— Я не вижу спичек! Кто их взял?

Остальные поклялись, что не трогали спичек с тех пор, как поджигали мнимый плот на берегу. Но только Суматоха собрался с духом и сказал то, о чем думали все: очевидно, спички забыли возле костра на Мауре.

Пришлось и на обед ограничиться плодами и орехами.

Плотогоны приуныли. А перед сном Фишер неожиданно попросил у Суматохи часы.

— Но ведь у вас есть часы! — удивился капитан.

— Вот именно. Наше счастье, что на борту двое часов, — ответил тот довольно сухо.

Видя, что Фишер не в духе, Суматоха поспешил дать ему свои часы. Он вспомнил об этом случае только на следующий день, когда в час обеда в кухонной бочке раздался знакомый звук. Фишер накачивал примус, головку которого обрамляло гудящее пламя, а рядом с бочкой на палубе лежала лупа, сделанная из стеклышек от часов Фишера и Суматохи. Все похвалили американца за изобретательность. Бомбасто, который никогда не читал Жюля Верна, даже похлопал Фишера по спине на американский лад и расцеловал в обе щеки на эквадорский лад.

Прошло несколько дней. Никакие миноносцы не показывались. Кажется, удалось обмануть преследователей. Впрочем, даже если те сразу разгадали их военную хитрость, все равно отыскать плот было бы чрезвычайно трудно. Дул свежий ветер, волны поднимались вровень с мачтой, и плот совсем исчезал в ложбинах. Заодно он быстро удалялся от опасного соседства. Команда опять приободрилась, а когда Чико затеял ежедневные концерты на своей глиняной флейте, на плоту стало по-прежнему весело.

К сожалению, чем безопаснее они себя чувствовали, тем хуже становилось с дисциплиной. Капитаном оставался Суматоха, ведь его единогласно выбрали на эту должность на все плавание, но и он заразился всеобщей беспечностью. Чем ближе к островам Эллиса, тем меньше ему хотелось следить за вахтами и графиками. И в один прекрасный день, когда солнце грело особенно ласково, а ветер шелестел особенно усыпляюще, команда улеглась спать, никого не оставив на вахте. Суматоха не представлял себе, сколько они так проспали, когда громкий голос Чико заставил его открыть глаза. И он не сразу Понял, в чем дело, а когда разобрал слово «горит», то вспомнил встречу с «Тропиканой», мигом сел и осведомился:

— Опять огни увидел? Где?

К сожалению, на этот раз Чико не ошибся. На борту вспыхнул самый настоящий пожар. Большие языки багрового пламени жадно лизали носовую палубу. Команда не слышала запаха дыма и не ощущала жара потому, что ветер дул с кормы, а они спали в каюте. Видно, какой-то раззява оставил лупу на бамбуковой палубе около кухонной бочки. Кто именно, теперь уже нельзя было установить.

За водой недалеко было идти, но впопыхах Фишер и Ниссе, которые первыми добежали до борта со своими кружками, столкнулись. И кружки разлетелись вдребезги, одни ручки остались.

— Живей спускайте парус, попробуем сбить им пламя! — крикнул Суматоха.

Они сорвали с мачты драное одеяло Чико, хорошенько его намочили и бросили на огонь. Но одеяло было мало: потушишь в одном месте, а рядом опять займется. Кончилось тем, что и одеяло вспыхнуло, а тут еще плот, оставшись без паруса, развернулся кругом и ветер метнул пламя прямо на каюту.

— Бросайте вещи в море, пока не сгорели! — в отчаянии завопил Суматоха.

Они ринулись в каюту, но только успели схватить по два- три предмета, как она тоже загорелась, и пришлось им самим прыгать в воду. Да и то Бомбасто еще колебался, пока его не обвязали вокруг пояса веревкой и чуть не силой столкнули за борт. В ту же секунду с грохотом рухнула мачта и сокрушила то, что еще оставалось от каюты.

— Кто-нибудь догадался привязать спасенное имущество? — спросил Суматоха своих товарищей; все пятеро находились в воде, держась за крайнее бревно.

Те смущенно признались, что им это не пришло в голову. И уныло поглядев вокруг, команда обнаружила только один ящик, рубашку и расчетную таблицу; они качались на волнах далеко за кормой — не достать… Подводное ружье, секстант, компас и ножи, разумеется, сразу пошли ко дну, их можно было вовсе не искать.

Пожар продолжал бушевать, и они ничего не могли поделать. Огонь потух лишь после того, как прошелся от носа до кормы, спалив все, кроме основы — девяти связанных вместе бревен, которые спасла глубокая осадка. Наконец Суматоха и его товарищи по несчастью смогли взобраться на почерневшие бревна. Первым делом проверили веревки. Они во многих местах перегорели, но держали основу достаточно крепко, можно было не бояться, что она расползется. Некоторым утешением для погорельцев было то, что между бревнами они нашли случайно застрявшие нож, бутылку из-под лимонада и две-три палки.

— Надеюсь, у кого-нибудь найдется в кармане бумага и карандаш? Тогда мы отправим бутылочную почту, — сказал Суматоха.

Да, Фишеру удалось сберечь свою записную книжку и карандаш. Вырвав листок и высушив его на солнце, он написал призыв о немедленной помощи и указал примерные координаты. На всякий случай. Суматоха заполнил оставшееся место многочисленными «SOS», после чего они сложили листок и сунули его в бутылку. Горлышко закупорили смолой, запекшейся на бревнах. Напоследок Суматоха воткнул в мягкую смолу щепочку и привязал к ней лоскут от своей рубахи. С гордо развевающимся вымпелом бутылка лихо поплыла по волнам. Плотогоны не сомневались, что благодаря вымпелу их призыв обнаружат гораздо быстрее.

День подошел к концу. Ему на смену спустилась долгая, тоскливая, беспокойная ночь. Было время поразмыслить, как они станут ловить рыбу без ружья и без удочки. Единственное, что они могли придумать, — смастерить своего рода гарпун, привязав нож к палке. Утром Фишер, уверенный в успехе, прыгнул в воду и попробовал подкрасться к рыбе. Но без маски он видел плохо и все время промахивался. Полчаса он бился понапрасну, и был только рад уступить гарпун Суматохе, когда тот вызвался его сменить. Но и у Суматохи ничего не вышло. Зато он случайно открыл, что среди водорослей на подводной части бревен поселились моллюски. Открыл очень просто — оцарапавшись спиной о ракушки. Вместе друзья собрали достаточно моллюсков, чтобы укротить голод, а на третье все (кроме Бомбасто) по совету Фишера поели водорослей. Все равно что мокрые нитки, сказали ребята. Но Фишер их заверил, что в водорослях есть уйма полезных минеральных веществ. Мол, японцы каждый день едят морскую траву.

Хорошенько раскинув мозгами, Суматоха пришел к выводу, что с палубы он скорее попадет в цель. Крупные корифены и тунцы то и дело поднимались к самой поверхности. Надо было только набраться терпения, подождать, когда рыба подойдет достаточно близко, и пронзить ее гарпуном. Расчет был верный, но Суматоха, боясь потерять драгоценный нож, не хотел рисковать, и только под вечер следующего дня ему удалось поймать корифену. Измученные голодом, а еще больше жаждой, плотогоны ликующими криками приветствовали эту победу. А Бомбасто, забыв про свое отвращение к сырой рыбе, на радостях обнял не только капитана, но и добытую им корифену.

Но их проблемы на этом, увы, не кончились, в чем они очень скоро убедились. Хуже всего допекало их беспощадное тропическое солнце, от него на голом плоту негде было укрыться. Когда становилось совсем невмочь, друзья искали спасения в воде. Но сил было мало; час проплывут, держась рукой за плот, и влезают обратно. А тут еще оказалось, что, если слишком долго лежать в воде, руки-ноги распухают и ногти становятся мягкими. Вот почему команда «Экваторианы» все чаще поглядывала на небо — не видать ли тучи. Когда пошел первый дождик, они радовались ему, как дети Деду Морозу. Дальше последовали еще дожди, с каждым разом всё сильнее и продолжительнее. Однако плотоводцы уже утолили жажду, и вскоре дождь им опостылел не меньше, чем перед этим солнце. Будь у них градусник, он показал бы 17–18 градусов тепла, но они так зябли и стучали зубами, что поминутно прыгали в море, чтобы согреться!

Наверно, все та же усталость была причиной того, что им с каждым днем становилось труднее ловить рыбу. Как-то утром, после особенно беспокойной ночи, Суматоха, бледный, осунувшийся, изможденный, стоял на носу плота и колол гарпуном воду, тщетно пытаясь пронзить на редкость юркую корифену. Вдруг он выпустил гарпун и протер глаза. Но видение не исчезло, и он вскричал: