— Передай донне Терезе, — сказал он, — что я непременно буду. Теперь знаю, отчего вчера она не хотела видеть меня. Дай Бог, чтобы я был так же счастлив, как и дон Перес.

Он дал мне дублон и удалился. Не успел я еще уйти, как наткнулся на дона Переса.

— Ба, это ты, паж! Счастливая встреча! Пойдем ко мне, я дам тебе записку к Эмилии.

Я повиновался, и он подарил мне, как прежде, четверть дублона.

— Покорно благодарю, сеньор! — сказал я. — Дублоны дона Флореса и ваши четверти дублонов скоро обогатят меня.

— Как! — сказал он. — Дон Флорес дает тебе по дублону? Он, верно, сошел с ума. Но я не хочу, чтобы он давал тебе больше моего. Вот тебе полтора дублона, что с полученным тобою от меня составит столько же.

Я поклонился, поблагодарил и ушел.

Несмотря на молодость, я понимал, что в свидании прошедшей ночи было что-то, что произвело глубокое впечатление на донну Терезу. А так как я любил ее более Эмилии, то и рассудил за благо, прежде чем отдам письмо Эмилии, посоветоваться с донной Терезой.

Я сделал ей знак, чтобы она следовала за мной в свою комнату, и пересказал ей ответ дона Флореса, присовокупив также его желание «быть так же счастливым, как был дон Перес в прошедшую ночь». Она покраснела от стыда и горести. Я рассказал ей, как дон Перес пригласил меня к себе, и что случилось. После чего подал я ей записку и спросил ее, должен ли я отдать ее Эмилии, или нет. Поспешно сорвала она печать и прочитала следующее:

«Где взять слов, чтобы выразить мою благодарность милой Эмилии за то, что получил я от нее в прошедшую ночь! Умоляю вас, уведомите меня, когда будет мне дозволено вторично видеться с вами. Жизнь без вас мне в тягость. Вы одна делаете ее для меня сносной».

— Педро, — сказала она, — ты оказал мне большую услугу, ты спас меня. Чем заплачу я тебе за это?

— Дайте мне вместо одного — два поцелуя, — отвечал я.

— Тысячу раз готова я целовать тебя, — отвечала она, прижав меня к груди и целуя, и слезы ее омочили мое лицо.

После чего взяла она лоскут бумаги и, стараясь подражать руке Переса, написала следующее:

«Я повинуюсь вам, жестокая; вы не увидите меня до тех пор, пока не будет на то вашей воли. Счастливый Флорес — завидую ему!.. Но, Эмилия, неужели никогда не сжалитесь вы надо мною? Я так несчастлив! Если вы меня еще любите, удостойте вашим ответом. Вас обожающий Перес».

— Отнеси, милочка, эту записку к сестре. Чего хочешь от меня за это?

— За это спрячьте мои деньги, — сказал я, — потому что, если увидит их у меня ваша тетушка, то чем отговорюсь я, когда спросит меня, откуда взял их?

Она грустно улыбнулась, взяла мои дублоны и заперла их в свой туалет.

— Я умножу твое имущество, Педро, — сказала она.

— Нет, извините, — отвечал я, — от вас беру я одни поцелуи.

Я рассказал ей, за что донна Изабелла дала мне два реала, и мы расстались. Я отдал записку донне Эмилии и в тот же день получил от нее ответ. Но я не хотел делать ничего без донны Терезы, и мне казалось, что еще можно поправить мою ошибку. Я принес к ней ответ Эмилии Пересу и сообщил свои мысли.

— Ты мой ангел-хранитель! — отвечала Тереза.

Она распечатала письмо Эмилии; содержание его было следующее:

«Вы называете меня жестокой, но напрасно. Одному Богу известно, как страдаю я сама, не видя вас. При первом удобном случае мы увидимся. Но тетка моя, как уже я писала вам, приняла все меры предосторожности; Тереза легкомысленна; решиться на подобный поступок я не в силах. Одна мысль быть открытой ужасает меня».

Тереза разорвала записку и написала:

«Бели женщина иногда — бывает так несчастна, что уступает по слабости просьбам своего возлюбленного, он делается еще настойчивее и требует того, о чем бы должен был умолять как о милости. Я думаю, что все, происходившее в темноте, должно оставаться тайной и не срываться с языка. Объявляю вам, что малейший намек на наше свидание в прошедшую ночь я буду считать за оскорбление, а чтобы наказать вас за вашу настойчивость, я отказываю вам в свидании, как отказывала прежде. Надеюсь, что вы исполните мое желание. Получить от меня прощение зависит от вас самих; я посмотрю, как вы будете вести себя. Когда пожелаю увидеть вас, я о том уведомлю. До тех пор остаюсь вашей и пр.».

Я отнес это письмо дону Пересу; у него в это время был и дон Флорес: они не скрывали друг от друга ничего. Он распечатал письмо, и, казалось, был удивлен его содержанием.

— Кто разгадает женщин! — воскликнул он. — Прочитай, Флорес, эту записку и скажи, что ты об этом думаешь.

— Что думаю? — отвечал Флорес — Что мне нравится ее ум. Иная женщина на ее месте только и боялась бы того, чтобы ее не покинули; напротив, она требует еще большей привязанности, требует твоей покорности. Если не хочешь лишиться любви своей возлюбленной, советую тебе в точности исполнить ее приказание.

— Отчасти ты прав; после свадьбы мы становимся главой дома, отчего же не дать им повластвовать над нами до свадьбы? Я люблю ее теперь еще более чем прежде, и если ей угодно играть роль жестокой — пожалуй, я готов терпеть. Это служит доказательством ее ума: держа нас от себя на почтительном расстоянии, они этим только и могут привязывать нас.

Я торопился домой и вручил Эмилии письмо от Переса, в котором он обещал покориться во всем ее воле. Я сообщил Терезе все, что происходило между кавалерами.

— Благодарю тебя, Педро! — сказала она. — Наконец, слава Богу, все идет хорошо. Но мы еще не в безопасности. Я должна признаться тебе, что ласки, которые готовила я для своего возлюбленного, по милости твоей расточала я другому; темнота и безмолвие способствовали тому. Но надеюсь, что все пройдет без дурных последствий и что я не буду принуждена раскаиваться в неумышленном проступке.

В этот же вечер Тереза имела свидание с доном Флоресом, а на другое утро спросила меня госпожа, подле которой по обыкновению сидел я:

— Ну, Педро! Открыл ли ты что-нибудь?

— Как же, — отвечал я.

— Что же такое?

— Один господин просил меня передать письмо, да. я отказался.

— А к кому было это письмо?

— Этого я не знаю, потому что я не брал его в руки

— Хорошо, Педро. Но если он в другой раз будет давать тебе письмо, то возьми его и принеси ко мне.

— Очень хорошо, — сказал я.

— Вот тебе два реала.

Я вышел. В другой комнате встретила меня Эмилия и дала мне письмо к дону Пересу. Я отнес его сперва к моей приятельнице Терезе, она распечатала его.

«Наконец любовь пересилила мою решимость, — писала она, — я согласна говорить с вами. Мы увидимся в беседке. Берегитесь оскорбить меня, не то наше свидание будет последним».

— Это письмо может идти по назначению, — сказала Тереза.

Я отнес его дону Пересу, он не успел еще прочитать его, как в комнату вошел дон Флорес.

— Порадуйся моему счастью, любезный друг, — сказал он, — меня приняли так, как только мог я этого желать.

— Немного тоже нужно было времени, чтобы смягчить сердце Эмилии, — отвечал Перес. — Она назначила мне сегодня вечером свидание. Педро, скажи твоей госпоже, что я ответа не пишу, но что восхищен ее добротой и не замедлю явиться. Понял меня? Чего же ты ждешь еще? А, плутишка, понимаю! Вот тебе, — и он бросил мне один дублон.

— Ты даешь мальчику слишком много денег, Флорес, — сказал он. — Я вынужден давать столько же.

Флорес засмеялся, я поклонился и вышел.

Таким образом справлял я некоторое время ремесло любовного почтальона, как внезапно госпожа моя захворала и умерла. Она отказала свое имение двум племянницам, каждой поровну. Они получили теперь полную свободу располагать своей рукой и вскоре вышли замуж за своих любимцев. Старуха в завещании забыла меня, и если бы донна Тереза не взяла меня к себе в услужение, я был бы принужден скитаться без пристанища по миру.

Я был очень доволен своим состоянием, хотя выдача дублонов и прекратилась с замужеством молодых донн. Дон Перес был верен своему обещанию и до самой свадьбы не упоминал о несчастном ночном свидании. Теперь же сделался он смелее и решил намекнуть об этом своей супруге.