звезду покажу. Иван Павлыч даже удивляется, чудно так говорит: ты, Данилов, астрономом родился, хоть сейчас за среднюю школу можешь экзамен сдать. Ей-богу, не вру, не веришь — у наших ребят опроси. Вот я и написал Гагарину, хотел узнать, какие науки мне выучить. Неужто адреса его в Москве не знают и не передали письмо?
— Ты еще напиши, а я через отца передам.
— А ты не задаешься? Он знает Гагарина? — напористо спросил Генка.
— Конечно, знает! И Поповича, и Титова, отец в авиации же служит.
— Вот здорово! Я, ей-богу, еще напишу, если ты вправду передашь, — недоверчиво сказал Генка. — А я тебе, знаешь, такие места для рыбалки покажу — век помнить будешь. Никто не знает, только я. Когда ни придешь, всегда с рыбой будешь. Ты долго тут проживешь?
— Не знаю, как отец.
— А ты попроси, чтоб подольше. Мы с тобой на рыбалку сходим, а начнут луг косить, на конные грабли запросимся или еще лучше — на трактор. Знаешь, как хорошо! В прошлое лето я на копнителе работал — ничего, дело не хитрое, пыльно только, хоть маску надевай… Ты погоди, я что-то принесу.
Генка вскочил и сразу же бросился в тальник, лишь спутанные лозины зашатались и на их вершинах испуганно залопотала листва, наконец она затихла, и мальчик пропал в зарослях.
Прошло минут десять, а может быть, и больше, и вот тальники снова зашевелились, но уже ближе к воде, и Генка с обломком какого-то грязно-каштанового сука на плече вылез на берег.
— Во-о! — с торжеством сказал он и бережно положил перед Артемкой большой корявый сук с присохшими комьями земли. — Посмотри-ка!
Артемка в недоумении приподнял тяжелый, корявый обломок.
— Что это?
— Посмотри получше, может, догадаешься.
Артемка внимательно рассмотрел каждую выбоину на обломке, но не мог понять, что приволок Генка. Темный, странно слоистый сук не был похож на кусок дерева — тверд, словно камень, тяжело оттягивал руки.
— Ну? — нетерпеливо спросил Генка, сияя рыжими глазами. — Не догадываешься? Эх ты! Да бивень мамонта, приглядись. Не веришь? Ты посмотри, это же кость, и такая крепкая, ничем не укулупнешь.
— Где ты взял?
— Нашел в овраге, неподалеку отсюда. Весной вода подмыла край оврага, он и обвалился. Иду я мимо, смотрю, торчит что-то из земли, как корень все равно, только очень толстый. Я поначалу и не подумал про бивень, только потом догадался. Хотел в школу отнести, да наша биологичка в отпуск уехала, я и спрятал до занятий… Бери, Артемка, привезешь в школу — вот удивятся.
— А как же ты?
— Еще найду себе. Там, может, целый мамонт в земле лежит.
— А знаешь, очень здорово, что ты нашел эту вещь, — Артемка восторженно посмотрел на Генку. — Представь себе, тысячу-тысячу лет назад здесь ходили мамонты, и люди охотились на них. Может быть, они и убили, а ты нашел бивень. Ты не смейся, разве не могло так быть! Знаешь, какими смелыми были первобытные люди? Они выкопают огромную яму, прикроют ветками, а мамонт и ввалится в нее. Они тогда камнями, камнями его!.. Тогда все было, как теперь, и река эта же, только деревья не такие росли, — а какие-нибудь папоротники, высокие-превысокие…
— Нет, река не такая, — возразил Генка. — Биологичка говорила, раньше река шире нынешней была, может, как Волга, а то и больше. Ты видишь за садом обрыв? Где столб телеграфный? Там, она говорит, прежний берег был, а другой за селом. Вот какая широкая, километра четыре будет.
Мальчики огляделись вокруг, как будто и река, и заросли тальника и ольхи, и крутой склон с желтым обнажением глин, и лесок по обоим берегам сразу неузнаваемо и таинственно изменились, скрывая за собой что-то другое, незнакомое, а не то, что видели они. Вдруг из-за кустов ольхи на противоположном берегу выйдет заросший волосами человек в шкурах на голом теле, с увесистой дубиной или каменным топором в руке и маленькими зверино-зоркими глазами из-под лохматых бровей посмотрит на мальчиков. Вот это да! Ледяным холодом дунуло у них между лопаток. Движение времени сразу сделалось заметным, словно тысячи лет неслышно прошелестели сейчас над их головами с тех далеких времен, когда здесь бродил хозяин бивня, до того часа, как они пришли на берег.
Потом ребята снова купались, но Артемку не покидало ощущение двойственности окружающего мира, и темная глубина реки казалась пугающе таинственной. Купание уже не доставляло прежнего удовольствия. Артемка первым вышел из воды и стал одеваться. Генка еще барахтался возле берега, как большая рыба на мелководье, нагоняя волну на песок.
— Погоди! — крикнул он и еще раз окунулся так, чтобы волосы сами собой легли со лба на затылок.
На берегу Генка выжал трусики и, прыгая на одной ноге со склоненной набок головой, быстро пропел:
— Братец Филимон, забери-ка воду вон.
— Ты чего это? — засмеялся Артемка.
— А вода в уши набралась, — серьезно объяснил Генка.
Когда вышли из зарослей тальника, Генка своими острыми глазами увидел отца Артемки. Он и Анастасия Петровна далеко от мальчишек пересекали луг, направляясь к селу.
— Гляди, твой отец, — сказал Генка.
— Э-эй! — пронзительно закричал Артемка. — Э-эй!
Николай Устинович и Анастасия Петровна остановились, и мальчики по высокой траве побежали к ним через луг.
