Включившись в работу СНО и НКСГ, внося свою лепту в упорядочение работы по многим направлениям их деятельности, Паулюс не подозревал, что после окончания войны эти две структуры станут ненужными. Обречена на неудачу и предложенная в качестве их новая демократическая организация немецких военнопленных в СССР — она стала бы, по мнению советского руководства, ненужным отростком в уже оформившейся к тому времени структуре будущей СЕПГ1.
В ноябре 1945 года объявлено о добровольном роспуске созданных ранее немецких организаций в СССР. Паулюс настроен хорошо, что же касается его политических взглядов — все они претерпели значительные изменения. Он меньше, чем другие генералы, занимается своей персоной, он попросту умнее и тактичнее их. По психологическому типу он — консервативный интеллигент, внутренне колеблющийся скептик. Он не без удовольствия рассказывает , что родители его жены, как и многие другие, считают, что «он мало похож на немца».
К этому времени он полностью уяснил значение СССР в мировой политике. Он привык держать свое слово; в настоящее время он старается показать себя человеком, по своему существу являющимся пацифистом. Свою роль во Второй мировой войне он объясняет злостным стечением обстоятельств.
На рубеже 1945-1946 годов перед фельдмаршалом стоят две важнейшие задачи:
а) осмысление опыта прошлой войны, интерес к которому проявили сначала американцы, а затем — и Генеральный штаб МВС1 СССР;
б) подготовка к предстоящему Нюрнбергскому процессу.
И если к выполнению своей первой задачи он переодически привлекается и в последующие годы, то для решения второй времени остается совсем мало.
Паулюс проводит многочисленные консультации с военнопленными генералами по существу тех или иных вопросов. Документируются его показания, касающиеся подготовки Гитлера к развязыванию мировой войны и роли отдельных генералов германского Генштаба, ОКВ и ОКХ. Кроме того, не останавливаясь на достигнутом, фельдмаршал «тренируется» в своих будущих ответах на коварно поставленные защитой вопросы.
В январе 1946 года принято решение о доставке Паулюса и Бушенхагена2 на самолете в Берлин, а оттуда на автомобиле — в город Плауен, расположенный в советской зоне оккупации, в 130 км от Нюрнберга.
Из этого пункта при необходимости Паулюса и Бушенхагена будут доставлять на процесс, но только по требованию главного обвинителя от Советского Союза Руденко3, а после допроса — немедленно возвращать в Плауен.
2 февраля 1946 года самолет С-47 с немецкими генералами и сопровождающими их лицами отправляется из Москвы и вечером того же дня благополучно приземляется в Берлине. Ввиду позднего времени «гостей» устроили в Потсдаме. 4 февраля их доставляют в Плауен.
Оставшееся до выступления на процессе время оба генерала уделяют бесконечным консультациям по линии их поведения в Нюрнберге. Разъяснения по целому ряду вопросов им даются самыми квалифицированными юристами.
11 и 12 февраля Паулюс и Бушенхаген дают показания. Результаты этих свидетельств получили огромный международный резонанс. Вот, например, как отмечало их агентство «Рейтер»: «Лондон, 12 февраля. ...Бывший немецкий фельдмаршал Фридрих фон Паулюс, который в течение двух дней являлся выдающейся фигурой в нюрнбергском зале суда, все еще является «советским военнопленным».
Но ясно, что благодаря его высокому рангу и связи его имени с величайшим триумфом Красной армии, а также благодаря его значительному влиянию, которым пользуется его имя среди генералов, ему предоставлена конечно, в ограниченных рамках — значительная степень личной свободы.
Советские официальные лица и журналисты относятся с явным уважением к фон Паулюсу, как к человеку большого политического и военного значения.
«То, что Паулюс сказал в качестве свидетеля, имеет огромное значение для немецкого народа», — говорили, когда он кончил свои свидетельские показания.
Я наблюдал за фон Паулюсом, — пишет корреспондент,— в то время, как он с судорожно вздрагивающим лицом выходил из зала суда в сопровождении группы офицеров советской делегации. Один из них предложил ему папиросу. Затем в сопровождении двух американских полицейских вся группа двинулась по коридору, смеясь и непринужденно беседуя с фон Паулюсом, по направлению к помещению, где находился советский обвинитель.
Советские представители не указывают, где проживает Паулюс с момента его прибытия из Москвы несколько дней тому назад. Однако я полагаю, заявляет корреспондент,— что условия, в которых он живет, соответствуют примерно условиям «домашнего ареста». В России он живет в одном из специальных лагерей для офицеров, где ему созданы все условия, соответствующие его высокому рангу. Паулюс играет на скрипке и занимается живописью, для чего ему предоставлены все возможности.
Паулюс был членом нацистской партии, но не занимал в ней специального поста. Неизвестно, являлся ли он все еще членом нацистской партии в момент пленения в январе 1943 года. В течение 15 месяцев он отказывался обсуждать политические уроки Сталинграда или причины приближавшегося разгрома Германии. Затем он объявил о своей готовности присоединиться к заявлениям, с которыми «Союз немецких офицеров», образованный другими советскими военнопленными, обращался к своим бывшим коллегам. Хотя его имя не стояло на первом месте среди подписавшихся, оно было одним из самых значительных имен в прокламации от августа 1944 года, в которой Союз призвал генералов отречься от Гитлера»1. Оставим на совести корреспондента все те досадные промахи, начинающиеся с прибавления к фамилии фельдмаршала приставки «фон».
Свидетельские показания бывшего генерал-фельдмаршала германской армии Паулюса, зачитанные в числе других и военнопленным лагеря № 27, вызвали большой интерес и многочисленные обсуждения среди военнопленных. Изучение их мнений и высказываний позволило сделать вывод о том, что показания на военнопленных подействовали ошеломляюще, в особенности — на генералов и офицеров.
Подавляющее большинство рассматривает поступок Паулюса, как недостойный бывшего генерал-фельдмаршала, руководившего лично не только военными действиями, но и подготавливавшего их. По мнению этой группы военнопленных, Паулюс не менее виноват, чем Геринг, Кейтель2, Йодль и другие, а следовательно, он не имеет морального права выступать теперь против них, если ранее шел вместе с ними.
Другая часть военнопленных придерживается мнения, что Паулюс поступает правильно, изобличая преступников войны, несмотря на свое личное участие в подготовке и проведении военных действий.
Часть военнопленных видит в показаниях Паулюса и привлечении его в качестве свидетеля к процессу умный тактический маневр русских, направленный на дополнительное изобличение военных преступников.
Вот некоторые мнения:
Капитан Циндлер: «Появление Паулюса на Нюрнбергском процессе является сенсацией. К сожалению, приходится констатировать, что как раз руководители Германии, как Геринг, Функ1, Розенберг2 и другие, которые сидят сейчас на скамье подсудимых в Нюрнберге, не имеют мужества сказать, что Германии нужно было жизненное пространство и что расовую теорию и все, о чем проповедовал нацизм, они считают правильным. В заключение Советский Союз безусловно возбудит против него процесс, и если он здесь не будет повешен, его все равно однажды повесит германский народ».
Гросс-адмирал Фишель3: «Русским Паулюс, конечно, очень желателен как орудие для подкрепления предъявляемых документов о подготовке войны против России. Мне совершенно ясно, что русские говорят себе: на различных допросах Паулюс, безусловно, пробалтывается, и этим сам занесет себя в списки тех, кто участвовал в подготовке войны против России».
Генерал Зюйдов4: «Я очень хорошо представляю себе, что Паулюс очень ожесточен из-за поражения под Сталинградом, но что он добровольно выступает на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля — пусть никто мне не рассказывает».
Контр-адмирал Кноблох1: «Я хотел бы знать, что русские обещали Паулюсу за его показания. Очевидно, ему обещали, что он не попадет на виселицу. Его показания происходят из мозга одного комиссара. Осенью 1940 года еще ни у кого не было мысли о войне против России, если бы мы тогда не были в таком положении. Показания Паулюса— нечто иное, как слова они нужны России в ее мести в отношении Германии».
