К такой рекомендации я прислушался и, прихватив стакан, побежал на палубу.

Разделавшись с яйцами и выпив два стакана «Плохого утра», дядя кивнул и бодро взобрался на мостик. Не успел я сесть, как на палубу в неизменной пижаме выползла Людмила. Лицо опухло, под глазами пролегли тёмные круги. Держась за голову, она, шаркая, подошла и совсем по-детски пожаловалась:

– У меня черепок болит, трим-рим.

– Присаживайтесь, Людмила, – запел голем. – Вы должны выпить настойки и как следует покушать. Вам, наверное, не хочется, но это необходимо! Поверьте, для вашего же блага.

Фея плюхнулась на стул, сонно взглянула на настойку, на яичницу и побледнела, сглотнула и позеленела. Вскочив, Люся вылетела из-за стола и, пробежав палубу, перегнулась через борт.

– Великий врачеватель! – поздравил я Евлампия.

– Никогда не думал, что увижу фею за столь... – задумчиво протянул он, подбирая слова. – За столь интимным занятием.

– Лучше спуститься в трюм, – ответил на его философствования я. – Сейчас начнется переход и это не облегчит её страдания.

– Мы должны помочь, – начал голем, но я его оборвал:

– Ни за что.

Глянув на изогнутую, вздрагивающую спину феи, он сдался. Я спустился в трюм и лёг на гамак, закинув руки за голову.

– С ней ничего не случится? – не унимался голем.

– Ты о нас лучше подумай, – не открывая глаз, ответил я.

– А что тут думать! – огрызнулся Евлампий. – Всё хорошо, с Оливье ты договорился. Что тебя беспокоит?

– Меня? – также резко ответил я. – Почти ничего. Подумаешь Оливье сто пятьдесят лет или больше. Ерунда! Что особенного в том, что он знаком с моим прадедушкой и обещал крестить всех его потомков.

– Ты из-за этого волнуешься? – удивился голем.

– Нет, это мелочи. Я волнуюсь, что фею тошнит.

– Ерунда! Наболтал Оливье спьяну, а ты веришь.

Я приподнялся в гамаке, скосив на него глаза.

– По-моему, он говорил правду.

– Не может ему быть сто пятьдесят лет, он даже не маг, – не согласился Евлампий.

– Может, оно и так, – неуверенно проговорил я.

Евлампий хотел что-то добавить, чтобы окончательно меня убедить, но раздался истерический крик феи. Пришлось вскочить и лезть на палубу. Мало ли что.

Я раньше не задумывался, почему родина летучих обезьян называется Изумрудным островом.

Корабль висел среди звёздного неба. Нас окружала бесконечная, неживая чернота. Прямо по курсу сверкал огромный изумрудный шар. Переливался всеми оттенками зеленого. Сфера дрожала, и цвета перетекали из одного в другой, смешиваясь со слоями воды.

– Потрясающе, – зачарованно выдохнул голем.

– Полный вперёд! – прокричал Оливье с мостика.

Фея выглянула из дверей камбуза и, тоненько взвизгнув, спряталась.

Корабль разгонялся, держась шара. Зашипели раздувающиеся паруса. Скрипнули натянувшиеся канаты. Мелькнули блестящие россыпи тёмных небес, и изумрудный шар надвинулся, вытеснив тьму со сверкающими звёздами.

Я вцепился в фок-мачту, с обреченностью уставившись на Изумрудный остров. Зелёная гладь неотвратимо надвигалась, не такая твёрдая, как издали, а лёгкая, невесомая, как болотный туман. Под слоем малахита блеснул тёплый свет. Я не верил глазам.

– Право руля! – гаркнул дядя так громко, что я подпрыгнул от неожиданности.

Шхуна накренилась вправо и, задрожав, стала опрокидываться.

Я обхватил мачту руками и ногами. Хотел закрыть глаза, но не смог. Если не увижу, потом буду всю жизнь жалеть.

Даже болтливый голем молчал. Из открытого рта доносился лишь сиплый свист.

Корабль перевернулся, и мы мчались к малахитовой сфере палубой. Уже стало ясно, что зелень, всего лишь обыкновенная вода. Изумрудной она казалась только издалека. Клочья тумана разметало в стороны. Я весь сжался, и грот-мачта воткнулась в водяную гладь. Услышав всплеск, я зажмурился в ожидании удара. Съежился, веря, что меня прижмет к палубе, но после слабого шлепка, начал тонуть. Когда в губы ударила солёная волна, я с перепугу чуть не отпустил руки. Слава предкам, мы мгновенно потопли, и вода схлынула. Услышав, как она водопадом сливается через борт, я открыл глаза. Осмотрел себя. Вроде цел, даже одежда не намокла.

– О таком я и не слышал, – очумело выдавил голем, выдув струйку воды, закрыл рот.

– Я тоже.

Пересилив страх, я подполз к борту и заглянул. Там плескались зелёные волны, сквозь которые просвечивали звезды. Отскочив к мачте, я обнял её с новой силой.

– Посмотри вверх, – дрожащим голосом выговорил Евлампий.

Я поднял голову. В небесах, выгнувшись в нашу сторону, висела земля. Всего метрах в восьмистах. Дремучие леса обступали горы. Реки, бурля несли воды к синему глазу озера. Да и как они могли не бурлить, вверх ногами то. Стая птиц, потревоженная повозкой, вспорхнула и падала на нас. Я чуть не узнал у Оливье, что можно из них приготовить, но меня перебил голем.

– Кверхудном, – очаровано выдал он.

Я не стал спорить. Кверху, так кверху. Повозка выползла из предлеска на дорогу. Ума не приложу, как она держалась кверху дном. Потом Евлампия расспрошу. За ней выкатилась ещё одна и ещё. Вся вереница медленно ехала, хоть и висела над моей головой, к воротам замка.

– Перекувыркано, – протянул голем.

Я кивнул, ещё как перекувыркано. Крепостная стена с остроконечными башнями цеплялась за гору, чтобы не соскользнуть на нас. Между бойниц прохаживались стражники в доспехах с яркими зелёными плюмажами. А к опущенному мосту в крепость стекались повозки и кареты, уже запрудив весь двор перед замком.

– Прибыли, суши шлюп! – гаркнул, незаметно подошедший дядя и хлопнул меня по плечу.

Но я не отрывался от висящего над головой мира.

– Чего замер, как левиафан перед прыжком? – рявкнул Оливье. – Шнырь на кухню! Хватай книгу рецептов и собирай всё для торта. Забудешь чего, шкуру спущу. Усёк, крысёныш?

– Да, учитель, – доложил я, но мачту из рук не выпустил.

Никак не пойму, где верх и низ. Боюсь пальцы разжать.

– Заморыш! – ласково позвал Оливье. – Пытаешься меня разозлить?

Я отчаянно замотал головой.

– Тогда пулей на камбуз!