Вчера Коля не ночевал дома. У меня ночевала одна из девочек. Старшая. Мы ни на минуту не сомкнули глаз и даже не ложились. Мы с нею очень много говорили на всякие, самые волнующие, темы. И, конечно, больше всего о большевиках и о борьбе с ними. С немцами, конечно, все уже кончено. А говорили мы под аккомпанемент выстрелов на еврейском кладбище. Мы решили, что это немцы пристреливают оставшихся еще в живых евреев. Невозможно передать наше состояние от такого предположения. И, вероятно, я никогда не буду уже в состоянии так говорить о демократии, о гуманизме, о непременном торжестве добра, как говорила тогда. И я видела, что она уехала на работу с глазами не такими безнадежными, какие у нее были, когда началось дьявольское действо на кладбище. Может быть, все это было и наивно и кустарно, но для молодой души это было то, что надо. И такие слова, которые мы теперь стесняемся произносить, вроде Мирового Добра и Милости Божией, они были на месте. И мне не стыдно.

Еще один решающий отъезд в нашей жизни намечен на 5-е июля. Молодежь почти не выходит из нашего дома. Немцы все тянут и тянут с оформлением армии Власова. Да, драться эта армия будет, как никакая другая в мире. Несмотря на всю свою паршивую интеллигентскую закваску — я своими руками повесила бы Розенберга и весь его штаб.

Сидим на узлах. Публика, не наши, а обыватели, паникерствуют страшно. Мы же совершенно спокойны. На фронте дела совершенно безнадежные. И все господа, которые работали на немцев не за страх, а за совесть, первые вопят о том, что на немцев положиться нельзя. И надо спасаться самим.

Слухи все тревожнее и тревожнее. Большевики приближаются, но я уверена, что и на этот раз выскочим.

Приехала подвода за нами. Следующая запись будет уже в Германии. Прощай, милая Рига!