Другим ненавистным для Джеймса уроком было каратэ.

* * *

— Двадцать девятый день, — объявил мистер Лардж.

На голове у Ларджа красовалась зеленая бейсболка.

Впервые за весь курс рядом с ним не было двоих помощников. Часы показывали 5.50. Шестеро оставшихся курсантов выстроились возле своих кроватей.

— Кто может сказать, чем отличается сегодняшний день от других?

Ответ знали все. Но гадали, такого ли ответа ждет Лардж. Неверный ответ на вопрос мистера Ларджа мог привести к тяжелым последствиям. Уж лучше скрестить пальцы и надеяться, что пулю получит кто-нибудь другой.

— Номер семь, ты можешь сказать, чем отличается сегодняшний день?

Джеймс проклял судьбу.

— Сегодня Рождество, — сказал он.

— Правильно, малыши. Рождество. Две тысячи три года назад родился Господь наш Иисус Христос. И как мы это отпразднуем, Джеймс?

Этот вопрос был заковыристым, потому что на него не было очевидного ответа.

— Получим выходной, — оптимистично предположил Джеймс.

— Это было бы неплохо, — сказал Лардж. — Мисс Смоук и мистер Спике уже получили выходной. И у всех ваших учителей тоже выходной. Здесь остались только вы, шестеро бедолаг, да ваш покорный слуга. Я знаю, как мы с вами отпразднуем Рождество. Остаток дня посвятим занятиям по каратэ и физподготовке, без всяких прочих уроков, которые только отравляют вашу и без того непростую жизнь.

Лардж нажал пуговку на бейсболке. На козырьке вспыхнули красные огоньки, сложившиеся в силуэт елочки, тоненько заиграла рождественская песенка.

— Такая красота, аж слезы на глаза навернулись, — сказал Лардж и отшвырнул бейсболку. — Итак, празднование окончено, перейдем к занятиям.

* * *

Занятия по каратэ проводились не на пружинистых матах, как в додзё, а в полях, окружающих учебный корпус. Босые ноги вязли в ледяной жиже. Все уроки проходили одинаково. Сначала ребятам показывали прием-другой, потом их надо было отрабатывать, доводя до автоматизма. Потом повторяли другие приемы, заученные раньше. Каждый урок заканчивался боем в полный контакт.

Джеймсу нравилось сознавать, что он учится каратэ. Ему всегда хотелось освоить это искусство, но мешала лень. Теперь у него было пять занятий в неделю, однако быть партнером Керри оказалось весьма непросто. Она уже имела зеленый пояс, Джеймс же еще не удостоился и голубого*. Мальчик без конца падал и задыхался от изнеможения, а Керри выполняла те же самые приемы безо всяких усилий. По крайней мере один раз за каждый урок она помогала Джеймсу и спасала его от неминуемого наказания, но Джеймс терпеть не мог, когда она с самодовольным видом указывала ему на ошибки, а в конце каждого спарринга* едва не убивала его.

Хорошему каратисту положено предвидеть атаки противника, уклоняться от них или блокировать. Но Керри двигалась проворно и знала такие приемы, о существовании каких Джеймс и не подозревал. В конце поединка он неизменно лежал на земле, корчась от боли, а Керри умудрялась не пропустить ни одного удара. Гордость не позволяла Джеймсу признать, что ему больно. Керри была меньше него, моложе, да еще и девчонка. Как же он мог жаловаться, что она его побила?!

* * *

Без привычных уроков рождественское утро обернулось шестью часами безжалостной физподготовки. Курсанты едва держались на ногах. Лардж не дал им даже позавтракать. Перед глазами у Джеймса все плыло от заливающего лицо дождя, но руки так онемели от холода, что он не мог даже утереться. В дополнение ко всем обычным мучениям Керри на спарринге больно лягнула его в ногу.

В 13.00 Лардж вывел курсантов из учебного сектора. Ребята взволнованно загалдели. С самого первого дня они не выходили за забор. Неужели их накормят рождественским обедом?! Впрочем, они достаточно хорошо изучили ход мыслей мистера Ларджа и старались не выказывать излишних надежд.

Лардж велел курсантам остановиться, когда они подошли к главному корпусу так близко, что могли заглянуть в окна столовой. Посреди зала стояла четырехметровая елка, украшенная гирляндами мерцающих огоньков. Столы были сдвинуты, накрыты золотистыми скатертями и сервированы фарфоровыми приборами. Джеймс мог думать только об одном — как там тепло.

— Если уйдете прямо сейчас, — сказал Лардж, — то успеете добежать до своих комнат, принять горячий душ и поспеть к рождественскому обеду.

Джеймс знал, что Коннор подумывает об уходе, и был уверен, что это станет последней каплей. Лардж велел им построиться на площади и делать приседания и прыжки. А внутри ребята рассаживались за праздничный стол. Кое-кто помахал несчастным курсантам рукой. Джеймс выискивал глазами Кайла, Брюса и Эмми, но не видел их.

— Можете хоть все сейчас сдаться, — орал Лардж. — Вам всё равно не продержаться до конца. Идите внутрь. Пообедайте всласть. Поболтайте со своими приятелями. Вы же этого хотите... Нет? Вы уверены, салаги? А что вы скажете после двадцати отжиманий?

Когда они встали после отжиманий, к окнам подошли Каллум и Брюс. У Каллума рука была в гипсе. Он открыл окно.

— Не сдавайся, Коннор, — крикнул Каллум брату. — Надеюсь, когда я тебя увижу в следующий раз, ты будешь в серой футболке.

Коннор кивнул.

— Сделаю всё, что смогу. Счастливого Рождества!

Брюс оттолкнул Каллума от окна.

— Не переживайте из-за Ларджа, — крикнул Брюс — Он просто старый козел, который любит помыкать детьми.

Джеймс слегка улыбнулся, но так, чтобы Лардж этого не заметил. Мистер Лардж подскочил к окну.

— А ну, закрыть окно! — заорал он.

— Ладно, старик, — сказал Брюс и исчез.

Мистер Лардж обернулся. Его лицо пылало от ярости.