звучала воспитанная самой жизнью, а не вычитанная в книгах,
обязательных для студента- историка, любовь к истории родной земли.
Николаю Майорову не приходилось искать себя и свою тему. Его
поэтический мир с самого начала был резко очерчен, и в самоограничении
7
он чувствовал свою силу. Его лирика, повествующая об искренней мужской
любви, ограничена в этом поэтическом мире.
Осенью 1941 года, как и многие его сверстники-студенты, Николай
Майоров пошѐл добровольцем в армию и пал смертью храбрых.
…И вот сейчас, через двадцать лет, передо мною лежат стихи
Николая Майорова, написанные ещѐ в студенческие годы. В них легко
узнать автора, круг его излюбленных образов, с тою только разницей,
поистине огромной разницей, что история для Майорова перестала быть
рассказом о прошлом. Она превратилась в его собственную военную
судьбу, сделалась историей, творимой рядом с ним такими же, как он, а
отчасти и им самим. Он увидел как бы со стороны самого себя и поколение,
к которому принадлежал, увидел исторически. В этом интерес и
своеобразие этих надѐжно построенных, оправданных военным подвигом
строк и строф.
Стихи Николая Майорова уже не постареют, точно так же, как их
автор, погибший в молодости и навсегда оставшийся молодым.
ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ
Стихи
МЫ
Это время
трудновато для пера.
В.Маяковский
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
8
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы —
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы — спросите жен!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображен.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов ,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
Да в серой прозе наших дневников .
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру . Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперед, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твѐрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть неточны слова,
И слог тяжел, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямила губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут
9
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
1940
ТВОРЧЕСТВО
Есть жажда творчества,
Уменье созидать,
На камень камень класть,
Вести леса строений.
Не спать ночей, по суткам голодать,
Вставать до звѐзд и падать на колени.
Остаться нищим и глухим навек,
Идти с собой, с своей эпохой вровень
И воду пить из тех целебных рек,
К которым прикоснулся сам Бетховен.
Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,
Весь мир вместить в дыхание одно,
Одним мазком весь этот лес и камни
Живыми положить на полотно.
Не дописав,
Оставить кисти сыну,
Так передать цвета своей земли,
Чтоб век спустя всѐ так же мяли глину
И лучшего придумать не смогли.
1940
АВГУСТ
Я полюбил весомые слова,
Просторный август, бабочку на раме
И сон в саду, где падает трава
К моим ногам неровными рядами.
Лежать в траве, желтеющей у вишен,
10
У низких яблонь, — где-то у воды,
Смотреть в листву прозрачную
И слышать,
Как рядом глухо падают плоды.
Не потому ль, что тени не хватало,
Казалась мне вселенная мала?
Движения замедленны и вялы,
Во рту иссохло. Губы как зола.
Куда девать сгорающее тело?
Ближайший омут светел и глубок —
Пока трава на солнце не сгорела,
Войти в него всем телом до предела
И ощутить подошвами песок!
И в первый раз почувствовать так близко
Прохладное спасительное дно —
Вот так, храня стремление одно,
Вползают в землю щупальцами корни,
Питая щедро алчные плоды
(А жизнь идѐт!), — всѐ глубже и упорней
Стремление пробиться до воды,
До тех границ соседнего оврага,
Где в изобилье, с запахами вин,
Как древний сок, живительная влага
Ключами бьѐт из почвенных глубин.
Полдневный зной под яблонями тает
На сизых листьях тѐплой лебеды.
И слышу я, как мир произрастает
Из первозданной матери — воды.
1939
В МАВЗОЛЕЕ ЛЕНИНА
Иди познай людское дело
И в мавзолей войди, как в жизнь, –
Рукой дрожащей и не смелой
Его бессмертия коснись.
11
Здесь всех основ лежат начала.
Мы знаем, что и он любил.
Он тоже был живым сначала
И этой площадью ходил.
По тем же стѐршимся ступеням…
Но как ни мудрствуй, ни пиши,
Ты не вместишь в названье ЛЕНИН
Вселенский взмах его души.
Пройди весь мир насквозь и снова
Вернись к нему, и у Кремля
Тебя согреет этим словом
Его родившая земля.
Им каждый подвиг наш пронизан,
И он во всѐм, чем мы живѐм,
Он нам необходим и близок –
Мы в нѐм бессмертье узнаѐм.
1938
ТОРЖЕСТВО ЖИЗНИ
Рассвет сочился, будто в сите,
Когда в звенящем серебре
Рванулся резко истребитель
Косым движением к земле.
Пилот, в бесстрашье шансы взвесив,
Хватался в спешке за рули,
Но все дороги с поднебесья
К суровой гибели вели.
И с жаждой верной не разбиться,
Спасая в виражах мотор,
Хотел он взмыть, но силу птицы
Презрели небо и простор.
12
Она всѐ тело распластала,
Скользя в пространстве на крыле,
И вспышкой взрыва и металла
Жизнь догорела на земле.
...А сила ветра так же крепла,
Восходом солнца цвѐл восток,
И на земле сквозь дымку пепла
Пробился утренний цветок.
Уже истлели тело, крылья,
Но жизнь, войдя с людьми в родство,
Презрев пред гибелью бессилье,
Своѐ справляла торжество.
