Отсалютовав нации, я отправился на флагманский корабль, но принца не застал, он уходил в тот день в море на одном из новых крейсеров для приемных испытаний. На следующий день он приехал ко мне с ответным визитом. Я принял его по уставу, с командою во фронте, музыка играла «встречу» и германский гимн. Молодой, высокий, стройный, он всей своей фигурой напоминал английского джентльмена, только белокурая бородка «a la Henri IV» придавала его лицу не английский характер. Отсалютовав офицерам, он здоровался с командою по-русски, потом зашел ко мне в каюту и при поданном шампанском вспоминал Шанхай и Гон-Конг. Замок был пустой, так как принцесса с детьми уехала на все лето в Гессен-Дармштадт к своему брату.

На Страстной неделе команда говела, затем мы праздновали Пасху с куличами, яйцами и всем, что полагается. За 4 дня праздника команда перегуляла на берегу и закупила дешевых сигар для обычной спекуляции в Кронштадте.

Окончив окраску крейсера и экзамены, я на пятый день Пасхи вышел в Ревель. В Финском заливе я встретил массу плавучего льда и до самого Наргена медленно продвигался в этой белой каше, избегая крупных глыб, резавших медную обшивку борта у ватерлинии. На Ревельском рейде было уже чисто, 30 апреля я стал на якорь и отсалютовал нации. От командира порта контр-адмирала П.Н. Вульфа я узнал, что Кронштадт еще закрыт льдом и здесь придется простоять несколько дней до очистки от льда. Обшивку моего борта, подрезанную льдом, адмирал приказал исправить портовыми средствами.

На следующий день в Ревель приехала жена, я рад был узнать, что дети здоровы; старший сын Евгений был уже гардемарином и собирался в плавание на Кадетской эскадре. 2 мая на Ревельский рейд вошел адмирал Чухнин с четырьмя судами («Наварин», «Сисой Великий», «Дмитрий Донской» и «Мономах»), возвращавшимися из Порт-Артура для обмена устаревшей артиллерии и ремонта механизмов. Эти суда предполагалось вернуть обратно, ввиду ожидавшейся войны с Японией. Под проводкой ледокола «Ермак» отряд адмирала Чухнина и я им в кильватер 7 мая пошли в Кронштадт. Все суда старались идти в струе «Ермака», оберегая борта от льдин. 3 мая, в полдень, отряд вошел на Кронштадтский рейд и выстроился в линию. В Кронштадте было холодно и сыро, по временам шел снег. Утром адмирал Ф.К. Авелан (управляющий Морским министерством, назначенный вместо умершего адмирала П.П. Тыртова) произвел беглый смотр прибывшему отряду. Было объявлено, что Высочайший смотр будет произведен после визита французского президента Timi Lubet.

15 мая вошел на рейд крейсер «Montcalm» под флагом французского президента, его сопровождали два крейсера и два истребителя. Наши суда и крепость встретили его салютом; пока он шел по рейду, на наших судах гремело «ура» и люди стояли на реях. Французы кричали «vive la Russi!» и отвечали таким же салютом. На мостике «Montcalm’a» стоял без шляпы седой старик и кланялся в ответ на приветствия. К борту французского крейсера пристал генерал-адмирал Великий Князь Алексей Александрович, и вскоре они оба со свитой отправились на яхте в Петергоф к Государю. От грандиозной канонады на рейде стоял белый дым; гонимый внезапно поднявшимся ветром, он вскоре прополз в открытое море. Пасмурность исчезла, и рейд осветился солнцем. Стало тепло, все повеселели, и по рейду задвигались катера с офицерами: кают-компании взаимно менялись визитами.

В Морском собрании в тот день был парадный обед; в кондукторском клубе был обед для мэтров, а в манеже — для матросов. На каком языке объяснялись хозяева с гостями — трудно сказать, но в конце обеда было там шумно и весело, менялись шапками и многих качали при криках «вива ла Франц» и «Vive la Russie». На следующий день французы осматривали Петербург, а вечером у главного командира был парадный обед. Адмирал Макаров с присущим ему остроумием развеселил все общество, сказав, что «у нас до сего времени был холод и лед, но с приходом французов наши горячие к ним симпатии вызвали подъем температуры: лед растаял и стало тепло».

15 мая вошел на рейд крейсер «Montcalm» под флагом французского президента

На третий день на Якорной площади была торжественная закладка Морского собора; тут были президент, Государь с Императрицей, великие князья, французский посол и морские власти. После закладки был церковный парад: дефилировали командиры кронштадтских экипажей. Оттуда к 3 часам все поехали на «Montcalm», где президент давал парадный завтрак. Вся верхняя палуба крейсера была превращена в шатер, покрытый сукном и убранный флагами. Вдоль всей палубы стоял обеденный стол с богатым сервизом французского двора королевских времен. В центре «подковы» сидел президент, справа от него Императрица, слева Государь, против президента сидел французский посол, по сторонам его В. К. Алексей и наш министр иностранных дел, потом великие князья, Морской министр, затем адмиралы и командиры наших судов, стоявших на рейде, затем французские командиры и, наконец, флаг-офицеры и адъютанты, и т. д. На каждом приборе лежало изящное меню, заготовленное во Франции с акварельной картиной, изображавшей нос корабля, на котором стояли обнявшись две женщины — Россия и Франция — в кокошнике и фригийской шапочке.

За обедом президент и Государь обменялись краткими политическими речами о взаимной дружбе и союзе двух наций. На четвертый день французы ушли. Спустя два дня, в ясный, солнечный день на яхте из Петергофа прибыл на рейд Государь и произвел смотр всему отряду. Начал с флагманского корабля «Сисой Великий», объехал затем все суда отряда адмирала Чухнина и к 3 часам дня прибыл на «Герцог». Приветливо приняв мой рапорт, он, как и в прошлом году, вспомнил «Мономах» и пошел по фронту. За ним вошла Императрица и, приняв букет, подала мне полную красивую руку и пошла на полуют. Затем вошли В. К. генерал-адмирал, Морской министр и прочие власти. После осмотра корабля и артиллерийского учения были поставлены все паруса, затем их крепили. Все было согласно уставу, и наша команда лихо работала на марсах. Простившись и поблагодарив команду, Государь уехал, провожаемый салютом и людьми, стоявшими на реях. Утром с экзаменационной комиссией я ушел в Биоркэ. Оттуда ежедневно выходили в море для всевозможных испытаний крейсера в смысле боевой готовности и практического экзамена судового состава. В Кронштадт вернулся 25 мая, разооружил крейсер и к 1 июня окончил кампанию. «Герцог» поступал в капитальный ремонт, а в учебное плавание с учениками был назначен «Генерал-Адмирал». Командир его капитан 1 ранга Н.В. Юнг был один из немногих уже в то время опытных и лихих парусников. Этот прекрасный морской офицер, живой, энергичный, моложавый, холостой, сделавший несколько дальних плаваний на парусных судах, погиб доблестной смертью в Цусимском бою, командуя броненосцем «Орел», смертельно раненный в 1-й день сражения. «Орел» же на утро присоединился к отряду адмирала Небогатова и сдался японцам, но Юнг в то время был уже мертв и предан морю; его заменил старший офицер. Юнг не допустил бы сдачи «Орла».

Из рангоутных судов оставались эти два учебных крейсера и три корвета в Кадетской эскадре. Все остальные суда были боевые, и рангоут на них служил уже для боевых марсов, сигналов и радиотелеграфных сетей. Паруса отслужили свой век и оставались лишь на учебных судах для тренировки команды.

1 июня был получен приказ о назначении моем командиром 10-го экипажа, а крейсер сдать капитану 1 ранга Воеводскому (в 1909–1910 гг. был Морским министром). Летом команды экипажа плавали, и я воспользовался 3-х месячным отпуском и уехал с семейством провести лето на Рижском взморье.

Мы выбрали Эдинбург как самый чистый и здоровый, закрытый дюнами от морского ветра, с прекрасным пляжем в несколько верст и расположенный в сосновом парке. Эдинбург надо считать лучшим курортом на берегу Рижского залива. Лето было отличное, дети купались в море и делали прогулки в Маиоренгоф, где была их любимая кондитерская. Оттуда иногда возвращались назад на пароходике по реке Аа. В пансионе жило около 40 лиц, и все, конечно, были между собой знакомы. Раз в неделю собиралась компания, и мы ездили в Ригу, дамы за покупками «ненужных вещей», а мужчины, чтобы посмотреть город, а больше затем, чтобы погулять в Верманс-парке, выпить хорошего пива.