— Эксцессы? — проворчал мистер Берд.
— Так, всего лишь синяки.
— Синяки? И много?
— Вы что, допрашивать меня решили? — Начальник стал приходить в свое обычное взвинченное состояние. — Разве управление главного прокурора имеет право меня допрашивать?
— Разумеется, нет, но ведь правилами отнюдь не возбраняется задавать межведомственные вопросы, не так ли? Если возбраняется, то мне подобная инструкция неизвестна.
— Я отвечаю на ваши вопросы в полную меру своих возможностей.
— Именно так, мистер Берд, и я очень вам признателен. Разрешите мне только задать один последний вопрос.
— Давайте спрашивайте.
— Разве ваши надзиратели не в состоянии помешать заключенным наставлять друг другу синяки?
Начальник тюрьмы перешел на крик:
— С тех пор как я принял эту тюрьму, я только и делаю, что прошу увеличить штаты! Это уже старая история! У меня слишком мало людей, а те, которые есть, либо совсем одряхлели, либо безответственные мальчишки. Да вы покажите мне такого парня, который решит сделать службу в королевских тюрьмах делом своей жизни, пока не получит отказа по меньшей мере в десятке других мест!
— Благодарю вас за проявленную любезность, мистер Берд.
Положив трубку, Билл рассказал о случившемся сэру Невиллу. Тот позвонил майору Эттлиси-Гору.
— Нет, его еще не доставляли, но думаю, что скоро привезут. По правде сказать, я принимаю его обратно без особого восторга. Неужели больше некуда было деть?
— Но почему его вообще отправили обратно к вам? — поинтересовался сэр Невилл.
— Насколько я понял Макинтайра-Берда, он в неважном состоянии.
— Но нам сказали, ему просто наставили синяков.
— Синяков? Его везет сюда карета «скорой помощи».
— «Скорой помощи»? — встрепенулся сэр Невилл. Он принял решение. — Скажите, вы не будете возражать, если мой помощник или кто-нибудь еще из моих сотрудников побеседует с Крамнэгелом, как только он прибудет к вам?
— Пожалуйста. Если вы сумеете меня от него избавить, я буду только рад. Насколько я могу судить, он сеет смуту везде, куда бы ни попал. Сначала застрелил в пивной старика, потом инспирировал взрыв банка, а теперь вот сцепился с другими заключенными, и они избили его до полусмерти.
— Скажите, — неожиданно спросил сэр Невилл, — а вам известно, когда это произошло? Когда они напали на Крамнэгела?
— Вчера. И администрация тюрьмы настаивает на его немедленном переводе.
— Вчера. А позавчера имела место попытка бегства, не так ли?
— Я об этом и не подумал.
— Пойманных беглецов вернули в прежнее место заключения?
— Полагаю, что да. Такова обычная практика.
— Благодарю вас.
Крамнэгела внесли на носилках в комнату, откуда заключенные обычно выходят за стены тюрьмы. В этом странном аквариумном мире молчания и подводных течений никто и не обратил особого внимания на то, что его доставили из тюремного лазарета, где он провел ночь под охраной надзирателей. Принесли его личные вещи, а машина «скорой помощи» въехала задним ходом во двор. Крамнэгел, закрыв глаза, лежал на стоявших на полу носилках.
— Что случилось, дружище?
Крамнэгел с трудом разлепил веки. В глазах его расплывалось смутное изображение склонившегося над ним старика, так сморщившегося, что половина лица его исчезла.
— Не смеши меня, Гарри, — пробормотал он, — смеяться больно, черт его…
— Достали они тебя?
— Достали, приятель.
— Я отомщу им за то, что они с тобой сделали. — И Гарри изобразил очередь из автомата.
— Ну и лопухнулся же ты со своей бомбой, приятель.
— Я все сделал, как ты сказал, но что-то получилось не так, а что — ума не приложу. — Старик расплылся в улыбке. — Ну да ничего. Мне сказали, нанес я убытку миллионов на двадцать. Представляешь? Вот это да! — Старик был счастлив и исполнен сознания собственного достоинства. — А все благодаря тебе, дружище. Теперь я проведу последние годы в максимально строгом режиме. Я о таком и мечтать никогда не смел — Гарри Мазерс в спецтюрьме! Да еще месяц назад меня просто засмеяли бы, но теперь — и все благодаря тебе — я могу высоко держать голову!
— Вам нельзя быть здесь! Как вы сюда попали? Вас ищут по всей тюрьме!
Черт бы побрал надзирателей. Крамнэгел снова закрыл глаза не столько от боли, сколько от отвращения. Пока они там перекуривали и сравнивали, у кого ногти длиннее, его уж десять раз могли пришить.
Затем Крамнэгела отнесли в санитарную машину и отправили в прежнюю тюрьму. Днем туда приехал Билл Стокард и навестил Крамнэгела в лазарете. Стокард пришел в ужас от того, что пришлось увидеть и услышать.
— И все это случилось с вами после того, как вы помогли предотвратить побег банды налетчиков?
— Совершенно верно. Но, знаете ли, сэр, мне вряд ли пристало обвинять их. Я должен был бы помнить, что такое тюрьма — тюрьмы ведь везде одинаковы. Может, в Греции и в Гватемале потеснее, а в Калифорнии в лучших камерах теперь, возможно, стоят телевизоры, а в Китае заключенным вместо завтрака вбивают в глотку труды председателя Мао, но в принципе разница между тюрьмами небольшая. Любая тюрьма — это место, где люди надеются на лучшее и ожидают худшего. Это всех касается — и заключенных, и тюремщиков. С моей стороны было безумием ввязываться в это дело, чтоб помочь. Я, пожалуй, просто, значит, забыл, что сам сижу за решеткой. Я, наверное, все время так сильно пытался об этом забыть, что и вправду забыл.
Такой Крамнэгел пришелся Стокарду по душе.
— Что ж, может, и не зря вы пострадали, мистер Крамнэгел. В конце концов, вы привлекли внимание к своему делу.
Крамнэгел скорчился от боли.
— Да не смешите вы меня! — взмолился он. — Не могу смеяться.
— Но что я сказал смешного?
— Какой я вам теперь «мистер»?
— И в беде человек не должен лишаться права на элементарную вежливость.
— Не надо, прошу вас. (Снова попытка рассмеяться.) Меня звать Барт. Бартрам Т. Крамнэгел. — Он умоляюще протянул Стокарду руку. — Только не жмите сильно, она изрядно наворотила.
Билл осторожно пожал протянутую руку, охватившую его ладонь, словно тиски. Крамнэгел сморгнул слезу.
— Знаете, с тех пор, как я попрощался с моим недоноском адвокатом, мне впервые пожали руку. Чертовски здорово. Стокард, непривычный к подобной непосредственности, почувствовал себя неловко.
— Что значит Т? — спросил он.
— Какое еще Т?
— Ваш инициал.
— Ничего не значит. Инициал — и все.
— Но он же должен означать какое-то имя.
— Это еще с чего? — В голосе Крамнэгела зазвучали нотки иррационального гнева. — По мне — годится и так.
— Вам, конечно, виднее. Но как оно пишется?
— Что как пишется?
— Имя.
— Так и пишется — Т. Вы не знаете, как пишется буква Т?
— Но на документах, когда требуется указать имя полностью…
— Просто пишу Т, и вся недолга, — начал распаляться Крамнэгел. Глаза его сверкали. — Обязательно надо насмехаться над моим именем?
Билл понял, как случается людям угодить под пулю: нужны лишь минимальный повод да золотое сердце, плотно укрытое непробиваемым слоем грозовых туч избыточного адреналина. Он попрощался, и Крамнэгел проводил его взглядом, в котором ясно читалось: «Ты все испортил».
Вернувшись в Лондон, Билл рассказал о своей поездке сэру Невиллу и подробно ответил на все его вопросы. Сэр Невилл не столько расстроился, сколько почувствовал облегчение. Казалось, происшедшее оправдывает его задиристое поведение в своих клубах. Как и во время суда Крамнэгел, хотя и неудачно начав, все же давал своему защитнику право гордиться им. Поэтому сэр Невилл снял телефонную трубку и попросил срочной встречи с министром внутренних дел. Естественно, она произошла лишь два дня спустя, за обедом в отдельном кабинете Клуба юных ветеранов, членом которого состоял министр. В свои сорок с лишним лет достопочтенный Клайв Белпер был сравнительно молод для занимаемого высокого поста, но он жил в эпоху, когда молодость сама по себе уже считалась достоинством в высших кругах. Он был достаточно высок и потому несколько сутулился, голову венчали рыжеватые мальчишеские кудряшки, оставлявшие свободным лишь темя, на котором сквозь редкие волосы просвечивала лысина, поэтому в одних ракурсах он казался совсем лысым, в других — пышноволосым. Он носил очки с довольно толстыми стеклами, так что глаза за ними, когда он с кем-то беседовал, часто казались застывшими, то ли потому, что он так внимательно вслушивался в слова собеседника, то ли потому, что мысли его в это время были где-то очень далеко.
