Дав указание солдатам в случае необходимости сражаться до последней возможности, назначив старшего и взяв с собой одного человека, Бугаев сел в лодку.

И снова начались длительные переговоры, и снова настал момент, когда говорить больше уже не было возможности.

— Хорошо, — согласился советский лейтенант, — ваши условия я должен передать своим солдатам и посоветоваться с ними.

— Офицер с солдатами не советуется! — отчеканил Кисю.

— У нас советуется, — спокойно возразил Бугаев.

Сидя здесь, в палатке на опушке леса, он мучительно думал, что же ещё сказать чёртову самураю. И в это время японцу принесли пакет.

Ничего не отразилось на лице Кисю, когда он прочитал содержимое конверта.

— Извините, пожалуйста, я отвлёкся немножечко, — доверительно сказал он, кивнув на пакет, — письмо из дому, хотелось прочитать сразу.

«Никакое это не письмо из дому, — подумал Бугаев. — Стал бы он вступать в объяснения, когда уже едва сдерживается. Ещё бы! Столько времени прошло с тех пор, как добыча сама пришла в руки, а дело не сдвинулось ни на шаг. Нет, это не письмо из дому. Просто доплыл Бочаров и меры приняты».

А Кисю вдруг заговорил мягко и вкрадчиво:

— Знаете, господин Бугаев, не должен офицер иметь жену. Вот прислала письмо, и я уже размягчился. Я подумал, господин Бугаев, — оба мы офицеры и у нас нелёгкая служба. Я отпущу вас, но вы должны дать мне слово, что, если я случайно окажусь на вашей территории, вы проявите ко мне такое же благородство.

— Я могу дать вам слово, — ответил Бугаев, — что если вы окажетесь у нас действительно в результате несчастного случая, то будете отпущены.

Спустя пятнадцать лет начальник крупного лагеря военнопленных японцев принимал очередную партию самураев разгромленной Квантунской армии.

— Господин майор Бугаев, — обратился к нему один из пленных, — надеюсь, вы не забыли данное мне слово.

— А-а, майор Кисю, здравствуйте.

Тот вежливо поклонился.

— Положение ведь совсем другое, господин майор, — сказал Бугаев. — Я терпел стихийное бедствие, а вас взяли в плен в открытом бою. Да и, кроме того, отпустили меня вы по приказу в обмен на ваших разведчиков.

Через месяц изобретательный майор Кисю тщательно подготовил крупный мятеж. Бесхитростный Бугаев вовремя разоблачил его. Мятеж не состоялся.

— Это очень опасный человек, — сказал Бугаеву генерал, — возьмите его под личное наблюдение.

Начальник лагеря не часто беседовал с Кисю, но показывал ему советскую жизнь. Показывал предприятия, местные Советы, школы, клубы.

Через четыре года, на процессе японских военных преступников, одним из свидетелей был майор Кисю. Он привел факты многих провокаций самураев, раскрыл подлинное лицо видных военных преступников.

Так окончился поединок двух лейтенантов.

Военный комендант города Курска подполковник Бугаев не думал, что в этом мирном городе, далеко удаленном от границ, в мирное время может встать вопрос: «Что задумал враг?» Но этот вопрос поставила жизнь.

Чего же хотел враг?

Вот что удалось выяснить военному коменданту.

…В декабре сорок второго года фашистский листок «Курские известия», выходивший в оккупированном городе, напечатал статью «Напрасная тревога», в которой оповестил, что «большевизм окончательно разбит и никогда советская власть в Курск не вернётся».

Крикливый и самоуверенный тон статьи выдавал подлинную тревогу гитлеровцев перед мощным наступлением Советской Армии. После потери Воронежа и Касторной гитлеровское командование намеревалось закрепиться в Курске. Сюда были стянуты крупные силы, подвезено огромное количество боеприпасов. Готовился плацдарм для длительного сопротивления. Советские войска разгромили четвёртую танковую, восемьдесят вторую пехотную и добили остатки ещё четырёх дивизий, пришедших из-под Воронежа. Участь Курска была решена.

Перед гитлеровцами встал вопрос: что делать со складами боеприпасов, где находилось более миллиона снарядов и пятнадцать тысяч авиационных бомб? И фашисты придумали сложную систему минирования, которая должна была привести к взрыву миллиона снарядов в момент прихода в город советских войск.

К работе приступили немецкие специалисты — пиротехники, электрики, минёры. Все было сделано для того, чтобы осуществить намеченный план.

8 февраля 1943 года Советская Армия освободила Курск. Но взрыва не последовало. Что же произошло?

…После окончания Ленинградского военно-инженерного училища комсомолец Анатолий Чернов был направлен в Сибирь, в одну из формирующихся частей, а спустя полгода — на Воронежский фронт. Здесь в 1942 году, и на девятнадцатом году своей жизни, он получил первое боевое крещение и первое ранение. Но уже на подступах к Касторной взвод сапёров под командованием лейтенанта Чернова делал проходы во вражеских минных полях. До самого Курска Чернов шёл или полз впереди наших войск, убирая с их пути противотанковые и противопехотные мины, «сюрпризы», фугасы, разминировал дома, переправы, мосты.

8 февраля сорок третьего года Анатолий Чернов в числе первых советских воинов появился на окраине Курска. Весь день он снимал мины, оставленные врагом. А поздно вечером его вызвал командир сапёрного батальона капитан Дегтярев.

— По данным разведки, — указал капитан на карту, — вот здесь, в районе Дальних парков, остался в полном порядке крупнейший склад боеприпасов. На охрану его я послал старшего сержанта Зайцева и двух солдат. Отправляйтесь туда завтра пораньше и посмотрите, что к чему.

На рассвете лейтенант Чернов вместе с сапёрами Картабаевым и Синицыным тронулся в путь. Шли на лыжах напрямик через пустырь. Из глубокого снега выглядывали стволы разбитых орудий и пулемётов, повсюду валялась изуродованная техника. Перепутанные, разорванные провода линий связи то прятались в снегу, то огромными спиралями вылезали наружу. Вдали виднелись остатки сгоревших домов, зияли чёрные воронки.

Искать склад не пришлось. Большая территория, прилегающая к трамвайному парку, опоясанная высоким двойным забором из колючей проволоки, была видна далеко вокруг.

У ограды Чернова и его спутников встретил старший сержант Зайцев. Он доложил лейтенанту, что склад занимает несколько квадратных километров и весь заполнен боеприпасами. Они находятся в трёх кирпичных и более чем в двадцати деревянных хранилищах, уложены прямо на землю.

Сапёры направились вглубь склада, по дороге заглядывая в каждое хранилище. Всюду мины, снаряды, тол, бомбы. Между хранилищами высились штабеля боеприпасов, наполовину занесённых снегом. Сразу стало ясно, что бежали отсюда поспешно, не успев навредить.

Штабеля были уложены аккуратно, по всем правилам хранения взрывчатых веществ. На каждом таблички с чётко выведенными надписями: «Противотанковые мины. 1000 шт.», «Внимание! Снаряды с ввёрнутыми взрывателями. 203 калибр. 500 шт.», «Осторожно! Капсюли-детонаторы», «Внимание! Русские снаряды». Чёрная, красная, жёлтая, сиреневая окраска снарядов и бомб указывала их назначение: бронебойные, бетонобойные, осколочные… На ящиках со взрывчаткой, похожей на фруктовый кисель в порошке, той же стандартной формы надпись: «Донорит», а ниже — вес каждого ящика и общее их количество. На одной из табличек после цифры «1500» написано мелом: «Выдано 500. Остаток — 1000».

Лейтенант Чернов знал немецкий язык. Эти таблички, как бухгалтерская книга, как опытный кладовщик, раскрывали перед сапёрами всё богатство трофеев. Подсчитать их было нетрудно: более семисот тонн взрывчатки, двенадцать тысяч снарядов, пятнадцать тысяч противотанковых мин, около трёх тысяч авиационных бомб, два мощных понтонных парка и другое имущество. Кроме того, на подъездных путях стояло восемнадцать вагонов с боеприпасами.

В конторке, задёрнутая занавеской, висела схема склада с указанием, где и что находится. Выделялась надпись, сделанная крупным красным шрифтом. Она предупреждала о том, что полоса земли между внешним и внутренним колючим забором заминирована. Видимо, там были уложены мелкие противопехотные мины типа «лягушка». Осколков у мины не бывает. Убить человека она не может. Наступишь на неё, она оторвет пальцы на ноге или пятку, даст сигнал, что на склад кто-то пробирается.