— Олень полудикое животное и должен усвоить, кто его хозяин, — говорил он. — И чем суровее урок, тем глубже усвоение…
Первая трудность состояла в том, что Рипсу не соглашался, чтобы его вели на поводу. Он упирался всеми четырьмя ногами, и Антери не мог сдвинуть его с места. Тогда приходилось звать на помощь Матти-Оленя, и он показывал оленю, что, когда его тянут за повод, лучше всего повиноваться. Хотя он и упирался изо всех сил и в конце концов бросался на землю, они все-таки продвигались вперед. Когда так продолжалось некоторое время, Рипсу убеждался, что сопротивление ни к чему не приводит. Ему позволяли встать на ноги и давали время одуматься. Конечным результатом было то, что олень следовал за своим поводырем, хотя ремень не был натянут. Рипсу стал ходить на поводу и в некотором роде окончил первый класс.
Второй трудностью, требовавшей длительного обучения, было научить оленя тащить что-либо за собой. Тяговая веревка между ног оленя, казалось, причиняла ему неудобство, и груз на ее конце как будто пугал его. Стоило большого труда удержать Рипсу от панического бегства. Тут опять требовалась опытная и сильная рука Матти-Оленя, чтобы удержать пугливое животное, и понемногу урок усваивался. На определенном этапе к концу тяговой веревки стали привязывать макушку ели, ветки которой оказывали сопротивление при волочении, и таким образом Рипсу чувствовал нагрузку на шею и лопатки. В конце концов отпала необходимость в том, чтобы поводырь находился возле оленя, удерживая его, стало возможным удлинить поводок, и Рипсу послушно следовал за ним. Так был окончен второй класс.
И наконец, Рипсу следовало научиться сигналам управления. Поводырь помещался теперь позади и был теперь не поводырем, а погонщиком. Это было трудное дело, и обучение ему требовало помимо терпения еще и суровости. На этом этапе сам Антери чувствовал себя учеником. Надо было управляться с вожжевым ремнем, удерживать в руке тяговую веревку и сохранять равновесие на лыжах, в то время как Рипсу нарезал во все лопатки. Все это казалось чуть ли не непосильной задачей. Не раз случалось, что либо по неопытности Рипсу, либо из-за неловкости Антери веревки и ремни безнадежно перепутывались, и олень вместе с Антери на лыжах переплетались в один клубок. Тогда Матти-Олень закатывался смехом, и Антери тоже не оставалось ничего другого, как смеяться, ведь сердиться и нервничать не имело смысла — это ни к чему не приводило. Быть может, и Рипсу тоже хохотал бы, если б только умел.
И вот в один прекрасный день тренировочное упражнение Антери и Рипсу прошло без сучка без задоринки. Глаза Матти-Оленя на его морщинистом лице сверкнули, и он сказал:
— Это достижение, за которое можно дать по крайней мере водительские права.
— А дают за такие занятия водительские права? — спросил Антери. — Наверное, все-таки нет.
— Дают, это точно. Близ Рованиеми, в Мая на Полярном круге туристы могут ездить на обученных северных оленях, и где-то там есть школы езды на оленях, — сказал Матти. — Возможно, такие школы существуют и в других местах Лапландии, и если турист сумеет самостоятельно проехать на олене, оставаясь в лопарских санях, круг по льду озера или еще где-нибудь, ему дают водительские права.
— Какие глупости! — удивился Антери.
— Нисколько. На этих правах серьезные подписи и внушительные печати, и турист вставляет их в рамку и вешает на стену, когда возвращается домой, — уверил его старый оленевод. — По-моему, это гениальное изобретение — с точки зрения лапландцев. За эти водительские права, видишь ли, приходится платить, и деньги остаются у нас в Лапландии.
— Пусть так, — согласился Антери. — Но в обучении оленя турист, конечно, ничего не смыслит.
— Это верно. Этим умением обладают другие, — сказал Матти-Олень.
В общем и целом было много хлопот, и время летело как на крыльях. Антери даже перестал вспоминать о своем старом доме, который был теперь под водой и толстым льдом, и о своем дедушке, который в одиночестве зимовал в хижине в тайге, близ того места, где они прежде жили. Зимою отец дважды проделал к нему трудный путь и относил ему продукты, к которым человек все-таки привык, жил ли он в глуши или в обжитых местах. Дедушка ценил соль, сахар, кофе и табак, хотя не желал переселяться в деревню или поближе к тем местам, где можно было их достать. Еще он, конечно, нуждался в хлебе и муке. В тайге зерновые растения не росли, а маленькие поля их старого дома ушли под воду. Но приварок к хлебу — мясо и рыбу — дедушка брал от природы. Осенью он подстрелил лося, а водохранилище и особенно устья впадающих в него рек давали сколько угодно рыбы.
Рыба была по вкусу и другим. И добывать ее теперь, в пасхальные каникулы, снарядились Антери и его отец… Долго обсуждали вопрос о том, можно ли брать мальчика с собой в такое длительное путешествие. Если бы у них были мотосани, все было бы ясно без долгих слов. Точно так же, если бы мальчику предстояло пройти пешком туда и обратно многомильный путь, решение было бы просто: Антери следовало остаться дома. О другой возможности не могло быть и речи. Но теперь у них был Рипсу, с которым Антери, казалось, управлялся довольно умело. Сможет ли молодой оленевод на практике подтвердить, что спасение оленя от голода, все заботы о нем и труды по его обучению не были напрасной тратой времени?
Сам Антери говорил, что он, конечно, справится с Рипсу. Мать была настроена отрицательно, а отец сомневался.
— Пойдем спросим у Матти-Оленя, — предложил Антери.
Матти-Олень сказал, что хотя Рипсу еще не полностью обученный олень, он как пушинку понесет Антери по насту. Он мог бы потащить за собой и отца, если бы только отец мог управляться и совладать с ним. И если путь пойдет через болота и равнины, где деревья не будут помехой, то олень и мальчик, конечно, оставят позади любого, даже хорошего лыжника.
— По-моему, ничто не мешает взять с собой мальчика, — сказал старый оленевод. — Ведь в подобных обстоятельствах олень только проходит хорошую школу и на деле определяются его возможности… Вероятно, и от мальчика будет какая-то помощь при ловле рыбы. В одиночку трудно опускать сети под лед.
Отец согласился с этим… Они выпили кофе в маленьком жилище Матти-Оленя, поговорили о том о сем, и, когда собрались уходить, старый оленевод сказал напоследок:
— Счастливого пути! Хорошего улова и больших рыб! И принеси, мальчик, старому Матти-Оленю налимов, в эту зиму у нас с тобой было столько хлопот.
Дело было ясное, Антери решили взять с собой на рыбную ловлю… Перед пасхальными каникулами, до отправления в путь, в обществе оленеводов состоялось весеннее собрание, на котором владельцы оленей обсуждали и решали вопросы о сооружении изгородей и избушек для оленеводов, о весеннем отёле и множество других дел, относящихся к оленеводству. Решалась также и судьба Рипсу, и Антери напряженно и даже со страхом ожидал этого момента.
Матти-Олень точно знал, когда состоится собрание, но о нем известили также в газетах. Матти успокаивал Антери и уверял, что оленеводы порядочные люди и примут в свою среду каждого, кто серьезно интересуется оленями.
— А вдруг они все-таки отнимут у меня Рипсу? — волновался Антери.
— Не думаю. Я говорил с председателем общества, и он был того мнения, что дело решат в твою пользу. Но сам председатель не может решать его один.
Собрание проводили в просторной избе возле школы. Когда Антери после уроков пришел на двор дома, там стояли автомобили, несколько мотосаней и одна оленья упряжка. Большой олень с великолепными рогами ел хвощ из лопарских саней, на которых он привез сюда своего хозяина.
Все скамьи в избе были заняты, их не хватало, и некоторые оленеводы сидели на полу. На многих были лоснящиеся лапландские куртки с роскошными поясами, и почти у всех на ногах были нутукасы — сшитые из оленьей кожи теплые сапоги с великолепными шнурками. Антери понимал, что для владельцев оленей это было своего рода торжественное событие, поэтому они и оделись соответственно. Но самый большой праздник для оленеводов наступает тогда, когда разбивают общее стадо, когда оленевод получает вознаграждение за свой труд, так сказать, собирает урожай с оленьей нивы. Антери знал это. Сам он еще ни разу не присутствовал при разбивке стада, но слышал рассказы о ней не в последнюю очередь от своего друга Матти-Оленя.
