А вот ответ сэра Г. Дэви молодому переплетчику:

Фарадей всю жизнь остался верен королевскому институту, отказываясь от самых выгодных мест и даже от баронетского титула, составляющего предмет самых пылких желаний англичан. Он был того мнения, – и нам оно кажется справедливым, – что этот титул не принес бы ему никакой пользы, потому что не научил бы его ничему новому.

С 1824 Фарадей – член королевского общества; в настоящее время он старший из восьми иностранных членов академии наук нашего Института: он избран в 1844 г. на место Дальтона. По странной случайности, трое ученых, следующих по списку за Фарадеем, все англичане: сэр Давид Брьюстер, сэр Джон Гершель и Ричард Оуэн; они избраны на места Берцелиуса, Гаусса и Роберта Броуна, в 1849, 1855 и 1859 годах. Я нарочно привожу эти имена, чтобы показать цену и значение звания члена нашей академии, которая всегда выбирает в сочлены восемь важнейших иностранных представителей науки. После выставки 1855 г. Французское правительство послало Фарадею командорский крест Почетного Легиона; в 1832 Оксфордский университет поднес ему степень доктора прав. Один английский писатель прибавляет, что это единственные знаки отличия, которые Фарадей согласился принять.[1]

До сих пор мы говорили о нравственном характере в научном значении Фарадея и вкратце рассказали его жизнь, вполне посвященную науке. Теперь следует представить беглый обзор важнейших трудов его. Быть может, читатели, найдут, что технические подробности, в которые я войду, представляют резкую противоположность ясным теориям и опытам, описанным и объясненным так просто и понятно в Истории свечки ее знаменитым автором. Но, делая это, я исполняю требование необходимости. Впрочем, самолюбие мое будет вполне удовлетворено, если Введение мое прочтут хотя только до этой страницы, не поддавшись желанию поскорее приступить к рассказу Фарадея. В течение сорока одного года Фарадей издал три тома in 8°[2] и сто восемь мемуаров, помещенных в Quarterly journal of science, в Philosophical magazine и в Proceedings of the Royal Institution.

В трудах его мы видим две главные стороны: в молодости он занимался преимущественно химическими исследованиями; в этом отношении особенно замечательна его весьма оригинальная работа о составе стали, очень часто цитируемая. Когда в Англии начались серьезные попытки воспользоваться углеводородным газом для общественного освещения, прежде всего разложили нагреванием рыбьи жиры и получали газ замечательных свойств; состав его долго занимал Фарадея, и анализ его привел к открытию большего числа газообразных и жидких начал, в высшей степени горючих; Фарадей тщательно изучил их свойства и с необыкновенною точностью определил их состав. Другим трудам его наука обязана самым важным подтверждением давно указанных аналогий между газами и парами. Единственное различие, существующее между этими двумя видами упругих жидкостей, состоит в том, что одни могут быть обращены давлением или холодом в капельножидкое состояние, а другие постоянны и никогда не плотнеют. Фарадей значительно уменьшил число газов, считавшееся до него. Многие из них, устоявшие прежде против всех попыток химиков, в его руках обратились в жидкости. Он достиг этого успеха при помощи самых простых снарядов, но по принципу совершенно новых. Эти аппараты сделались классическими и употребляются всегда с успехом и с полною безопасностью на всех курсах химии.

Около 1830 г. Фарадей занимался выделыванием оптических стекол, которые очень трудно получить без недостатков во внутреннем строении и достаточно разнообразных свойств. В это время он приготовил свои тяжелые стекла, при помощи которых, много лет спустя, произвел один из самых блистательных опытов новейшей физики.

Его главный труд, занявший его зрелые годы и которому он посвятил все свои силы и здоровье, несокрушимое при иных условиях, относится к электричеству и магнетизму. Здесь во всем своем могуществе развертывается непобедимая энергия человека, решившегося пролить свет на самые темные явления, неопровержимо доказать тожество причин, возбуждающих электричество и магнетизм, и доказать единство всех сил природы опытами, которые дали бы возможность отвести их к одному началу. Все результаты этого удивительного труда, встречавшего громадные препятствия, теперь окончательно упрочены за наукою.

Фарадей никогда не мог оставить ни одного вопроса нерешенным: ему необходимо решить его отрицательно или положительно, Фактом или целою совокупностью фактов. Предвзятые идеи касательно явлений природы всегда руководили им в его изысканиях, но никогда не порабощали себе эти изыскания. Смелый в попытках, потому что – как он мне сам сказал – нелепость не всегда невозможна, он изумляет своими изобретениями; но осторожный в выводах, он всегда доказывает то, что утверждает.

Хотя ученые не всегда безусловно принимали его взгляды, но собственные его выводы из них постоянно отличаются безукоризненною логикою. Сколько раз оправдывали его те поразительные опыты, которые он изобретает и производит во множестве, чтобы поддержать свои идеи! Труды Фарадея популярны, хотя он писал свои сочинения, вовсе не имея в виду сгладить для читателя трудности предмета и сухость некоторых опытных доказательств. За то в них все так умно и оригинально!

Таковы отличительные свойства тридцати мемуаров, напечатанные в Философских исследованиях и потом изданных особою книгою, под заглавием: «Опытные исследования об электричестве. Когда ток проходит по металлической проволоке, как напр. по проволоке телеграфа, другая металлическая проволока, находящаяся близ первой, но отделенная от нее уединяющим телом, подвергается странному влиянию этого соседства. В ту минуту, как ток входит в первую проволоку, во второй развивается ток в обратном направлении. Но этот ток, называемый наведенным, немедленно прекращается, хотя бы электричество продолжало проходить по первой проволоке. Следовательно, наведенный ток мгновенен. Он снова обнаруживается, но уже в противоположном направлении, когда прерывается сообщение первой проволоки с прибором, дающим электричество первого или наводящего тока. Итак, во второй проволоке наведенный ток обнаруживается на мгновения в ту минуту, когда в первую вводят электричество, и в ту, когда в ней прерывают ток. Наведенный ток открыт в ноябре 1831 года.

Анпер уже показал тожество причин, порождающих электричество и магнетизм. Фарадей представил много самых сильных доводов в защиту этого, правда, уже выигранного дела. Основываясь на наведенных токах, развивающихся под влиянием магнита, двигающегося над металлическим проводником, он дал теоретическое объяснение одного великолепного опыта Араго, которого в то время никто не понял. Объяснение это было необходимым следствием великих открытий последнего времени.

Этот мгновенный наведенный ток был признан по своему действию и по образу своего проявления тожественным с электричеством электрической машины, так что теперь, при помощи индуктивных машин, которые так искусно приготовляет Румкорф, можно из столба в несколько элементов получить искры в 30 и 50 пентаметров длины. Можно добывать также громовые искры, которые в силе не уступают искрам самых сильных электрических батарей прежнего времени. Дело в том, что электричество, производимое химическими сочетаниями в столбе, обладает интенсивностью, о которой до Фарадея не имели даже достаточного понятия. Столб из небольшого числа элементов в несколько секунд разлагает целые граммы воды. Электричество молнии не могло бы разложить ни капли, а между тем искра столба не имеет видимой длины.