Он не едет, не летит!

Тихо помер и стоит!

Я вздрогнул. Тихо помер, как я. Вздохнув, взглянул вверх. Сквозь тусклую пелену облаков мелькнул клок голубого неба. Тоненький лучик солнца поманил и спрятался.

Тихо помер? Ни за что! Я мотнул головой. Ни громко, ни по-другому я погибать не собираюсь! Вцеплюсь в жизнь, как оборотень! Заберу с собой проклятущего Оливье. А лучше отправлю вместо себя. Пусть тонет, а я ещё побарахтаюсь!

Я зыркнул на хранителя вкуса. Он, усмехаясь, франтил мимо магов к воротам.

– Отвалите, чаровашки! – громко крикнул он, толкаясь. – Мы в ложу!

Болельщики расступились, презрительно рассматривая нас.

Оливье, задрав подбородок, шагал ко входу на арену, напевая под нос. Он купался в завистливых взглядах и упивался привилегированным положением. Что же, пусть порадуется. Недолго осталось. Не позволю убить себя безнаказанно.

Подняв голову, я посмотрел в серые облака. Лазурной прорехи с солнечным лучом словно никогда и не было. Ладно, пусть так. Надежда всё равно осталась. Не плачьте, небеса, я ещё потрепыхаюсь.

Дождь усилился, не поверив обещаниям. Болельщики перестали орать, прячась от хлынувшей воды. Чёрно-жёлтые волшебники накрылись прозрачным щитом, отражающим капли. Синие колдуны сотворили сферу, на которой дождь шипел и испарялся. Блёклые схоронились под зонтами и плащами. Невзирая на непогоду, архивариус бубнил про игру.

– Заклинатики разные, в «бокалом» вмещаются всего два защитных «наговора», если конечно «шустрик» столько соберёт, а в «очарователь» три, но только боевых. Бывает, команды жертвуют «очарователем», чтобы усилить защиту. Другие наоборот…

Я вжал голову в плечи. Ненавижу воду, особенно, когда льётся за шиворот.

Оливье продолжал мурлыкать надоедливую мелодию, шагая к воротам. Хочет поселиться в моём теле – шиш ему без масла! Ещё встретит Оксану. Он даже не знает, что она предательница. А если отца или шамана? Да он такое натворит, а все подумают, что это я. Нет уж! Я повернулся к голему.

– Какой у тебя план? – прошептал я.

– Сделаем это во время гонок. Шумно. Все прыгают, кричат, скачут. Никто и не заметит.

Мы подошли к воротам, и Евлампий умолк.

Здесь не капало. Я стряхнул воду с волос.

– Проходим по одному! – скомандовал Оливье. – Ты голоден, ученик?

Я не успел кивнуть, как он продолжил:

– Спросил у оборотня! Ты всегда голоден. Один старый пройдоха барыжит на арене убойными лепёшками с мясом и овощами. Я давно выпытываю рецепт, но он не поддается!

Хотел сказать, что плюю на его тошнотные рецепты, но не успел и рта открыть. Гофрированная труба со стеклянным глазом перегородила дорогу, и я, в недоумении, остановился.

Охрана арены рассматривала меня через стоящий на треножнике окуляр. Вращая ручки, они двигали гибкую трубу, а шарнирные ноги пританцовывали, царапая каменный помост. Подёргиваясь, гофрированный хобот сокращался, то ли обнюхивая, то ли пристально разглядывая мои штаны. Фыркнув на брючину, он перешёл к рубахе.

– Магаскоп 86М. Последняя модель, модифицированная, – восторгался архивариус. – Безошибочно находит любые артефакты, как маг-карманник. Пока ещё никому не удалось его обмануть. По крайней мере, – задумавшись, добавил он, – В архиве таких записей нет.

Взглянув на значок виктатлона на руке, стражник махнул:

– Проходи!

Пропустив меня, треножник налетел на Мровкуба, но тоже ничего не нашёл. Показав отпечатавшийся на руке билет, архивариус поклонился и последовал за мной.

Мы встали в проёме ворот, дожидаясь Оливье. Он важничал, выставив руку со значком виктатлона. Магаскоп протянул изогнутую шею, тщательно обнюхивая его сверху вниз. Дойдя до пояса, он механически зажужжал и задёргался. А потом и вовсе запыхтел.

– Чего расшипелся? – забеспокоился хранитель вкуса.

– У вас бездонная сумка? – уточнил стражник.

– Да, и что? Мой кошель, где хочу, там ношу! – возмутился Оливье.

– Носите, где хотите, – бесстрастно ответил стражник. – Только не на арене.

– Я всегда с ней ходил! – закричал хранитель вкуса.

– Правила изменились. Нынче болельщики чаруют где попало. Три матча отменили! То заклинатики глохнут, то у «очарователей» чары не действуют! Любые артефакты и всё, что озарено источником, на арене вне закона. Отдайте, пожалуйста, сумку. После гонок получите в целости и сохранности.

– Чешую тебе от головастика, а не кошель! – гаркнул Оливье. – Где комендант арены?

– Ваше право, – согласился стражник. – Вас отведут.

– Ждите у входа! – сквозь зубы процедил хранитель вкуса, вцепившись в нас глазами. – Скоро вернусь.

Он прошёл за вторым стражником в незаметную дверь в стене, и хлопнул её так, что задрожала арена. Мы сдвинулись с прохода, чтобы не мешать болельщикам.

– Правила одни для всех! – мстительно заметил Евлампий.

– Что ты несешь? – разозлился я. – Какие правила? Как нам разобраться с Оливье?

Повернувшись к голему, я встретился глазами с Мровкубом.

– Как говорил хранитель тайн с Ночных островов: «Все мы что-то скрываем», – озабоченно заметил он.

– Расскажи, – закряхтел Евлампий. – Оливье и его обещал грохнуть!

– Убить? – переспросил архивариус и борода у не встала торчком. – Меня жизни лишить потруднее, чем голема. Если гомункул погибнет, я всё равно не пострадаю.

– А я умру! – крикнул я и испуганно оглянулся.

– Он угрожал вам, юноша! – взволнованно воскликнул архивариус.

– Отнял тело Люсьена обрядом чёрной магии, – затараторил голем. – Одно Слово и оборотню конец!

– Юноша не виноват, что когда-то натворили поглотители и хранители!

Я покачал головой, как что брякнет, ещё похуже Евлампия.

– На разглагольствование нет времени, – перебил голем. – Оливье скоро вернётся.

– Обратитесь к страже, – предложил архивариус.

– И что? – приуныл я.

– Ничего, – вместо Мровкуба ответил голем. – Слово быстрее стражников!

– Застали меня врасплох, – пожаловался архивариус. – Как говорил ловец блох с Изумрудного острова: «Надо пятьдесят раз подумать, а потом руками хлопать».

– Поздно будет, – простонал я.