– Вот почему я так тебя люблю. Ты говоришь вслух то, о чем никто не решается упоминать.

Несколько неловких секунд в воздухе висело слово «люблю», но Виктория продолжила, будто ничего не заметила:

– Например, я не должна говорить о том, что дядя держит в руках все наши деньги, пока мне не исполнится двадцать пять или я не выйду замуж…

– Что? – выпрямился Кит. – Это невозможно. Особенно если учесть, что Ровене уже двадцать два. Она может опротестовать подобное распоряжение в суде.

– Я точно не знаю всех формальностей, – покачала головой Виктория. – Отец оставил нам неплохое наследство, но им распоряжается дядя до тех пор, пока нам не исполнится двадцать пять либо мы не найдем достойных мужей. Видимо, отец боялся, что его дочери станут жертвами аферистов.

– Вот почему вы с Ровеной переехали в Саммерсет.

Девушка кивнула:

– Мне нравится поместье, но мы с сестрой не привыкли к подобному образу жизни.

Автомобиль остановился перед высоким кирпичным зданием. По коже Виктории от страха поползли мурашки. Сейчас или никогда. Она обнаружила, что стиснула руку Кита и отчаянно не желает ее отпускать. Но нет. Как она намерена стать самостоятельной женщиной, если будет постоянно полагаться на других? Шофер вышел из машины и открыл дверцу. Грудь будто сжал обруч, а сердце мячиком запрыгало в груди. О боже! Только не сейчас. Виктория усилием воли взяла себя в руки. Как ни странно, Кит молча держал ее за руку, пока дыхание не восстановилось, – ни шуток, ни колкостей. Виктория благодарно улыбнулась и вышла из автомобиля.

– Я не знаю, сколько времени займет разговор. Давай встретимся через час?

– Хочешь, я пойду с тобой?

Виктория сжала ладонь Кита и неохотно отпустила.

– Нет, конечно, – покачала она головой. – Все будет хорошо.

Потянула на себя дверь, зазвонил колокольчик, и Виктория вступила в полутемную редакцию «Ежеквартального ботанического вестника». Она ожидала солидной обстановки, под стать уважаемому научному журналу, но контора оказалась маленькой и скучной, а стеклянные витрины с засушенными образцами растений явно нуждались в хорошей уборке. При звуке колокольчика подняла голову пожилая женщина, со стального цвета волосами, в строгом платье. Если появление Виктории вызвало у нее удивление, секретарь ничем его не выдала. С другой стороны, девушка подозревала, что водянистые глаза за очками в проволочной оправе вообще не способны выражать эмоции.

Виктория сделала глубокий вдох и направилась к столу:

– Мне нужно поговорить с Гарольдом Л. Гербертом.

Женщина даже не заглянула в лежащий перед ней гроссбух, куда записывала назначенные встречи.

– Прошу прощения. У мистера Герберта посетители. Если вы по объявлению о месте наборщицы, оставьте рекомендации.

Виктория вытянулась в полный рост (к сожалению, не слишком внушительный) и постаралась выглядеть старше и увереннее.

– Я недостаточно ясно выразилась. У меня назначена встреча с мистером Гербертом. Меня зовут В. Бакстон, и я… э-э-э… занимаюсь ботаникой.

Девушка горько пожалела, что запнулась. Женщина метнула на нее взгляд, где ясно читались сомнения, но заглянула в журнал, сделала пометку и поднялась.

– Подождите.

Секретарь прошла по узкому коридору. До Виктории донесся хлопок закрываемой двери. Виктория замерла, боясь дышать. Она оглядела дюжину темных ящиков для бумаг по одной стене и несколько изданий «Вестника», разложенных на столе. Женщина вернулась и жестом пригласила проследовать за ней в тесный, узкий кабинет.

Виктория едва успела разглядеть небольшой деревянный стол с поцарапанной столешницей, как на нее набросился приземистый лысеющий мужчина в длинном черном сюртуке. В голове промелькнула неуместная мысль, что Волосатый Герберт не может похвастать богатой шевелюрой.

– Что все это значит, юная леди? – услышала она низкий скрипучий голос. – Или вы решили сыграть со мной шутку?

Хотя редактор ненамного возвышался над ней, ярость сделала его больше и страшнее. Виктория отступила на шаг:

– Не понимаю, о чем вы. Я В. Бакстон, и у меня назначена встреча с выпускающим редактором. Вы Гарольд Герберт?

– Разумеется, а вот вы никак не В. Бакстон!

От кончиков пальцев по телу побежала дрожь. Еще никто не кричал на нее. Пруденс и Ровена порой ссорились и визжали друг на друга, как ведьмы, но никто из родных и знакомых не повышал голос на Викторию.

– Уверяю вас, это правда. Если вы будете столь любезны и позволите мне присесть, я покажу наброски будущих статей…

– Я не желаю смотреть на ваши статьи. Если вы и есть В. Бакстон, то повинны в мошенничестве!

– О каком мошенничестве может идти речь, если я та, за кого себя выдаю?

– Я считал, что В. Бакстон – мужчина. И собирался обсудить возможность сотрудничества с мужчиной, а не с юной девицей!

– Но вы приняли мою работу и даже заплатили за нее. Как вы можете отрицать тщательность проведенных исследований, если сами сочли их достаточно вдумчивыми и интересными, чтобы опубликовать в журнале! Я приехала по вашей просьбе, обсудить нюансы новых работ.

– Я не знал, что вы женщина. И ваша статья не появится в «Вестнике». Выплаченные деньги можете оставить себе.

Виктория уставилась на редактора с раскрытым ртом. В глазах закипали слезы.

Мистер Герберт прочистил горло:

– Буду откровенен, мисс Бакстон, если вас действительно так зовут. Не хочу оставлять почву для сомнений. Дамам не место в науке, моя милая леди, вы просто не годитесь для подобной работы. Ваш мозг устроен иначе. Хотя некоторые женщины становятся хорошими помощницами своим мужьям. Скажу прямо: скорее мир перевернется, чем «Вестник» предпочтет вашу статью любой из написанных мужчинами. Ведь им надо зарабатывать на жизнь, чтобы обеспечить семью. Не хочу показаться жестоким, но такова правда.

В середине его речи сдерживаемые девушкой слезы пролились и потекли по щекам. Виктории безумно хотелось затопать ногами или швырнуть что-нибудь на пол, но дни, когда она могла истерикой добиться своего, давно миновали. Да и не стоит еще сильнее портить мнение редактора о женщинах.

– У вас есть дочери, мистер Герберт? – внезапно спросила она.

Мужчина удивленно уставился на нее:

– Есть. Моя дочь – хорошая девочка, помогает матери по дому и не сует нос в неподобающие дела.

В раздражении от собственной слабости Виктория смахнула со щек слезы, чтобы взглянуть на вызывающего презрение человека сухими глазами.

– Как вы думаете, сегодня она гордилась бы вами? Вы отказываетесь даже обсудить работы молодого автора только потому, что я принадлежу к неугодному вам полу. – Редактор приготовился снова бушевать, но девушка предупреждающе вскинула руку. – Я очень горжусь своим отцом, мистер Герберт. Он никогда бы не сделал того, что совершили вы. Он понимал, что и женщины, и мужчины могут в равной степени питать страсть к науке.

– Возможно, причина в том, что ваш отец не ученый, мисс Бакстон. Позвольте пожелать вам хорошего дня.

Мистер Герберт отвернулся, и Виктория направилась к двери, но на пороге обернулась:

– Вы ошибаетесь. Моего отца звали сэр Филип Бакстон, и он не только известен своими работами в ботанике, но и получил за них рыцарское звание. А теперь позвольте откланяться.

Девушка вышла из кабинета с высоко поднятой головой, но самообладания хватило лишь на то, чтобы миновать стол секретаря и выйти за дверь. Сейчас она стыдилась собственной глупости. Неужели она действительно надеялась, что, раз ей повезло родиться в семье, где ценили за заслуги и не обращали внимания на предрассудки, все вокруг считают так же? Ведь даже мадам Кюри как-то рассказывала о надменном отношении многих ученых мужей. Но Виктория не усвоила урока. Вместо того чтобы продолжить писать под псевдонимом, ей захотелось получить всеобщее признание своего таланта. Что за нелепая гордость! Девушка увидела ожидающий у тротуара автомобиль Кита, и из глаз брызнули свежие потоки слез. Неужели придется признаться другу в пережитом унижении! Виктория проскочила мимо машины, и через секунду за спиной хлопнула дверь.